Найти тему

Ну вот, пошли (закономерно) разговоры о восстановлении смертной казни

Кто-либо сомневается, что разговорами это не закончится?

Я – нет.

Чем отличается смертная казнь?

Она необратима.

“Нет человека – нет проблемы”.

Причём – быстро.

Сколько пришлось мучить главного врага “вождя”? Кто ж из палачей мог предположить, что он окажется таким жизнеспособным? Я не знаю – что его поддерживало эти годы: дух, воля, которую оказалось невозможно сломить или действительно потрясающий запас внутренних сил?

Поэтому пришлось прибегнуть к методам, принёсшим награды и звания исполнителям.

И сколько времени не выдавали! Все говорят – для того, чтобы “исчезли” следы.

А у меня есть подозрение, что боялись. Даже мёртвого: а вдруг… ? Для тех, кто верит в свою избранность, не удивительно, если боязнь воскрешения врага может оказаться сильнее их рацио.

А казнь – гарантированно и быстро. Почти как падение самолёта.

На этой территории никогда ничего не меняется и не может измениться. Где-то там принимаются Великие хартии вольностей, где-то ищут ответы на вопросы примата личности или государства – это всё там, у “них”. Там, где “загнивают”. По другую же сторону “занавеса” безраздельно царствует скрепоносная вера в незыблемость трёх столпов: фиксация на своём мессианстве, убеждённость в неоспоримой особости её “исторического пути” и праве насаждать другим “свой мир”.

Причём понятие “другим” – всеобъемлюще, а “свой мир” – всевключающе.

Ну, и – естественно, – неотъемлемое владение правителя над жизнями и душами своих субъектов.

Тёмная, бесчеловечная свинцовая территория, так и не выбравшаяся из мрака жестокого средневековья.

Раннего средневековья.

“Свинцовая” – так нас в школе на уроках литературы учили про Петербург в произведениях писателей XIX-го в.

Это было понятно: царизм, гнёт и всё такое.

“Для того, чтобы понять прошлое, иногда надо жить в настоящем” – этот свой тезис я повторяю с печальной регулярностью.

Хотите наглядно понять (не умозрительно, а наглядно): почему на сталинских процессах подсудимые с такой готовностью оговаривали себя?

Посмотрите на фотографии четырёх граждан Таджикистана в московском суде.

Я не хочу даже пытаться представить – что с ними делали. Между прочим, сталинские “мастера” перед судом приводили своих “подопечных” в благопристойный вид: они понимали, что фотографии останутся в истории; этот режим всегда заботился о “вывеске”. Но сейчас, по-видимому, посчитали, что и “вывеска” не особенно нужна.

Суд, вероятно, будет закрытым. Да и какая разница: у кого-либо есть особое мнение по поводу вердикта?

Народ, разумеется, – одобрит и потребует “сурового наказания предателям и подлым наймитам”.

– Это же (не)люди, которые принимали участие в кровавом злодеянии против невинных мирных жителей и тем самым они поставили себя вне законов человеческих и моральных!

Нет, не поставили. Потому что моральные законы определяются не ими. И если “некто” считает возможным их нарушать, то это свидетельствует только об этом “некто” и ни о ком/чём другом.

Кроме того, позволю себе отметить пару моментов:

  1. На “этой территории” систематически и рутинно применяются (изощрённые) пытки, издевательства и жестокое обращение с людьми, никак не подпадающими под первую часть утверждения выше.
  2. Эта первая часть полностью описывает то, что совершают “освободители” по отношению к другому народу во исполнение сумрачных идей своего “вождя”. Означает ли это, что к ним должна/может применяться и вторая часть? Тем, кто не верит первой части, рекомендую к ознакомлению последний (очередной) доклад ООН. Впрочем, те, кто хотел, имел два года, чтобы почитать расследования различных международных организаций по этому поводу.

Ну, а в школах теперь:

– Первая двойка!

– Я!

– Занять позицию!

– Стране нужны солдаты!

Нет, стране нужны бездумные исполнители.

– В Америке тоже есть смертная казнь!

Есть. Но там другие суды.

Там принципиально совершенно другие суды.

Кстати, когда вводили закон об иноагентах, тоже ссылались на Америку. Я тогда много про это писал: там принципиально другой закон.

Но разве это что-либо меняет? Там – один, здесь – другой: самобытный. Какая разница как объяснять злоупотребления властью?

На этой территории – как в анекдоте про Волжский автозавод, – всё остаётся таким же: место такое. Так же принимающее всё население будет сплачиваться вокруг “лидера” (естественно, “великого”); так же будут вестись битвы (естественно, за существование и во славу предков) с теми, кто “мешает мирному строительству” – т.е. со всеми, за исключением горстки таких же, как они сами; так же будут бояться и [слово, означающее крайнюю степень нелюбви] соседи. Так же своими руками будут взращиваться враги, с которыми потом придётся вести эти битвы: те, с кем незадолго до того дружили и помогали в их становлении, а ещё перед этим – ходили против них в чужие края, чтобы “они не пришли к нам домой”.

