Потому что мои родные не видели меня на сцене! Закутанной в покрывало, имитирующего накидку Ее Величества Королевы, видели, а на сцене - нет. Не представляли, как я всю оставшуюся жизнь (начиная с пяти лет!) буду, по словам пра-пры, "фиглярничать". "Что профессий других нет"? Итак, добрый день, драгоценные! Поздравляю вас с Днем театра!
Когда я затевала арт-проект "Художники", я была моложе на 10 лет и полна сил! Творческих сил (в качестве ремарки). Я активно писала для театра, издавала книжки и "расползлась по Интернету" с такой скоростью, как сегодня разлетаются новости! Но... вскоре внутри меня что-то сломалось. И в последний раз я активно писала в 2021-м году. Чакра закрылась. Пятая.
Тем не менее, кое-что от новых "Художников" в папках на компьютере осталось. И, может быть, я когда-нибудь и их издам. Потому что фанфики помогают взглянуть на классические сюжеты с другой стороны. И даже возродить к ним интерес, если у человека есть редкое качество - восприимчивость к иронии. И я еще помню, что ровно десять лет назад мне присвоили гордое звание "драматург", которое я тоже не стала развивать. Между тем...
... фанфик на одно из любимых произведений русской классики - "Горе от ума" (недаром у памятника Александру Сергеевичу Грибоедову на Пионерской площади я обычно назначала свидания. Он же мне, как родной!).
Пьеска для двух актеров. Чацкий и Софья.
Раннее утро. Сквозь плотные портьеры в зале пробивается скупой солнечный луч. Открывается одна из дверей, входит заспанная Сонечка Фамусова, в кружевном чепце, ночной сорочке и меховых туфлях. Потягивается. Берет в руки колокольчик, но не успевает позвонить, как...
Чацкий (выскакивая из-за портьеры):Чуть свет уж на ногах, и я у ваших ног!
Софья (отскакивая в сторону, роняя колокольчик): Черт бы вас побрал, Александр Андреевич! (Озирается, не слышит ли кто). Вас и вашу наигранную веселость! Мне всегда кажется, что вы пьяны. Кто вас впустил? Я же строго-настрого приказала лакею не впускать вас в дом раньше пополудни.
Чацкий (изловчившись и сдернув с Софьи чепец, мурлыча себе под нос): А, я вошел, я вошел, тра-ля-ля...Все так же озорна, все так же прекрасна (напевает песенку, нюхая чепец). И мы же договаривались в прошлый раз: никаких Александров Андреевичей! Для вас я — Искандер!
Софья (присаживаясь на диван): Сущее наказание, эта дружба с вами, Искандер. Кстати, что это за дурацкое прозвище вы себе придумали? Да и шут с вами! Ну, как...как, скажите на милость, мне убедить вас, что мы давно уже не дети, что все наши клятвы и обещания, данные друг другу во флигеле, давно забыты! Вы сорвались, умчались спасать просвещенную Европу и - я тут же забыла вас! (Встает с дивана, начинает нервно ходить по зале взад-вперед. Снова садится). Я намедни сон видала. Что вы сели в батюшкину пролетку, пьяный, и кони вас понесли. Вы подпрыгиваете на дрожках, лицом — белый, а я кричу вам с балкона: «Осторожно, Александр Андреевич! Вы так убьетесь!».
Чацкий (перестав на секунду нюхать чепец): И что же дальше?
Софья (опустив глаза): Убились.
Чацкий (нервно дернувшись в ее сторону): Этого не может быть! Не может быть! Лошади меня любят! Помните, тогда, на конюшне, где я впервые поцеловал вашу нежную маленькую ручку (хочет схватить Софью за руку, но она прячет ее в складках сорочки), вы, маленькая негодяйка, поспорили с кучером, что жеребец меня сбросит?
Софья (с усмешкой): Так сбросил же...
Чацкий (отбросив чепец): Сбросить-то - сбросил, так ведь не убил! А мог! Рысак-то был — ого-го! Пар из ноздрей шел! Горяч! Необъезжен! Я только ногу тогда подвернул (вспоминает, какую, трогая себя попеременно за колени), о, левую! Да. Ногу подвернул и затылок ушиб! А жеребец этот мог бы и раздавить меня, покалечить мог, к чертовой матери! Во мне весу-то было — всего ничего! Как у девушки был вес! А он, заметьте, сбросил, перескочил через меня и — умчался к реке! А когда доктор с вашим батюшкой объявились, я был уже здоровехонек, никаких последствий! (Ищет глазами чепец, находит, хватает и снова прижимает к лицу).
Софья (приподнимаясь): Ну, насчет «никаких последствий» я сильно сомневаюсь, друг мой. В прошлый ваш приезд вы умудрились здесь со всеми пересобачиться, да так, что однажды при упоминании вашего имени старуху Хлестову паралич разбил! Прямо за обедом! Так все — и батюшка мой, в том числе, упросили протоиерея и в заупокойной службе вас помянуть. Молились, знаете ли, усердно, чтобы вы навеки вечные в своих европах остались. А вы — нате вам! Вернулись. Словом, пора вам уходить, Искандер. Лиза скоро чай будет подавать. Не хочу, чтобы она нас с вами здесь застала.
Чацкий (махнув свободной рукой): Вы так настойчиво гоните меня, мой ангел, будто есть у вас кто! А я по глазам вижу, что — нет! Что же касается Лизы...То полноте вам за прислугу вашу переживать! Она уже часа два как с секретарем вашего батюшки милуется: сидят на сундуке под лестницей, он ей под фартук лезет, а она хохочет, сущее дитя! Да заливисто так, так радостно хохочет, что я даже позавидовал, ей-богу. Вот, думаю, чем славится наш простой русский народ, так это полным презрением к судьбам своего Отечества. Этому прощелыге пристало бы книжки какие исторические читать, про Марата, к примеру, был такой вольнодумец в революционной Франции, куртизанка его сгубила, заколола ножом — раз! (шевелит губами, на лице — гамма эмоций, вздрагивает). Или (оживает) про свержение существующего строя можно было бы почитать, был бы интерес, строя, который для простолюдина — сущая кабала! (Негодует). А он, сатрап, к девкам под юбки лезет! И ведь нашептывает что-то, стервец! Нашептывает что-то ей на ухо, да так, что издали видно, как слюна у нее течет! Не иначе, как договорятся к обеду-то!
Софья (пошатнувшись и ухватившись за спинку дивана): Где, вы сказали, сидят? (Облизывает пересохшие губы).
Чацкий (надевая ее чепец на себя, игривым голосом): Под лестницей. Под лестницей, что к чулану ведет. Сидят, милуются...
Софья (не слушая его, раздувая ноздри): Так кого там и за что закололи-то?...
(Не дожидаясь ответа Чацкого, резко уходит).
(Надо ли уточнять, как сильно я всех их люблю, этих бессмертных персонажей?).
С праздником, друзья!