Морис бездумно смотрел в окно экипажа, размышляя над событиями последних дней. Череда странных убийств, совершенных на этой неделе, и так достаточно сильно занимали его мысли. Но тело, найденное сегодня и имеющее точно такие следы на теле, как и у всех жертв Бонсона, застало его врасплох. Он считал с историей колдуна покончено, хоть и не давали покоя детали гибели учителя. Изувеченное тело оставляло кучу сомнений. Из подтверждений того, что оно принадлежало колдуну, лишь слова Тайрин. И он верил ей… Хотел верить, но нечто незримое, неуловимое, не позволяло ему отпустить эту историю. Девушка что-то не договаривала, он чувствовал это и не мог объяснить ее мотивов. Разве только история выглядела совсем иначе, чем рассказала она.
Морис тут же отодвинул эту мысль. Нет, она ведь не могла обманывать его. Но, как показывала практика начальника Тайного сыска, - злодеем мог оказаться кто угодно, подобно волку в овечьей шкуре и от того у него скребло на душе еще сильней.
Но даже не взирая, на подозрения в том, что Тайрин не все рассказала Морису о ночи гибели Бонсона, он верил, она – не убийца. И был готов отдать все на свете, лишь бы оказаться правым. Ведь эта девушка, с огненными волосами, пробралась ему не только под кожу, но и крепко завладела его сердцем.
Если они не виделись, то Морис лишался сна и аппетита, тосковал по ней, представляя чем занята девушка в это мгновение. Мысли о том, что она в этот миг, так же, как и он лежит в кровати в одной тонкой сорочке, сводила его с ума. Он фантазировал, будто находится с ней в одной постели, медленно задирая легкий хлопок и касаясь нежной кожи там, где пока мог лишь мечтать.
Первые несколько раз, когда мысли перешагнули ту самую черту, которую он избегал осознанно, ему казалось, что даже подобные фантазии способны очернить любимую девушку, и он гнал их прочь. Но ночами, когда сознание начальника Тайного сыска балансировало на грани сна и реальности, порочные картинки сами пробирались к нему в голову, учащая дыхание и заставляя сердце сбиваться с ритма. Но даже эти картинки и мысли оказались настолько волнительными и сладкими, что он поддался им, впуская порок.
Он больше не боялся этих мыслей, наоборот, поддавался им, представляя на себе ее руки, губы и не замечал, как доводил себя до кульминации, снимая навалившееся напряжение. Но стоило удовольствию схлынуть, как Морис становился противен сам себе и его неизбежно затапливало волной стыда перед Тайрин. Он понимал лишь одно, что пропадет без нее и хотел как можно скорее сделать ей предложение, лишь бы прекратить эту муку. Но долг чести, давление ордена и вопросы, оставленные после смерти Бонсона, сдерживали его порыв. Сперва он должен доказать то, что она чиста не только телом, душой, но и поступками.