История одной семьи
Тяжелый получился разговор.
-- На сороковину никого из Кузнецовской родни не зови и сама к ним не ходи, -- первым делом предупредила Маша. -- Помощи не принимай, разве что от Аграфены с дедом Иваном, от остальных сейчас всего можно ожидать. Вещи дорогие, что есть, продай. А то придут, да опишут. Золотишко, если есть, спрячь подальше, чтобы при обыске не нашли.
Таня ахнула -- обыск, конфискация! Неужели и эта беда на нее свалится?
--- Может свалится, а может и нет, тут бабушка надвое сказала, как прокурор решит, но ты приготовься. Да у тебя и конфисковывать-то нечего. -- Маша оглядела скудную обстановку -- старый дерматиновый диван, комод кустарной работы, круглый стол, буфет "сто лет в обед", такое же трюмо с мутным зеркалом. Да, много добра нажил Степан с Татьяной!
--- Разве что телевизор... Продай, на всякий случай. Я на заводе поспрашиваю, найду покупателя. Суда не бойся, -- продолжала Маша. --- Я узнавала, ты хотя и была женой завмага, но материальной ответственности на тебе не было, а по наследству она не передается. Конечно, если прокурор зверюга будет, придется поупираться, адвоката требуй. Но в твою пользу и тот факт, что имеешь двоих несовершеннолетних детей, иждивенцев. Такие обстоятельства учитываются. На работу устраивайся, сиднем дома не сиди. Среди людей всегда легче горе переносить. К нам на завод не зову -- ты женщина нежная, деликатная, тебе среди рабочего класса делать нечего. А если в буфет вернуться?
-- Не возьмут. И место занято, и статья у меня в трудовой -- тридцать третья. С такой статьей только в дворники или уборщицы. Даже в школу нельзя. Да я и сама не пойду, здоровье не то.
Неожиданно Маша спросила: не пойму, как могло такое случиться, что Степан вдруг превратился в запойного пьяницу, куда она, Таня, смотрела, почему не остановила? Он с войны пришел -- не пил, не курил...
--- А это не вдруг, -- горько усмехнулась Таня. --- Пьянка началась давно, еще в облпотребсоюзе. Быстро начальником стал, возомнил, что он Бог и царь! Его везде с рюмкой встречали, когда по командировкам ездил, а я рядом не стояла, за руку его не держала. Домой-то он приезжал, как огурчик. Молодой еще был, организм крепкий. Даже когда уволили его из начальников, сильно не запивался, хотя очень переживал, не мог смириться. Меня обвинять легко, родня его на меня волком смотрит, а раньше подарками задаривали, "Танечка, Танечка". А разве это я ему фиктивный аттестат нарисовала, я его в загс вела, женатого? Я учиться не давала, когда его в высшую партшколу рекомендовали, а он уперся и ни в какую, про фальшивый аттестат помнил? Ты, Маша, Степана лучше меня знаешь. Вот ты мне и скажи, что с ним случилось, почему он, как с цепи сорвался?
Маша молчала. Казалось, она слушает в пол уха, а сама думает о другом.
--- Ты вот мне скажи, -- продолжала задетая за живое Таня, -- знала ты, что Степан еще женат был, когда ко мне сватался? Знала, что Колесникова ему развод не дала? Подружками ведь были, не могла не знать. Ты ее со Степаном и познакомила, когда он демобилизовался после войны. У вас тут у всех круговая порука, за Зойку все горой. Так чего же вы от меня хотите? Ну и держали бы его на привязи, сказали бы мне сразу -- чужой мужик, отойди! Да я бы за версту его обходила! Вышла-то по-настоящему, законно, когда у меня уже двое детей было. Куда бы я с ними одна в чужом краю? Это для вас Сибирь -- родина, а для меня чужбина. Ни кола, ни двора... Десять лет эта история длится, десять лет я за Степаном дерьмо разгребаю.А сколько еще предстоит? Он меня даже с того света напоследок достал растратой своей. Мало я горя с ним хлебала, одних алиментов сколько переплатили, сама видишь, как живем. А теперь еще под суд вместо него пойду, недостачу его покрывать придется!
--- Подожди, подожди, -- остановила ее Маша.--- Говоришь, подарками задаривали? Кто, что за подарки?
--- Да все больше Аня с Катей, --- пожала плечами Таня. --- А что за подарки, уже и не вспомнишь. Так, ерунду всякую, печенье, конфеты, бусы дешевые, один раз кольцо принесли...Шапку кроличью...
--- Так -так, -- соображала Маша.
