Остальные главы здесь
Лишь будучи втянутой в задуманное дело, я поняла, как работает тюремная иерархия. Старшая сделала первый взнос из собственного кармана, оплатив услуги двух надсмотрщиц, под зорким взглядом одной из которых мы должны были шить одежду из дуплексированной ткани в ночную смену. Другая же обязалась оставлять ключи от того цеха, где намечалась работа и, собственно, предоставлять сам материал. Помимо этого были оплачены услуги завхоза, ведь именно он и должен был каким–то фокусом выделить нам рулон ткани на дело. Остальные задачи Старшая передавала через Помощницу. Лекала, по которым должна была шиться форма, были надёжно спрятаны в цеху, а список с покупателями – неким сообществом рыбаков–охотников, я должна была запомнить наизусть, а бумажку уничтожить.
Мне же предстояло выбрать женщин для работы в цеху. Хотя «выбрать» не совсем подходящее слово, скорее принять, так как Помощница с Валютной уже указали мне на тех, кого можно было считать надёжными. Это были зечки со статусом, вроде Считалки, и главы семей. Всего двенадцать женщин, которые не стали бы болтать. Я по–прежнему намеревалась создать кассу взаимопомощи из тех процентов, что оставались после всех раздач, и главы семей поддержали меня, отказавшись от процента за работу в пользу общака.
Заключительным нюансом в подготовке к делу был разговор с ночным охранником, которого мне было нужно заарканить. Это было ключевым моментом, так как по плану он был основным исполнителем, на долю которого выпадало вынести товар из здания тюрьмы, реализовать его и принести обратно деньги. Самым горьким было то, что, несмотря на основную роль в деле, никто не собирался платить ему достойных денег. Простыми словами, лейтенант, мне предстояло воспользоваться его доверчивостью и юным неокрепшим умом, чтобы достичь собственной цели.
– Тебе повезло! – начал он диалог, вызвав меня к себе очередной ночью.
– И в чём же?
– Мой командир одобрил тему дипломной, иначе не спасла бы она тебя от моего могучего члена!
– Не льсти себе и не путай! Ты меня не трахнул только потому, что отец ребёнка – капитан МВД, который оторвёт тебе всё могущество, если навредишь его потомству! С дипломом же я предложила помогать тебе за плату! Принёс первый взнос, как обещался?
– Принёс! – монетами насыпал он мне в ладонь неважные копейки.
– Что это?
– Деньги! Те же, что я платил Помощнице за сексуальные услуги Валютной!
– По–твоему, секс с проституткой и скандальный дипломный проект стоят одинаково? – возмутилась я.
– Ты бы губу закатала!
– Что ж, твой командир будет огорчен, узнав, что диплома не состоится, а ведь он, наверняка, надеялся и сам попочивать на лаврах славы за работу его самого успешного ученика! – вызвала я «слюну» соблазна на губах «зелёного» студента.
– И сколько ты хочешь?
– Среднестатистическую месячную зарплату, такую, как принято платить на воле.
– Да я сам получаю копеечную стипендию и минимальную почасовую оплату за те редкие ночи, что работаю здесь. Откуда у меня столько денег–то?
– Если ты читал моё дело, то знаешь, что в нём фигурируют очень известные личности, особенно судья с высокой репутацией и сотнями дел за плечами. Свою историю я могу отлично продать СМИ! А могу написать с тобой, сделав тебя её автором. Ты же, после сдачи дипломной, сможешь сам затолкать её в телек и газеты, и получить гонорар! И слава, и деньги, и дипломная!
– А чего сейчас им не продашь? Вот и выручила бы деньги!
– Потому что всему своё время. Начну афишировать дело сама, без адвоката и доказательств, так меня и заткнуть могут, те же самые люди, что судье проплатили моё нахождение здесь. Или следы подтереть, а то и журналюг подкупить! Я же желаю мести каждому, кто виновен в том, что я оказалась за решёткой!
– Говоришь, доказательств нет! А на чём тогда основывать дипломную работу? Лишь на твоих догадках?
– Твою работу мы начнём писать уже сейчас, пока я пребываю в этой колонии. Потом состоится суд, где тайное станет явным, и ты получишь свои доказательства прямо из «печки», в официальном виде! С ними делай, что пожелаешь! Иди сразу к СМИ или жди сдачи диплома. Дело твоё!
– Ладно, но у меня, и правда, нет таких денег!
– Пожалеть тебя что ли и сделать ещё одно предложение?
– Какое?
– Будешь кое–что делать для меня вместо месячной зарплаты!
– И что?
