Народная житейская мудрость гласит: «Хочешь жить - умей вертеться»; «Наглость - второе счастье»; «Дай только ей волю, захочется и поболе»; «Ей дай палец, так она всю руку откусит»… Хотите убедиться в правдивости всех этих поговорок разом? Вот тогда вам реальная история из жизни.
До XVIII века знатные женщины в России (включая представительниц царской семьи) сами вскармливали своих детей, если было молоко и позволяло здоровье. С петровских времён, когда наша страна стала во всём копировать европейские нравы и обычаи, нормой в богатых семьях стали кормилицы, а вскармливать своего ребёнка самой сделалось немодным моветоном.
На селе находили самую румяную, полную, пышущую здоровьем молодую женщину, которая сама недавно родила, и могла поделиться молоком с ребёнком барыни.
Мимолётное материальное благополучие и быстрая отставка
Стать кормилицей - для любой крестьянки было удачей. Ей и её семье назначалось заметно превышающее их обычные доходы пособие, а после окончания периода кормления – женщину отпускали домой с щедрыми подарками. Такая была традиция.
Александре Негодовой особенно повезло. Эту крестьянку из Новоторжсковского уезда Тверской губернии в 1904 году выездная комиссия во главе с придворным врачом-акушеркой Софьей Защегринской выбрала в кормилицы для самого наследника престола – царевича Алексея!
Простая деревенская женщина поселилась, вместе со своим младенцем, во дворце, стала кушать царскую пищу и ходить в прекрасных платьях. Правда, не модного французского фасона, а традиционно русского. Но по качеству ткани и исполнения – не хуже, чем у придворных фрейлин.
Ей назначили «гонорар» в размере 150 рублей в месяц! Астрономическая сумма! Для сравнения: средняя зарплата горничных и прочей домашней прислуги тогда составляла 5-7 руб. в месяц; рабочего на заводе или фабрике – 12-20 руб. в месяц.
К сожалению для Александры, продолжалась эта сказка в её жизни стала мимолётной, всего на 1 месяц: царевич Алексей родился 12 августа, а уже 19 сентября Негодову отстранили от обязанностей кормилицы, по причине «зажирения молока», и взяли на это «хлебное место» другую женщину.
Александру же – отправили домой в деревню, с щедрыми подарками (по традиции): купили и доставили в её дом кровать, две подушки, полотенца, ткани для шитья, серебряные часы и т.д. Плюс ещё – пожизненная пенсия: 100 рублей в год.
Не постеснялась «лезть в глаза» с житейскими просьбами
Но бойкая крестьянка этими дарами не удовлетворилась. Пользуясь благорасположением к ней её тёзки – царицы Александры Фёдоровны (в девичестве Алиса Гессен-Дармштадская) – Негодова обратилась к ней с пустяковой просьбой: устроить мужа на службу в столичную полицию. Где жалование было весьма приличным, особенно в сравнении с доходами бедного крестьянина или простого рабочего-пролетария.
Просьба была удовлетворена, и простой деревенский мужик Филипп Негодов, по прозвищу Крот, стал питерским полицейским. Потом, однако, у Крота стали хронически болеть ноги, и по новому ходатайству супруги он получил ещё более «тёплое» место – должность сидельца винной лавки.
(В Российской империи действовала государственная монополия на алкогольную продукцию, и легально продавалась она только в казённых магазинах).
По личной просьбе царицы министру финансов, с 1908 года Филипп стал работать сидельцем. Через несколько лет, в 1911 году, в его винной лавке обнаружилась крупная недостача (700 рублей!), но на это решено было закрыть глаза.
Летом 1913 года Александра Негодова через ходатайство царице устроила свою дочь в Петровскую женскую гимназию (плату за её обучение, 100 руб. в год, императрица взяла на себя); а вторую дочь и сына – в пансион принца Петра Григорьевича Ольденбургского (обучение в котором приравнивалось к образованию в казённом реальном училище).
Поскольку в пансионе дети не только учились, но и жили на полном содержании – это одолжение бывшей кормилице обошлось императрице уже в несколько сотен рублей в год.
А в октябре того же 1913 года Филипп Негодов, по кличке Крот – бесследно исчез, прихватив с собой из кассы 1213 рублей казённых денег. Никаких репрессий в отношении семьи не последовало. Более того: на очищенное им с таким позором место сидельца винной лавки заступила, с позволения властей, его супруга Александра!
В феврале 1914-го года Крот, нагулявшись где-то, и прокутив чудовищную по тем временам сумму казённых денег, вернулся в семью. Он рассыпался в извинениях и глубоком раскаянии. Мол, бес попутал, «я расстроен, убит горем совести, прощу прощения за свой поступок…» - так Филипп писал, направляемый супругой, в своём прошении секретарю императрицы Александры Фёдоровны. И его не посадили, а простили!
Вот так, не стесняясь лишний раз обратиться к «вышестоящему начальству» с просьбой, простая крестьянка из Тверской губернии круто изменила свою судьбу: переселилась с семьёй в столицу, устроилась на «тёплое место», и обеспечила образование своим детям.
Царская же семья, естественно, не обеднела от этих трат. За счёт русских крестьян и рабочих она содержала целую армию прихлебателей из Европы, и там речь шла отнюдь не только о бесплатном образовании детям да устройстве на престижную «непыльную» работу. Фактически ведь, всё это были деньги народа, и наглая Александра Негодова, как представительница этого самого народа, просто на одну миллиардную долю возместила себе эти деньги. А что муж ей достался непутёвый – так цирроз печени ему судья.