-- Была и любовь, -- продолжала Таня. -- Что правда, то правда. Была, да вся вышла, в водке сгорела. В последние недели, после Крещения, он ничего вокруг себя не видел и не слышал. Я к нему и так, и этак, говорю с ним, а у него в глазах туман. Как будто не здесь он, не со мной, а где-то далеко. А в последние дни и вовсе замолчал и все думал, думал о чем-то. И ведь не пил много, -- так, стакан если выпьет... На детей все смотрел... А однажды заплакал. Я ему: отец, ты чего? А он только рукой махнул.
-- Молчал, значит, как будто не здесь был? Видно чуял, что смерть рядом ходит. Ждал ее уже, наверное, томился. Думаешь, им, пьяницам, самим в радость такая жизнь? Это ж тоска! Значит правда, порченый был, чуяло мое сердце. Зойкина работа! -- воскликнула, будто сообразив, наконец, что-то, Маша. -- Зойка все по бабкам бегала, по колдовкам. Сначала присуху Степану делала, а как не вышло, -- на смерть... Только не ему -- тебе... Думала тебя извести, а потом Степана к рукам прибрать. А вышло наоборот, вот же дура баба!..Небось на гулянках у Аньки что-то вам и подкладывали, от нее, от Зойки. Где еще? Небось и подарочки Анька от нее подсовывала. Особые...
Тане нехорошо стало от этих слов. И тут же вспомнила: как собирается гулянка на праздник, сестры Степана, Катя с Аней, их зазывали: приходите, да приходите. Степан погулять с родичами любил -- себя показать, красивой женой похвалиться. А Таню от них воротило, не было в ее роду традиции бражничать.
У родни Степана гулянка была в правилах. По праздникам собирались от мала до велика. Притаскивался даже древний дед Иван, родич степановой матери. Бабы пекли гору булок, пирогов, резали винегрет, селедку, варили холодец, квас, тащили на стол соленые огурцы, капусту, грибы, лепили пельмени. Покупали вскладчину мужикам водку, бабам -- красненького и начинался пир горой.
Гуляли, как правило, у Ани, в большом доме, за длинным столом. В сенях дожидалась фляга браги, -- очередь до нее доходила быстро. Но еще до фляги Степан запевал, а все подтягивали песню. Пели "Бежал бродяга с Сахалина", " Славное море священный Байкал", "Калина красная"," Ой, мороз, мороз", сибирские каторжные... Пели все, дружно, даже безъязыкий дед Иван в своем углу плакал в седую бородищу и что-то гнусил. Катька его жалела, подносила ему стакан, дед крестил ее, тряс головой.
--- Это он сейчас такой богомольный, все крестится. А смолоду первым комсомольцем на деревне был, - рассказал про деда Ивана Степан. -- Колокола с храмов снимал. И с нашего храма колокол сбросил. Вечером песни похабные про Бога пел, а утром проснулся, а языка нет, онемел. Как церковь без колокола. Вот с тех пор, как выпьет, так все мычит и плачет.
Как начинали петь, со спины, под руку Тане золовка Анна подсовывала тарелочку: --- Покушайте, Татьяна Степановна. Вы наших песен не знаете, так вы покушайте.
И так получалось, что первым в тарелку залезал вилкой Степан. Может и в самом деле не простая это была тарелочка... Бред какой-то.
После песен плясали, начиналось веселье с топотом каблуков и визгом баб. Плясали от души, азартно, до пота. Вперед выходила маленькая, ладная Катька и распахнув руки шла по кругу, приглашая партнера. Вызывала она Михаила, своего троюродного брата, самого молодого и скромного. Румяный и пригожий, как красна девица, с копной каштановых кудрей, Михаил всегда сидел перед пустой стопкой в стороне от веселья. Его мать, Аграфена, убирала со стола посуду и стерегла Катьку, чтобы она не учудила чего с ее красивым сыном. Миша смущался, отнекивался, а Катька все крутилась перед ним, завлекала. Она видела, что наливается краской лицо ее мужа, Анатолия, здорового, как битюг, мужика, но продолжала дразнить Михаила.
-- Катерина, уймись, -- вмешивалась Аграфена. -- Не доводи до греха!
Но Катька будто не слышала.
-- Пошли, покурим, -- Степан уводил Михаила в сени. Катька за ними, но натыкалась на мощный кулак Анатолия.
