Чем отличается любовь от влюбленности, дружба от приятельства, призвание от ремесла? Вот тем же самым Чуйский тракт отличается от других дорог, что судьба когда‑либо раскатывала передо мной, как выплетенные из косы ленты. И от тех, с которыми я знакомилась по фотографиям фантастической красоты, чарующим видеороликам, восторженным рассказам. От любых других.
Отличия есть, они огромны и принципиальны, но их невозможно записать стройными тезисами, доказать изящными формулировками. Их вообще почти невозможно облечь в слова. Но я все же попробую.
Дорога
Трасса федерального значения Р-256. Единственный сквозной автомобильный путь через Горный Алтай. Одна из красивейших дорог мира. Уникальный туристический маршрут. Все верно — и все немного не о том. Говоря о Чуйском тракте, я бы оставила только слово „уникальный“ в его подлинном и нынче почти забытом значении: „единственный в своем роде“.
Ведь что такое дорога? Путь из пункта „А“ в пункт „Б“, как в школьной математической задачке. Расстояние, которое надо преодолеть, чтобы достичь цели. Собственно, Чуйский тракт всегда таким и был: дорогой к цели, торговой ли, паломнической, исследовательской или какой иной. Он и сейчас исправно играет роль элемента транспортной инфраструктуры, связывая отдаленные аймаки Республики Алтай с „большой землей“, а Россию с Монголией. А также многочисленных туристов — с красотами Горного Алтая, которые они хотят увидеть, с турбазами, на которых они хотят отдохнуть. С горами, на которые мечтают взойти, и реками, по которым желают сплавиться. И именно туристический аспект с каждым годом становится все более значимым. Да, места вокруг восхитительные и достопримечательностей не счесть, так все путешествия на том построены — едешь из интересного пункта „А“ в еще более интересный пункт „Б“, в промежутках преодолевая километры. Везде так.
Везде, кроме Чуйского тракта. Не знаю, когда именно и как это произошло, но дорога — вся, целиком! — превратилась из пути сообщения в самоценный, самодостаточный объект созерцания, познания и радости. Исчезло разделение на „объекты показа“ и „участки преодоления“. Словно череда отдельных кадров на киноленте преобразовалась в прекрасный фильм, что существует только в динамике, и смотришь его от начала до конца на одном дыхании.
Идеал
Наше поколение жило в такое время, что стать в чем‑то первопроходцами не составляло труда, настолько быстро менялось все вокруг. Эти вехи приходили, возвышались радостными флагштоками, потом заслонялись другими, отдалялись, терялись за горизонтом памяти крохотными черточками дорожных столбиков… Но одну из многих я помню — и до сих пор горжусь, что наша команда была в числе первых, кто начал организовывать регулярные „длинные“ экскурсии по Чуйскому тракту. Именно экскурсии, однодневные, для групп от десяти до двадцати пяти человек. Из туристического „куста“ Ая — „Бирюзовая Катунь“ и почти до Курая: до того места на тракте, где Северо-Чуйский хребет предстает роскошной панорамой. Семьсот километров в обе стороны, с утра до вечера в пути. Многие опытные коллеги в сомнении качали головами: слишком далеко, слишком долго, возвращаться той же дорогой, туристы устанут, будут недовольны…
Скажу забегая вперед: уставших туристов, поздним вечером выходящих из не самого комфортабельного китайского автобуса, для которого крейсерская скорость — 80 км/час, за пять летних сезонов я навидалась предостаточно. Недовольных — не видела ни разу.
Такая уж это дорога, Чуйский тракт. На ней невозможно заскучать — даже на обратном пути, когда уже знакомые вроде бы пейзажи, облитые гаснущим вечерним светом, становятся совершенно другими, непохожими на себя дневных. Повторю: это не маршрут, где четко обозначены точки остановок-достопримечательностей, а в промежутках экскурсанты просто едут, уткнувшись в телефоны, книжки или болтая о домашних делах. О нет! Я не раз думала, что если бы кто‑то специально задался целью проложить идеальную туристическую автотрассу, собрав на ней, как на нитке, плотное ожерелье из гор и рек, степей и перевалов, головокружительных обрывов и пасторальных лугов, древних святилищ и сумрачных курганов, то ничего грандиозней Чуйского тракта и не вышло бы.
„Тяжело?“ — сочувственно спрашивали собратья-экскурсоводы, работавшие на ближних маршрутах, когда я возвращалась на турбазу после третьей подряд четырнадцатичасовой экскурсии в особо насыщенный сезон. И, по‑моему, так до конца и не верили абсолютно искреннему ответу: „Нисколько!“. А я никак не могла объяснить, что эти поездки кардинально отличались от любых других, что Чуйский тракт сам покажет и расскажет все, что захочет, а экскурсовод у него всего лишь на подхвате… Но потом кто‑то из ребят сам садился в семь утра в автобус, приветствовал группу, торжественно объявлял: „Сегодня мы едем по Чуйскому тракту!“ — и по возвращении объяснять не надо было уже ничего.