– Выносить отсюда партию одежды, сшитую нами, продавать определённым лицам и приносить обратно денюжку, из которой буду платить тебе два процента. Ты же ещё и в плюсе будешь!
– Ты что, очумела? – поперхнулся он. – Ты, малявка в исправительной колонии, хочешь незаконным делом заняться? Да если нас на этом поймают, обоим светит уголовная статья, а мне ещё и крест на будущей карьере!
– Да, это рискованно, но у меня уже всё схвачено и надсмотрщицы точно не станут поднимать шумиху. Они ж не дуры! За свой процент готовы рисковать! Зарплата в тюрьмах маленькая и лишний доход никому ещё не помешал. А я через пару сделок стану Старшей, и твоя работа пополнится красивой историей о тюремной Золушке, превратившейся в Принцессу.
– Я боюсь так подставляться!
– Так и я боюсь, но, знаешь, как говорят: тот, кто не рискует, не пьёт шампанского, не трахает королеву и не живёт во дворце, – придумала я на ходу окончание известной фразы. – Я тебе больше скажу, я рискую вдвойне, привлекая тебя, потому что один неосторожный шаг, который ты можешь допустить, приведёт к краху нас обоих. Я отвечаю за двоих!
– А ты не боишься, что я начальству тебя заложу?
– И что ты получишь за это? Чем выгоднее сдать меня, вместо того, чтобы писать диплом и иметь 2% с каждой ежемесячной сделки?
Охранник задумался и нервно заходил по конуре туда–сюда:
– Мне надо подумать!
– Подумай и, пожалуйста, просчитай, как будешь выносить товар и приносить мне выручку без лишних глаз и непредвиденных проблем! Ну, а, если твои мощные, как ты назвал их, яйца, всё–таки всмятку, то неси стандартную зарплату за диплом. Или прости – прощай!
Конечно же, мальчишка согласился на сделку, и начеркал мне календарь своих рабочих смен, под которые мы собирались подстроить сам пошив. Теперь оставалось ждать команды Старшей, ибо по ней мы бы и начали первую операцию, что прозвали «рыбалка».
Помимо незаконного пошива, меня беспокоило то, что моё заявление о государственном защитнике до сих пор оставалось не отвеченным, а, может быть, и не рассмотренным. Уже всего ожидая от капитана, я заподозрила, что либо он, либо майор–юрист приложили к этому руку. Денег на частного адвоката у меня по–прежнему не было, и всё, что я могла сделать – подать повторное прошение о гос. защитнике.
Ещё одним беспокойством стало здоровье Считалки. Последние дни она серьёзно кашляла, сетуя на то, что простыла, но мне казалось, что всё гораздо серьёзнее. Ночами я часто сидела с ней, почти задыхавшейся от кашля, питая надежды на то, что обещанный конвоиршей врач, наконец–то, примет её наутро. Только утра проходили одно за другим, а врача всё не было. Любительница покурить, все свои силы и деньги она «клала» на сигареты, поэтому её личный счёт был пуст и дыряв, как решето. Не вынеся её мучений, я достала запрятанные у койки сигареты, что передал мне капитан, и продала пару пачек. На выручку, что я передала надсмотрщице, Считалке тут же назначили приём у терапевта, а позже оказалось, что моя наставница по шахматам, заболела раком лёгких. Это ужасно огорчило меня, ведь я успела узнать о жестокости и бесчеловечности этого места. Диагностика и лечение онкологии было чем–то мистическим в этой клетке медленной смерти, а плата за жизнь так велика, что ни одна заключенная не смогла бы позволить её себе. Единственное, что могло бы спасти Считалку – новый суд, который бы сжалился над больной и освободил её по состоянию здоровья. В отличие от меня, государственного адвоката ей предоставили достаточно быстро, и теперь вся надежда была на него и на справедливость Фемиды, в которую я давно утеряла веру.
– Тебе не нужно участвовать в пошиве левой униформы, – сказала я Считалке после того, как мы получили команду Старшей приступать. – Работа ночная и сложная, а тебе силы надо беречь!
– Силы на что? Я всё равно умираю.
– Суда ещё не состоялась! Глядишь, отпустят тебя!
– Да не верю я в эти сказки. Сама не знаю зачем к адвокату обратилась.
– Потому что надежда умирает последней, и все мы жить хотим!
– Ну, вот и я хочу остаток жизни провести в цеху, в компании близких людей.
– Где ты близких людей в тюрьме усмотрела?
– А как же ты? Неужели ты и меня врагом своим считаешь, Искра? – раскашлялась она на нервной почве.
– Нет, не считаю, – повинно посмотрела я на Считалку и обняла. – Будь по–твоему, участвуй! Только сейчас тебе надо поспать! За нами придёт конвоирша, когда будет тихо, тогда и начнём наш левак!
