С детства помню, как соседка, заходя в наш дом, гладила меня по голове и говорила маме: “Зря вы ее Ольгой назвали. Такая красавица, ей бы легкой участи. А Ольгам выпадают в жизни самые тяжелые испытания”.
Соседку тоже звали Ольгой. К нам, в маленькое белорусское село, она пришла из Украины в 1933-м. Сбежала от голода к дальним родственникам. Мать, отец, маленькие братья ее погибли. А ей посчастливилось как-то выбраться, спрятаться в товарном вагоне поезда, следовавшего в Минск. А потом спросила дороги к нашей Избине. Здесь люди не роскошествовали, хлебчик тоже не каждый день видели. Но лес немного спасал: грибы, ягоды... Соседка Ольга всегда очень много сушила на зиму, но прятала в лесу. Боялась большого голода. Но к нам пришла большая война. Пришла быстро и неожиданно.
"Сестренка, помоги ему!”
Мне только что исполнилось 14 лет. Лето, работа в поле, я помогала маме с коровами в колхозе. И тут вдруг по радио объявляют: “Германия напала на Советский Союз”. Нас успокаивали: армия самая сильная в мире, отобьемся! Но через неделю после начала войны мы услышали, что фашисты взяли Минск. И вражеские танки идут к нам…
Было очень страшно! Всех мужчин призывного возраста забрали в армию, моих братьев, отца – также. Мы с мамой остались в доме одни.
В августе бои шли уже совсем близко. Небо ночью было в зареве пожаров. Взрывы то далеко, то совсем рядом. А однажды в наше село вступили остатки одной из пехотных дивизий. Несколько десятков наших вырвались из окружения и пытались лесами выбраться то ли в Чернигов, то ли в Гомель, где советские войска еще держали оборону.
Наш дом – край леса, откуда они вышли, когда уже сутенело. Слышу стук в дверь. Грязные, измученные ребята стоят, держат на плечах еще одного. Он ранен, весь в окровавленных бинтах. Без сознания. Смотрят на меня жалобно: “Сестренка, помоги ему! Не можем тянуть дальше, его контузило, умирает...” Напились воды, помылись у колодца. Взяли из печи борща, поели. И дальше пошли, даже не ночевали. А товарища своего у нас оставили, бестякового. Мы с мамой, как могли, сменили повязки, промыли раны – его спину и ноги изрешетило осколками. Положили под грудь подушки. И до утра не спали, прислушиваясь к его всхлипам и бессвязному бормотанию.
Мама плакала: а может, где-то так же мучаются ее муж, ее сыновья. Молилась Деве Марии: спаси, сохрани! За два дня взгляд неизвестного солдата прояснился. Он смотрел на нас, боясь шевельнуться. Глаза были полны слез.
"Где я? Где наши? Фашисты еще сюда не дошли?”
"Я сбежал к партизанам”
Иван только закончил школу. Мечтал выучиться на машиниста. Но вдруг война. Его призвали в первую неделю. Из села, из украинского Подолья отправили без выучки на Западный фронт. Пехота отступала с огромными потерями. Уже в июле рядом с Иваном не осталось ни одного односельчанина – остались лежать в белорусских болотах. Он не успевал запомнить имена солдат, которые приходили с подкреплением. День, два и их уже нет. Когда попали в оцепление возле Мозыря, все попрощались с жизнью. Но нескольким десяткам удалось прорваться. И вот он здесь.
Мы поили его бульоном и настоями трав. Раны были неглубокие и хорошо заживали. Но он еще был слишком слаб, чтобы бежать, когда фашисты подступили к нашей деревне... на рассвете в дом ворвалась соседка, тетя Ольга. "Быстро!"- кричала она. Начала сбрасывать в мешок Ивану вещи, надранные на бинты простыни. "Ведем его в лес!"- схватила раненого на плече вместе с мамой и потянула. Как оказалось, в свой тайный тайник – землянку, где берегла припасы на черный день. "Никому не говори!"- сычала мне. Я молчала. Но когда ходила по ягоды и грибы, втайне наведывалась к раненому – носила ему немного воды, хлеба, картошки печеной. Осторожно шла, чтобы никто не проследил – если бы узнали немцы, застрелили бы на месте.
Односельчане думали, что Иван бежал к партизанам. То никто и не искал. А однажды в октябре я пришла к землянке нет его. А потом он дал весточку - живой, пристал к местным партизанам.
Немцы в нашей деревне особо не зверели, да и немного их здесь было. Глухое, бедное. Сами женщины, дети и старые деды, полторы сотни домов - что с нас возьмешь? Коров, кур из колхоза забрали, посадили своего старосту, нескольких полицаев, учителя в школу. И все. Рассказывали, что теперь всегда здесь будет Германия, а мы будем на них работать. Что всех они уже разбомбили, скоро война закончится. Должны смириться и работать на них.
Клятвы верности
Так прошло два года. Война продолжалась. Но как-то на пути, шедшем мимо нашей деревни, партизаны пустили под откос поезд, полный продовольствия для немецкой армии. Тогда оккупанты моментально устроили расправу. Окружили села вблизи железной дороги, наставили пулеметы на людей – никому ни шагу! И подожгли дома... кто-то сгорел вместе с домом. Кто порывался тушить дом или сбежать был застрелен на месте…
Я в тот день в лесу собирала черники. Уже шла к деревне с полной корзиной, когда с опушки леса увидела, как пылает наш дом. И все остальные тоже. Побежала в чащу, что было сил, не разбирая тропинки. Вдруг меня схватил какой-то мужчина. Иван! Зажал мне ладонью рот: "Тссс!"В кустах я увидела еще нескольких знакомых, мою подругу из села.