Возраст
Информацию по Чуйскому тракту в эпоху избирательной доступности интернета мы собирали буквально по крупицам: из книг, монографий, распечаток, отчетов о туристических походах. Была она поначалу не особо богатой, а иногда заставляла задуматься и удивиться. Помню свое недоумение, когда читала: „село такое‑то, основано в 1897 году, до этого стояло тридцать юрт оседлых калмыков“. Как же основано, когда люди жили тут и ранее? Но вот пристрастие у цивилизованного человечества к официальным отметкам; есть отметка — есть событие, а иначе вроде и нет, так, доисторические времена. Оно понятно и даже правильно, подобные даты как якоря, повод для памяти и праздников. Но порой чуть‑чуть обидно, почти по‑детски: а ведь и „до того“ было!
Что‑то похожее я ощущаю сейчас, читая новости о столетии Чуйского тракта. За праздник — обеими руками, легендарная дорога достойна самых торжественных торжеств. Смущает сама формулировка. Столетие признания Чуйского тракта дорогой государственного значения — безусловно, как и зафиксировано в Постановлении ВЦИК от 26 мая 1922 года. Судьбоносное событие, знаменательный момент биографии! Но — момент. Точка отсчета. А реальный возраст пути вдоль Чуи-реки — от рождения, от первых путешественников, натоптавших тропу, — знают разве что горные духи. Люди могут лишь сопоставлять и строить версии, заглядывая в древнейшие хроники; очень может быть, что не столетний, а тысячелетний юбилей отмечать впору. Просто не забывайте, пробегая взглядом по заголовкам: государственной дороге — сто лет, а Чуйскому пути — намного, намного больше.
Время
Течение минут, часов, лет и столетий. Все меняется вокруг нас, и только неумолимое и поступательное движение времени неизменно. Оно идет ни быстрей, ни медленней, не останавливается и не поворачивает вспять…
Да? Значит, Чуйский тракт — особая зона, где время чихает с высокой горы на все правила мироздания и ведет себя так, как ему хочется. На нижней Катуни оно несется со скоростью хорошего автомобиля по ровной асфальтированной трассе, закручивает разноцветные смерчи из туристских толп, жадных до развлечений, вытягивает вверх от земли, как невиданные грибы за шляпки, все новые турбазы и отели. Утро, день, вечер, понедельник — пятница, май — август; быстрей, больше!
И даже когда вырываешься в сказочный бор левобережья и дальше, в зеленую долину Семы, на сожженный солнцем Семинский перевал и переполненный любопытствующими гостями Чикет, время летит, подстегивает, торопит… чтобы опомниться на рыжей террасе над Чуей и лениво развалиться на плоском горячем камне, грызя стебелек травинки: а куда это я, собственно? И ребята из моей компании, что полчаса назад залетели в придорожное кафе, тревожно поглядывая на часы, и даже слегка подергались от нерасторопности скуластых черноглазых девочек-официанток, выходят из дверей, усаживаются на деревянную скамью и уже никуда не торопятся. Как те самые девочки-официантки, от природы более мудрые, чем экзальтированные жители больших городов. Воздух золотится и густеет, словно мед, время скользит медленно-медленно, льется медовым расплавом с запахами цветущих трав и терпким привкусом степной полыни. Минута, час? Какая разница здесь и сейчас, в окружении гор, что косятся укоризненно и сочувственно на двуногих бабочек-однодневок. Время грызет травинку, и мы застываем в медово-прозрачном полдне, как бабочки в янтаре.
А чуть дальше время делится надвое, натрое, закладывает петли размером в тысячелетия, возвращается по собственным следам, смешивает эпохи. Гладкая полоска тракта, бело-серебристый автомобиль на обочине, пускающий солнечные зайчики лобовым стеклом. Век двадцать первый, третье тысячелетие. Серый обтесанный камень, поставленный вертикально, со схематично высеченным лицом и очень четко прорисованным коротким мечом на боку — каменный воин тюркских времен, минус пару тысяч лет в прошлое. Процарапанные силуэты оленей, горных козлов и баранов на скале за его спиной — минус три-четыре, а то и все десять тысяч лет.
Расстояние между автомобилем и каменной стеной с наскальными рисунками-петроглифами, взмывающей вверх черным отвесом, — каких‑то две сотни метров. И сотни столетий.