– Сыграем ещё одну партию в шахматы, а то волнуюсь перед делом!
– Не стоит волноваться! Если что, всё вину на себя возьму! Скажу, что заставила Вас работать за сигареты и угрозы. Вас тогда, конечно, тоже накажут, но не так как меня.
– За тебя и переживаю! За тебя и ребёночка!
– Когда я узнала, что беременна, мне приснился сон, в котором сынок обещал защищать меня от зла, как солнце, что защищает всё живое от тьмы. Я уверена, что всё будет хорошо, потому что его душа оберегает меня!
– Пусть так и будет! Но партию сыграем всё равно!
Считалка раскрыла свою портативную шахматную доску, и мы сели за игру, которая длилась около получаса. В конце у меня осталось две белые фигуры: пешка и король, а у моей соперницы – чёрный король.
– Ну вот, мы подошли к эндшпилю – окончанию игры, – пояснила Считалка, как будто мы играли впервые. – У меня король запросто может уничтожить твою пешку, но он боится твоего короля, который может захватить его. Что будешь делать?
– Ограничивать твою фигуру своим королём, одновременно с этим передвигаясь пешкой к концу доски.
– Хитро!
Белым королём я стала отгонять чёрного в другую сторону поля, методично продвигаясь белой пешкой к краю доски, что в конце привело к её превращению в фигуру, и к моей победе.
– Видишь, даже пешка может победить короля! – заметила Считалка.
– Да, но ещё этот эндшпиль научил меня тому, что за один ход короля не свергнуть!
– Верно! Желаю тебе удачно достигнуть конца доски, начиная движение уже этой ночью!
– Спасибо! – обняла я свою учительницу.
В полночь нас подняла проплаченная конвоирша. Я, Валютная и Считалка отправились в цех, к двери которого подошли и другие зечки, готовые трудиться на общее благо, а может, они, как и я мечтали превратиться из пешек в фигуры.
«Работаете тихо и быстро! – гавкнула шепотом надсмотрщица, протянувшая мне ключ от швейного зала. – Я буду дежурить здесь, за дверью. Полотно и лекала спрятаны под скамьёй у контрольного пункта. За собой всё приберёте к пяти утра, а недошитое сложите под скамью. Я сама уберу потом, куда следует!». Вторая подкупленная конвоирша следила за порядком и тишиной в спальном отсеке и служебных коридорах, гарантируя, что предупредит катастрофу, если кто–то направиться в промышленную зону.
Я открыла швейный зал и, достав необходимую ткань и инструкции к пошиву, мы принялись за работу. Не отрываясь от дела, мы измеряли, резали, строчили до пяти утра, а по сигналу спрятали неготовый товар под скамью и вернулись в камеры дожидаться обычной утренней смены. То же самое повторялось ещё три ночи с перерывами в сутки. Не буду жаловаться, лейтенант, о том, как ломило тело, болели пальцы и сохли глаза в конце проделанной работы, но в итоге мы произвели 14 камуфляжных костюмов для рыбаков и охотников. Уложив одежду на тачанку, я повезла их в коморку охранника, встретившего меня у швейного зала с товаром.
– Завози, – отпер он дверь.
– Ты всё продумал?
– Да, я принёс вакууматор с всасыванием воздуха, и герметичные пакеты. Утрамбуем это всё в спортивную сумку, с которой я обычно прихожу сюда. На выходном контроле будет пересменка, тогда и пройду ворота.
– Точно пройдёшь?
– Охранники – мои сокурсники и товарищи. Они на подработке в колонии, как и я, только задача у них – ворота охранять, а у меня – зечек. Ко мне они, вряд ли, придерутся. К тому же во время пересменки будут заняты передачей регистрационных записей в журналах и прочей суетой. Я и пройду спокойно! С вашими заказчиками я уже связался. Мы встретимся этим утром, на перекрёстке неподалёку отсюда. Деньги с продажи принесу в свою следующую смену, через двое суток.
– Хорошо! Давай укладывать товар!
Все эти два дня я была точно на иголках! Я испытывала страх, возбуждение, азарт, нервозность, а руки постоянно были ледяными, зато пульс учащённым и, временами, пугающим. Меня беспокоило два вопроса: сумел ли ночной охранник доставить товар клиентам и получил ли за него обещанную сумму? Признаюсь честно, что меня волновало и то, отдаст ли он мне деньги или поступит как мразь, присвоив их себе. Удивительно, но парень оказался честным и отдал мне всё до копейки при очередной встрече.
– Твои два процента, как и положено! – отсчитала я ему пару купюр.
