Блокада осталась с ним навсегда.
Александр Иваницкий - легендарный советский борец-вольник, многократный чемпион мира и олимпийский чемпион Токио-1964. Долгие годы после завершения карьеры Александр Владимирович руководил всем спортивным телевидением Советского Союза.
Иваницкий трагично ушел из жизни в 82 года. В июле 2020-го пошел в подмосковный лес за грибами и не вернулся. Через четыре дня спасатели обнаружили тело олимпийского чемпиона - он утонул, переплывая реку Вейна в районе Рузы.
В мае 2013 года Иваницкий стал героем нашей рубрики «Разговор по пятницам» и дал интервью авторам «СЭ» Юрию Голышаку и Александру Кружкову. В отрывке ниже - о жизни в блокадном Ленинграде, родителях и отношении к немцам.
– Блокада до сих пор с вами?
– Это навсегда. Внук просит: "Расскажи, дед" – а я не могу. Не поймет. Как рассказать сегодняшнему человеку, что такое – 125 грамм хлеба на день?
– Как это выглядит?
– Сырой ломтик. Еле режется ножом, в нем и целлюлоза, и овсяные хлопья, и солома. На ноже оставалась мокрая пленочка, мать эту стружку соскабливала другим ножом. Это была наша добавка. В основном питались дурандой да хряпой.
– Что такое дуранда?
– Жмых высшего качества. Хряпа – нижний лист капусты темно-зеленого цвета. Который обычно не берут. А доставала мама так: ночью на окраину, ползком до огородов, разгрести снег, найти эту хряпу. Суп из нее удивительно горький. Хочу и не решаюсь сварить его сейчас. Просто попробовать.
– Вкус детства?
– Вкус беды. Запихивали мы в себя это с трудом. Однажды соседка по коммуналке варила супчик из брюквы и морковки. Оставила в бидоне. Мы с братом обнаружили, руками выловили морковь и съели. Потом долили водой. Соседка вернулась – и ничего не сказала…
– К смерти были хоть раз близки?
– Немцы первым делом долбанули по Бадаевским складам, город остался без продуктов. Тут же начался голод. Люди собирали у складов комки спекшейся земли. Варили в воде, процеживали и получали сладкий сироп. А мама пошла к товарным вагонам, в которых прежде возили муку. Сгребла из уголков зеленую мучную пыль с плесенью и паутиной.
– Что приготовила?
– Оладьи. Мы-то проскочили, а она отравилась. Тем и спаслась. Попала в госпиталь, там все же усиленное питание. Выдавали шоколадочку. Затем ночами дежурила на крыше – щипцами тушила зажигалки. Возвращалась под утро, ставила винтовку в угол и зажигала светильник из гильзы. В городе минус тридцать, воды нет, отопления тоже. Света нет. Догадываетесь, как ходили в туалет?
– На лестничную клетку.
– Да. Лестничные клетки превращались в сталактиты из нечистот. Воду брали в Неве – под бомбежками. Недалеко от нашей квартиры стоял крейсер "Киров". С него сняли орудия, превратили в электростанцию. А немцы стремились его разбить. От одной бомбы на нас, маленьких, стал падать громадный шкаф. Мать успела вскочить – и удержала его руками. А была она в положении.
– Родила?
– На Урале, дочку. Та прожила месяц. Я описал вам кошмар блокады – и в этом кошмаре случилась любовь между отцом и мамой. Какое бешеное желание жить! А спас меня мертвец…
– То есть?
– Ночью по "дороге жизни" переправились через Ладогу, мороз лютый. Хозяйки в хаты не пускают. В нашем грузовике были и полуживые, и трупы. Всю дорогу мне что-то кололо в бок. Выяснилось, патефон. А хозяин его по пути умер. Так за патефон нас пустили в дом, уложили на печь. Не было бы мертвеца – не было бы сейчас и меня. Замерзли бы. Мы уже не говорили, не ходили. Водянка – тронешь пальцем, и на теле ямка.
– Жуть какая.
– Отец пошел добровольцем – не взяли. Бухгалтер нужен в Ленинграде. Позже его хотели отправить в эвакуацию, но отказался лететь без нас. "Умрешь вместе с семьей!" – "Значит, судьба". С товарищем из пяти разбитых грузовиков собрали один. Отец вывозил нас из города. Наткнулись на патруль – а пропуска на выезд нет! Возвращение назад – стопроцентная гибель. Он откинул брезент, часовой увидел детей: "Проезжайте".
– Отец давно умер?
– Двенадцать лет назад. Очень сильный человек. Сегодняшним не объяснишь, что такое – село того времени. Хлопца не выпускали на улицу, пока двухпудовиком не перекрестится. Каждый переплывал Днепр саженками. А это река с тяжелым течением. Чтоб переплыть, надо версты на две делать поправочку. Они ныряли под колесный теплоход и выныривали на другой стороне.
О войне потрясающе рассказывали мои родственники. Дядя Федя с разведчиками врывается в блиндаж. Время идти дальше, а они видят колбасу и кофе. Набрасываются на это – потому что месяц жрали мамалыгу, обдристались все…
В 1945-м вошли в Австрию. В армии хватало мародеров. Один такой загрузил телегу барахла, едут вместе. И тут осколком мародеру срезает голову. А дядя Федя часы с убитых немцев не снимал.
Другой мой дядя успел укрыться в доте, когда фашисты выжигали все огнеметами. Выпустили сержанта, тот добыл немецкую форму. Стали продвигаться небольшим отрядом. Притормозила машина, немецкий водитель присел в кустах. Захватили грузовик. Доехали до линии фронта. В фашистских мундирах. Как переходить к своим?
– Как?
– Матом кричали: "Не стреляйте, мать вашу перетак, свои…" Сержант, который всех спас, исчез. А годы спустя дядя в ГДР зашел в магазинчик. Хозяин спускается – и ему на шею! Оказалось, тот немец, чей грузовик захватили. Он всю войну просидел в лагере и выжил.
Дядю раненым везли на поезде в Ростов. В окно увидел отца и мать, работающих в поле. Кинул записку: "Сообщите таким-то…" Мать приехала в госпиталь с банкой мёда, встретила сына – и банку выронила. Где такое прочитаешь?
Того же дядю бросили с тяжелоранеными в ростовском госпитале, когда немцы входили в город. Автоматчики едут по Ростову и расстреливают всех подряд. Он прокрался к Дону, прыгнул в глиссер и на скорости ушел прямо из-под очередей. Догнал в Цимлянском море теплоход с госпиталем. Там все перепились. Так дядя добился, чтоб госпитальную верхушку арестовали!
– Блокадник всегда будет к немцу относиться скверно?
– Уже работая в бюро спортивных экспертов Евровидения, очутился я в Германии. Возглавлял нашу группу человек, который был летчиком Люфтваффе и бомбил Ленинград. Он постоянно чувствовал себя виноватым передо мной! Взял под опеку. А другой мой немецкий товарищ загремел к нам в плен 17-летним. Сидел на Урале. Ворчал: "Кормили плохо". Отвечаю: "Видел бы ты, что мы ели…" Пленных в Союзе кормили лучше, чем своих.