Горы
Чуйский тракт — это горы. Разные, невероятно разные горы, да еще и предстающие глазам как в увлекательном сюжете: от малого к большему, от вступления к кульминации. Они появляются постепенно, возвещают о своем скором присутствии горбиками холмов вдоль Катуни, дразнят невысокими еще скалами, высылают навстречу стража-Бабыргана, маяча за его плечом смутной линией. И вот обступают, весело и радостно, в ярких зеленых нарядах, одевших склоны. Тянется вдоль тракта лесистый Семинский хребет, повышается незаметно и неуклонно, сменяет сосны на березы, березы на лиственницы… и вдруг разворачивается поперек, преграждая путь: хватит блуждать понизу, давайте‑ка вверх! А пока автомобиль взбирается на перевал, успевает вновь переодеться: в торжественную изумрудность кедров.
Тракт еще идет под уклон, а эстафету уже принимает Теректинский хребет, высящийся вроде как поодаль, но отведешь взгляд на минутку — и совсем рядом, теснит к реке сумрачными скальными обрывами и тоже заступает путь крутым отрогом, по которому серпантином вьется подъем на Чике-Таман. Скатишься с Чикета, а на той стороне Катуни поджидают суровые, похожие то на окаменевших чудовищ, то на развалины старинных крепостей, чуть подкрашенные акварелями мхов южные склоны Сальджара. Дальше, дальше! Все круче склоны, все выше горы, застыли в неверном покое громадные осыпи, искрятся ручьи, звенит водопад, то и дело мелькает между ближними гребнями, манит призрачным блеском снежная белизна…
И вот — кульминация. Чуйские Альпы! Лестница в небо, неизбывная любовь, парящая над миром белоснежная сказка о сбывшемся чуде. Не знаю, за что, за какие заслуги, чьими молитвами дана нам эта красота — всем нам без разбора и сортировки, не избранным, не лучшим, не наградой за испытания, не заслуженным сокровищем в конце тяжкого пути. Просто так, ни за что. Всем. Всем, кто имеет глаза, кто банально может сесть в автомобиль и провести несколько часов на удобном сиденье, даже без особой тряски; в городах дороги хуже, чем асфальтовая лента тракта. А потом выходи и смотри, сколько захочешь, на сияющие вершины, режущие небеса, глаза и сердце.
Открытия
Когда двадцать лет назад мы придумывали алгоритм „длинной экскурсии“, рассчитывали время и километры, разложив по широкому крыльцу администраторской нашу главную ценность — потертые на сгибах карты-двухкилометровки, на тонкой ниточке Чуйского тракта насчитывалось около десятка отметок: здесь надо остановиться! К концу сезона отметок стало вдвое больше, а еще через год я перестала считать.
Многие места, что сегодня занесены во все путеводители, мы „открывали“ сами, имея лишь смутное представление о координатах: искали „дивного зверя“ на Калбак-Таше, во все глаза высматривали черточку каменного воина на фоне темных скал, чуть ли не с лупой исследовали валуны в „каменном саду“. Однажды совершенно случайно, решив полакомиться кедровыми шишками, обнаружили в двухстах метрах под Семинским перевалом удивительную скалу с аркой-выемкой, наглухо перегороженной настоящей каменной дверью. Конечно, тут же назвали находку „пещерой Али-Бабы“, безрезультатно пошептали „сим-сим, откройся“ и приберегли местечко для эксклюзивных поездок; информация о достопримечательности, что много позже на туристских порталах назовут Вратами Эрлика, мегалитом иных цивилизаций и входом в таинственный подземный тоннель, по тем временам напрочь отсутствовала.
Были и другие находки; часть сейчас общеизвестна, часть так и осталась маленькими секретами, которыми старые гиды и экскурсоводы делятся далеко не с каждым. Почему? Не из жадности, из осторожности: достаточно вспомнить, во что превратили вандалы два года назад упомянутую „каменную дверь“. Позже, каюсь, был период, когда я малодушно решила — Чуйский тракт опустошил свою шкатулку сюрпризов… Но минувшим летом мне показали удивительной красоты комплекс наскальных рисунков: совсем недалеко от дороги, на повороте, мимо которого я проезжала сто раз, не бросив и взгляда.
Так что неиссякаема та шкатулочка. Путешествуйте, ищите, смотрите. И, может быть, за поворотом уже вроде бы знакомой вдоль и поперек автотрассы лично для вас приготовлен новый подарок.
…Чем отличается любовь от влюбленности, дружба от приятельства, призвание от ремесла? Вот тем же самым Чуйский тракт отличается от других дорог. Единственный и неповторимый. Алтайский. Наш.
Наталья Попова