– Ух ты, на новые наушники к плееру хватит! – засиял он, точно малыш увидевший конфету. – А мне понравилось участвовать в деле! Было круто!
– Не заигрывайся в великого контрабандиста! Это опасно! – серьёзно оборвала я его веселье.
– А я теперь люблю риск! – возбуждённо тараторил он. – И вообще, ты мне всё больше нравишься! Ты крутая баба!
– Мне возвращаться пора! В следующую встречу принеси тетрадь! Приступим к твоей дипломной! – протянула я руки для наручников.
Ведомая им по коридору в камеру, я испытывала угрызения совести за то, что свела парнишку с верного пути и открыла мир преступный и рискованный. А ещё я дико нервничала за крупную сумму денег, лежавшую в кармане формы, потому что не знала, куда её спрятать от своих же сокамерниц и от утренних надсмотрщиц. На полпути к нам подошла всё та же конвоирша, что надзирала за «чёрным» пошивом одежды все эти ночи, и переняла меня у охранника.
«Сынок, защити меня!», – просила я помощи своего дитя, ужасно переживая о том, куда она меня вела. Но всё оказалось проще, чем я себе воображала. Конвоирша привела меня в камеру Старшей, и вышла за незапертую дверь, оставив нас наедине.
– Ну что, принесла сумму?
– Конечно! – вытащила я деньги из кармана.
– Давай делить! – пересчитала она купюры. – Тут двух процентов не хватает!
– Охраннику отдала за его содействие.
– Хм, – усмехнулась Старшая. – А ты молодец! За два процента его нагнула! Можно сказать, отомстила за Валютную, ведь именно за эту сумму она ему и даёт. За вычетом моих процентов, конечно!
– Вы забираете большую часть от её заработка, хотя Вашего вклада в дело нет! – опустив глаза, сказала я правду.
– Ты не забывайся, и честность свою с амбициями себе в одно место засунь! Иначе и своих 33% не получишь!
Старшая скрутила свою долю в рулон, и, заслонив тканевой перегородкой заднюю часть камеры, спрятала где–то там от моих и всеобщих глаз. Вернувшись, она протянула мой заработок: «Убери в карман и вали отсюда!».
Я сделала, как она велела и тихонько постучала в дверь, сообщая надсмотрщице, что разговор окончен, и я готова отправиться к себе.
Войдя в свою камеру, в тишину и мрак, который обычно и царил тут ночью, я тяжко выдохнула, стараясь выдуть из лёгких и сердца всё то беспокойство, которым жила и дышала последние дни. Я сделала шаг к своей койке, как вдруг на весь спальный отдел завизжала гулкая сирена, а по площади здания включился яркий дневной свет. В камеру забежало четыре надзирателя мужского пола. Двое до боли скрутили мне руки и вывели в коридор. Вторая пара объявила в камере шмон – обыск. Ото всюду теперь звучали свист и выкрики взволнованных зечек, а моё сердце выпрыгивало из груди. Проверив мои карманы и вытащив деньги, один из охранников всегласно объявил, что нычка найдена.
– Я ни в чём не виновата! – зарыдала я.
– Ты и в суде то же самое твердила! – огрызнулся на меня надзиратель, а я поняла, что частично он был прав, и эта фраза стала моим тюремным девизом, хотя в данный момент, я, действительно, совершила преступление, в котором была повинна.
– В карцер её! – отдал приказ второй конвоир, получивший сообщение по рации, прикрепленной на плече.
– За что? – испуганно и глупо прозвучал мой вопрос.
– Злостное нарушение установленного в колонии порядка. Ты и все пособники под суд пойдёте! А пока в карцере посидите!
– Я беременна, – выпрашивала я милости.
– Ну, что ж, тогда тебе перину там постелют! – жестоко ответил мне надсмотрщик.
– Кто меня сдал? – сменила я испуг с расстройством на злость.
– Тебя и всех прочих Старшая заложила.
– Но она и сама процент получила!
– Я тебе не суд! Там объясняться будете и глаза друг другу выцарапывать! – насильно повёл он меня в карцер.
Проходя мимо камеры Старшей, дверь в которую была открыта, ведь всех заключенных трясли на деньги и другие запрещённые предметы, я поймала её высокомерный взгляд на себе.
– Почему ты предала меня? Я же выполнила все условия! – закричала я, пока конвоир не успел заткнуть мне рот.
– Ничто не вечно в этом мире, да только ты ещё мала, чтобы отдавать приказы, которые другие будут исполнять! – тихо ответила она, намекая на то, что изначально поняла мою цель по её свержению, а сделка – была способом наказать меня за попытку бунта.