И население будет одобрять: и походы, и дружбу, и – впоследствии, – войну за существование.

Это место такое, такая давняя традиция: воевать – жестоко, зло, беспричинно и бессмысленно; так, чтобы потом, отойдя в сторону, спрашивали: что и зачем это было? – с теми, с кем надо было дружить и дружить с теми, с кем потом придётся воевать.

Это место, на котором что бы как бы ни начиналось: добро ли, благо ли; будь то справедливость или правое дело – всё заканчивается кровью, злодейством, пожарами, пытками, восхвалениями себя и изумлением соседей. Это место, где переход от жертвы к разбою невидим и не различим.

И где – по известному выражению, – “милосердие иногда стучится в их сердца”.

Правда, не было сказано: смогло ли оно достучаться?

Почему общество – всё в целом и отдельные его члены, – не должны мириться с любым проявлению жестокости его представителей?

Особенно – в форме. Особенно – в погонах?

Кроме простого факта, что само по себе это отвратительно. И особенно отвратительно – по отношению к беззащитным, над которыми в данный момент имеется полная власть и с которыми по этой причине можно (с)делать всё, что позволяют их фантазии.

И не нужно мне приводить в примеры “особые случаи” и “оперативную необходимость”. Меня никто не сможет убедить в обратном – никакими аргументами. Тем более, что я думаю, что я все их знаю. Они очень простые. Или, лучше сказать: примитивные. Они ничуть не изменились с пещерных времён. Методы и инструментарии изменились. Аргументация – нет.

Но каждый член общества должен понимать, что если жестокость позволительна в отношении “врагов” (даже если уже доказано, что эти люди – враги), то она точно так же может быть применена и по отношению к “своим”, в т.ч. лично к тому человеку, который живёт, думая, что его-то это уж точно никогда не коснётся.

Но РФ – страна своего пути. И если в ней можно запытать самого известного заключённого, к которому приковано внимание всего мира, то что говорить о простых “ноунеймов”...

…Тем более с какими-то чужими паспортами…

И есть ещё одна главная традиция и главная тайна гласящая, что всегда и при любых обстоятельствах власть воюет со своим населением. Потому что это население мешает очередному правителю стать “великим” и оно же – по его представлению, – виновато, если он таковым не стал.

И ещё есть давняя традиция:

Для одних – Спас на крови, а для других – град на костях. И это не изменится даже если “легионы” придут в столицу. Потому что это – глубинная, самоподдерживающаяся и самоорганизующаяся скрепа этой общности – не зависимая от занимаемой территории.

Переходим к выводам. Они простые. Вернее, он простой. Я про это когда-то уже писал.

Спасайте своих детей! Дайте им шанс узнать, что для человека в жизни есть ещё и иное предназначение, кроме как ходить “двойками”.

Что разговаривать не обязательно матом, голосовать – строем, что речи “вождя” не обязательно выучивать и писать по ним конспекты, которые въедливый преподаватель будет проверять на предмет полноты и “соответствия линии”.

Что если вы “не поддерживаете”, то за вами не придут, а если у вас волосы не того цвета – не остановят.

И что если случится, что за вами “придут”, вы не будете выглядеть как четыре таджика, а суд над вами не будет закрытым; суд, где судья предостерегает подсудимого, чтобы тот не говорил “слишком много”, потому что “всё, что он скажет, может быть использовано против него”.

Даже если этот подсудимый – один из самых жестоких и кровавых врагов государства за последние полвека.

Потому что вдруг оказывается, что и у него есть права. И если кто-то решает их нарушить, то на улицы выходят демонстранты, в парламенте проходят слушания, а соответствующие организации устраивают у себя внутренние разбирательства.

И суд может быть объявлен недействительным, а доказательства, полученные таким способом – неприемлемыми.

Не ждите!

Вы ведь хотите, чтобы ваши дети жили хорошо? Чтобы они когда-то сказали вам спасибо за то, что вы для них сделали?

Пусть даже вы заплатите за это чем-то, что до какого-то момента считали важным.

Тем более, что – по прошествии некоторого времени и, глядя на это уже с другой перспективы, – вы можете осознать, что заплаченная цена была и не такой уж большой.

Ведь всё относительно. И цена – тоже.

Последнее. Те, кто призывают к очередным репрессиям, в частности – к введению смертной казни, уверены, что это они будут раздавать приговоры.

Но не всегда получается как задумывалось. Правда, когда это понимаешь, бывает уже поздно что-либо менять.