Моим товарищам – выпускникам Свердловского суворовского военного училища
Соловьянову Сергею Михайловичу, Шкареву Николаю Михайловичу – посвящается
Мне довелось служить сначала в Советской Армии, а с 1992 года и в Российской. Начало моего пути в профессии военного отличалось от обычного. В ее выборе, как и у многих сверстников, ставших военными, большую роль сыграл знаменитый фильм «Офицеры», вышедший тогда на экраны. Мальчишкам более близок был герой Георгия Юматова, а Василия Ланового, как мы понимали, любила и обожала женская часть страны. Помню, как на этот фильм ходили всей семьей. Зал клуба поселка Осиновый Мыс переполнен. После этого у нас с отцом состоялся разговор и было принято решение попытаться поступить в Суворовское училище.
Говорят, что фраза одного из героев фильма, ставшая крылатой, «Есть такая профессия – Родину защищать» принадлежит заказчику фильма – министру обороны СССР маршалу Советского Союза Андрею Антоновичу Гречко. Вот и я сделал свои первые шаги на воинском пути в период его руководства Вооруженными Силами СССР.
И вот, свершилось! Я зачислен в Свердловское суворовское военное училище. На мне черная форма с алыми погонами, брюки с широкими алыми лампасами, фуражка с красным околышем, ремень, ботинки. Всех постригли «под ноль» («наголо», «налысо», «под Котовского»). Военная служба для всех призывников советского периода начиналась с этой непременной санитарно-гигиенической процедуры.
До переодевания в военную форму, но уже с новой прической, точнее, без нее, состоялось собеседование с начальником училища Героем Советского Союза генерал-майором Калининым. Звезду Героя наш начальник получил за наступательные бои под Сталинградом зимой 1942-1943 гг., когда он на своем танке, будучи молодым лейтенантом, уничтожил большое количество противотанковых средств и пехоты противника. На Курской дуге был тяжело ранен.
Перед собеседованием, на котором мы должны были заявить, какую военную специальность для себя выбираем по окончании суворовского училища, командир роты предупредил, что начальник не одобряет выбор летчиков, моряков, а приветствуются желающие стать танкистами, мотострелками, связистами и т.д. Иными словами, кем-то из длинного перечня специальностей сухопутных войск.
Конечно, у всех у нас были самые смутные представления обо всем этом. Решил, что буду говорить – артиллеристом. Во время собеседования наши скоропалительные заявления записывались начальником учебного отдела училища и, как ни странно, затем становились определяющими при распределении в высшие военно-учебные заведения большого многонационального государства.
Для сельского паренька много необычного и непривычного было в училищной повседневности даже на бытовом уровне, не говоря об армейском распорядке. Училище располагалось в комплексе 4-этажных зданий, построенных еще до войны по проекту архитектора П.А. Володина в стиле «советская неоклассика». В аудиториях и коридорах – дубовый паркет (еще вспомним о нем не раз!), длинные переходы, в больших простенках – картины на батальные темы. Центральное место занимали изображения нашего прославленного генералиссимуса.
В коридорах учебных корпусов стояли непонятные металлические конструкции на каких-то треногах, с виду не то пепельницы, не то вазы. Оказалось, что это ПЛЕВАТЕЛЬНИЦЫ! Попытки использовать их по прямому предназначению, хотя и не было в этом никакой необходимости, сразу прекратились, как только мы поняли, что чистить-мыть эти приспособления придется нам, так как никаких уборщиц в училище не полагалось.
Убеждение и принуждение – две стороны советского военно-педагогического процесса, а девиз его «Не умеешь – научим, не хочешь – заставим». Хотя в нашем случае заставлять как раз никого не надо было, все ведь пришли по желанию, а нарушения по большей части случались из-за неумения вовремя организоваться, трудностей адаптации в новой обстановке. И в этих случаях на первый план выходили наказания – дисциплинарные и моральные.
Конечно, сначала объясняли, рассказывали. Но в дальнейшем никто никого не уговаривал и не призывал. Нарушил – получи по заслугам. Кто служил по призыву до 1976 года, должен помнить, что в числе дисциплинарных взысканий, затем отмененных, были наряды на работу, что-то вроде обязательных общественных работ, но с армейским колоритом. Один такой наряд – это восемь часов отработки и, как правило, в ночное время за счет сна, а в выходные и праздничные дни – вместо просмотра кинофильмов и личного времени. В основном циклевали стеклышком дубовый паркет в учебном корпусе или полотерными щетками с мылом драили лестничные марши в 4-этажном спальном корпусе. Курение в училище запрещалось, поэтому этот вид взыскания широко применялся к замеченным в этом неблаговидном занятии.
Исполнение наказания выглядело так. После вечерней поверки старшина нашей второй роты прапорщик Куницын командовал: «Курцы (это курильщиков он так называл), выйти из строя!». Всегда два-три проштрафившихся было. Распределял, кому паркет, кому лестница, и уходил в каптерку, где и ожидал доклада о выполнении работ, благо жил рядом с училищем. Разовый объем рассчитывался часа на два-три интенсивной работы, потому что какое-то время сна для «нарядчиков» было обязательным. Следующий вечер – по той же схеме. И так до тех пор, пока все восемь часов одного наряда не будут отработаны. А ведь кое-кто умудрялся получать и два, и три наряда, при том, что были еще наряды вне очереди, наряду с очередными, дневальным по роте. Что и говорить, такое наказание трудом было достаточно жестким и для взрослого человека, не зря его вскорости на законодательном уровне в армии и на флоте отменили.
Наши начальники подходили к выбору наказания с выдумкой. Как-то раз дежурный по училищу опоздавших из увольнения отправил в столовую доедать манную кашу! Знаю, что для некоторых это стало серьезным испытанием.
Хочу напомнить, что все дисциплинарные взыскания, за исключением, конечно, доедания каши, были установлены в армии и на флоте Указом Верховного Совета СССР. Поэтому никто над нами не издевался, как может показаться. Такова была в то время армейская действительность.
Были наказания и неформального порядка, в основном за несоблюдение формы одежды, порчи ее с благой целью «усовершенствования», грубость и пререкания. У такого нарушителя отбирался поясной ремень, вместо форменных брюк с красными широкими лампасами выдавались штаны из подменного фонда, и в таком виде человек мог ходить неопределенно долго. Время от времени можно было видеть в ротных строях таких «несчастных». Это наказание считалось самым позорным и потому действенным. Пришло оно к нам из традиций кадетских корпусов Российской императорской армии.
(Продолжение – в следующем номере)