Несколько месяцев мы жили в землянках среди леса вместе с партизанами. Немцы сюда не совались – боялись. Это было страшное время и вместе с тем очень для меня счастливое. Я влюбилась. Иван шептал мне, что недаром судьба забросила его в эти глухие леса. Называл меня Мавкой, я счастливо смеялась. Мы мечтали о днях, когда наступит мир. Планировали, что будем иметь двоих детей. Мальчика назовем Федор, как моего старшего брата. Девочку Леночкой, как его младшую сестренку.
Нас никто не венчал, не расписывал. На Сосновой глыбе под звездами давали мы друг другу клятвы верности…
"Его больше нет с нами”
А потом был ноябрь. Линия фронта пролегла через Полесье – и через наш лес, и через деревню, где у родственников поселилась моя мама. Несколько недель Сельцо переходило то к нашим, то к немцам. И в конце концов они отступили. А Иван вместе с собратьями присоединился к одной из частей Советской Армии. И пошел воевать ... обещал, что вернется. Обязательно меня отыщет и мы отгуляем свадьбу.
Но холодной зимой в деревню, где мы жили с мамой, пришло письмо от одного из тех партизан, что воевали с Иваном. "Перескажи Оле, что ее жениха уже нет с нами. Погиб на поле боя”, – писал он своей жене. Она плакала, когда показывала мне письмо. А мои глаза были сухие. Не верила словам на бумаге. Сердцем чувствовала: он жив! Не могла я его потерять. К тому времени мы уже узнали о гибели отца. Пришла и похоронка на брата Федора…
Я верила, я ждала. И в мае 1945-го, и целое лето после победы – ждала. Что приедет, найдет, закружит в объятиях. Вспоминала его глаза, руки, губы, его шепот. Но Ивана не было. Зато пришло нам письмо моего брата,
Афанасия. Писал, что он служит во Львове, имеет много медалей, ордена, спрашивал, не хотим ли мы с мамой перебраться к нему. Мама отказалась. А я рискнула. В холодном товарном вагоне, через леса и сожженные
деревни, ехала я в далекий, незнакомый город.
"Это же я!”
Добиралась больше недели. А возле Львова оказалось, что без документов туда не попадешь. А куда же я денусь? Уговорила кочегара спрятать меня за углем. И так проехала черту города. Соскочила еще до вокзала – потому что там тоже проверяли бумаги. Вышла от колеи на какую-то длинную улицу. Стою с маленьким чемоданчиком, вся грязная, плачу ... Подходит высоченный мужчина в шинели: “Кого-то ищете?" Брата", - протягиваю ему письмо. "О, это же мой сосед! - обрадовался он. - Пойдем, здесь недалеко, минут 20".
Приходим в какой-то красивый дом. Мужчина открывает дверь одной из квартир. "Афанасий, смотри, кого я привел!" А там двое: супруги, ужинают. Смотрят на меня вопросительно. Я в слезы: "Братец, это же я!" Хоть и сама не очень его узнаю…
Брат исправил мне документы, устроил на работу – на завод сельхозмашин. Тогда и девушки возле станков стояли. Однажды мне на руку упала тяжелая деталь, один палец почти раздавило. Отвели меня в больницу,
перевязали. Выхожу на улицу и кого вижу? Своего Ивана! Голова забинтована, костыли. Нога. Только одна. Но ведь живой!
Бегу к нему, кричу: "Это я! Я!" Он сначала засиял весь, а потом отвернулся. ”Я тебя не знаю". Долго так отпирался. Потом долго объяснял, почему не писал мне: решил, что инвалид мне не нужен. Но влюбленное
сердце все стерпит. И все преодолеет…
За несколько месяцев мы расписались. А потом у нас родилось двое деток, Федор и Аленка. Потом и они свои семьи создали. Выросли у нас с Иваном замечательные внуки. А за тем и правнуки.
"Бабушка, я знаю - мы еще будем вместе”
Одну из девочек решили назвать Ольгой как меня. Я отговаривала, повторяя слова соседки о тяжелой судьбе. "Да ты же на самом деле счастливую жизнь имела! - щебетала внучка. - Единственная твоя любовь до сих пор рядом с тобой! И мы все у тебя – разве не замечательные? Только и плохого, что война ... да с кем в наше время Украине воевать?”
То было начало 1990-х. И мысль о войне с Россией казалась абсурдом. Не могла я в такое поверить и еще два года назад, когда гуляла у Оли на свадьбе. Сидели с дедом Иваном на почетном месте. Смеялись над его извечным тостом: “За мирное небо”.
И вот опять врасплох война. Мужу Оле, Дмитрию, пришла повестка. Две недели учений и под Луганск, на линию фронта…
В наше время вестей с войны не надо ждать месяцами. Только утром пришла СМС Оле: "С новым солнцем, любимая", а уже под вечер с его телефона звонит другой. "Мы его потеряли...”
Утешаем Олю. А она мне на ухо шепчет: “Бабушка, не плачь. Я знаю, мы еще будем вместе. Я верю, что он жив”.
Отказывалась впитывать черное. Отказывалась принимать сочувствие.
И потом был у нас самый счастливый день. Дмитрий нашелся! Его, израненного, подобрали жители сельца, возле которого шел бой. Спрятали в сарае. А когда немного восклицал, тайно вывезли в Днепропетровск. И уже там волонтер набрала номер Оли. "Привет, любимая, - услышала правнучка его голос. Парень пытался шутить: - спроси у деда Вани, не одолжит ли мне свои костыли? Похоже, и у тебя будет одноногий мужчина...”
Оля плакала от счастья, что он жив. А все остальное... влюбленное сердце все преодолеет! Верно?
Специально для канала LazyExpert
Автор: Ольга Федоровна