-- Ай, -- визжала Катька, и начиналась возня: Анатолий, уже налитый злобой, отвешивал ей хорошего тычка под ребро и хватал за шиворот, чтобы оттащить от мужиков. На помощь Катьке спешила Аграфена. Возвращались из сеней Степан с Михаилом, еще минута -- и могла начаться потасовка. Но тут откуда ни возьмись возникал в дверном проеме лохматый и страшный дед Иван и размахивая руками, разнимал мужиков, закрывал собою Катьку. Аграфена хватала ее в охапку и отводила в дальнюю комнату. Катька, пьяная и побитая, рыдала в подушках. И так каждый раз!
-- Роковая ты женщина, Катерина, -- подтрунивал над ней Степан. --- Смотри, дошутишься, у Тольки кулак тяжелый, размажет тебя, как муху по стеклу.
После бури тихо бывает,--- не раз говорила танина мать, Ксения Ивановна. И правда, только что шумели, махали кулаками, чуть до драки не дошло, а через минуту все стихло, будто и не было ничего. Мужики расстегивали воротники у рубах, засучивали рукава, и начинались "локотки" -- кто кого за столом на локоток положит. Бабы толклись рядом -- болели.
Самый горячий момент наступал, когда решали бороться по-серьезному. Степан выходил с Анатолием. Раздевались до пояса, круг расступался, и борцы, потоптавшись, медленно приближались друг к другу, примериваясь к схватке. Анатолий был моложе, но Степан -- опытнее. Потные, красные, они катались по полу, пытаясь положить соперника на лопатки. В итоге на лопатках оказывался Анатолий.
До позднего вечера продолжалась гулянка. Уходя домой, Таня находила в сумке Анькины "гостинцы" -- печенье, конфеты, ленту или брошку... Вроде, в знак уважения.
После таких гулянок Таня удивлялась, как из этого мало культурного общества могли выйти такие талантливые люди, как Степан и Михаил? У Степана -- целый ящик книг в комоде. И не ерунды какой-нибудь, а серьезных русских и зарубежных авторов. При этом Степан плоть от плоти деда Ивана, Катьки, Анны, Анатолия, он среди них свой. А Миша уже совсем другой -- учится в горном институте, без пяти минут инженер, с родственниками общается по привычке, традиция такая. На самом деле томится, скучает с ними...
-- ...Значит, с гостинцами ты от Аньки уходила? -- переспросила Маша. -- Похоже, что непростые это были гостинцы... От Колесниковой...В тебя целила, а попала в Степана, -- заключила она. --- А Анька-то, Анька, вот паскуда!
...Маша выполнила свое обещание -- покупатель на телевизор нашелся быстро. Заплатил 200 рублей, большие деньги. Так и телевизор почти новый. И его еще поищи, чтобы купить. Деньги зашили в матрас и стали ждать суда.
Пришла первая пенсия по потере кормильца -- 40 рублей на двоих детей. Заплатили за квартиру и нет денег, остались крохи.
... Следствие длилось целый месяц. Таню измучили допросами. Выезжали на место хищения, показать, где стояла водка и как было организовано хранение товара. Наконец материалы расследования передали в суд, и тут началась новая морока. Дело оказалось непростое. Не часто приходилось определять, виновна ли в недостаче жена покойного завмага и в какой степени, если на ней не было материальной ответственности, но они вместе пользовались результатами хищения. Именно так, "вместе пользовались", определил участие в хищении жены прокурор. Пришлось доказывать, что хищение заключалось, главным образом, в водке, которую выпивал муж. И жена несколько раз сигнализировала об этом начальству. Начальство же молчало, а на суде подтвердило: да, какие-то письма приходили, но те ли это письма, или из других мест, сказать определенно нельзя. В тот момент у начальства были другие дела. Пригласили в суд свидетелей -- уборщицу и водителя. Они подтвердили, что Кузнецов Степан Иванович постоянно брал водку и сам ее пил, жена в распитии не участвовала, наоборот, старалась пьянку прекратить. На работе завмаг постоянно был в нетрезвом состоянии, даже за товаром так ездил. Это подтвердили работники базы, где он отоваривался. Стали считать вероятность хищения водки бутылками. Выходило, что Кузнецов выпил 154 бутылки, по 31 в месяц. Вполне допустимое количество для алкоголика, резюмировал адвокат. Можно ли считать вопрос о степени вины жены расхитителя, непьющей вообще, резонным? Адвокат пожал плечами, предоставляя суду самому ответить на нелепый вопрос прокурора. Суд ответил: вопрос отклонен. Таню оправдали, сняли с нее 33 статью, по которой уволили. И все же след остался. Для кадровиков маячок -- под судом была, статью имела. Уж наверное, не просто так. Дыма без огня не бывает...
( Продолжение следует)