Я решила наконец выйти замуж. Мужчины у меня были и раньше. Они цеплялись ко мне, как репейник к платью. Каждого я таскала на себе годами. Но замуж никто не звал, а замуж хотелось. На одиноких женщин у нас смотрят с опаской: от таких не знаешь, чего ждать; такая что угодно способна сделать.
Я побрела со своей котомкой в школу жён, что стояла посреди туманной долины. Там мои ноги усмирили в маленьких узких туфлях. Сняли с меня свободный костюм и спрятали в халат с широким поясом, в котором не то что ходить — дышать сложно.
— Терпи, это и есть быть супругой, — сказала женщина, которая меня одевала.
В школе меня учили, как встречать мужчину с работы, как усмирять своё недовольство и дурной характер, как мыть и массировать ему ноги, как молчать и давать ему много пространства для мысли. Повторяли, что руки, пятки и голос у женщины должны быть мягки. Показали, как ходить бесшумно.
Говорили, что волосы нужно отпустить до талии, потому что женщина с длинными волосами выглядит беззащитной. За них можно схватить, намотать их на кулак — и жена притихнет. Мужчины чувствуют себя сильнее, если рядом с собой видят слабость.
Волосы отращивать не хотелось — мне нравилось, как ветер играл с ними. И ходить тихо не получалось: я любила слышать звук своих шагов в коридорах школы. Я рассказала об этом учительнице, она мне ответила:
— Хорошей женой тебе не стать. Но ты заплатила нам, поэтому мы сделаем всё, что сможем.
После её слов я загрустила. Не пошла на вечернее занятие с веерами, закрылась у себя в спальне. Когда в пруду запели лягушки, служанка с золотистой кожей принесла мне тарелку супа.
— Иди погуляй в горы, Тьен, — сказала она. — Когда устают ноги, голова отдыхает. Твоей голове нужен отдых.
На следующий день я наполнила тыквенную бутыль водой, положила в котомку платок, орешки и отправилась по тропинке к вершине. Два часа спустя меня нагнал старик в потрёпанной соломенной шляпе.
— Ты чего так медленно плетёшься? Что у тебя за спиной?
— Мои вещи.
— Что за вещи ты тащишь в горы?
Я остановилась, сняла с плеч котомку и подняла крышку.
— Вот бутыль с водой, вот орешки, вот платок.
— Что там ещё?
— Ничего.
— Ничего? — старик расхохотался. — Ничего в котомке, с которой ты еле идёшь, под которой ты вся согнулась? Женщина, ты сама не знаешь, что на себе тащишь.
Старик приблизился и засунул руку в мою корзину. Там что-то хрустнуло, он вынул тонкую плетёную перегородку. Сел на траву, скрестив ноги.
— Ну давай доставай.
Моё сердце заколотилось, а в горле словно застряла косточка от абрикоса. Из темноты своей ноши я вытащила ржавый котелок деда, отца моей мамы.
— Что это? — спросил старик.
— В этом котелке мой дед готовил себе пищу на чужих землях. Он был охотником на драконов. Так называют путешественников в местах, откуда я родом. Дед был из тех людей, которые рождаются с любовью к миру. Хотел своими глазами всё повидать и всему научиться. Ветер нельзя прижать камнем — говорят люди, но это неправда. Дед бродил по миру до тех пор, пока не споткнулся о мою бабку. Красивая, с мягкими движениями и длинными волосами, она оказалась камнем, который прижал ветер. Из-за неё дед забыл, что он странник. А когда вспомнил, было уже поздно.
— Да… беды было не избежать, — сказал старик.
— Почему?
Он не ответил. Я снова опустила руку в котомку и достала белый пористый камень.
— Надо же, его привезла с собой моя бабка, та, о кого споткнулся мой дед-искатель драконов. Она взяла этот камень на родной земле, уже зная, что никогда туда не вернётся. После каждой ссоры с моим дедом поливала этот камень слезами. Приговаривала: «Зачем я уехала с ним? Лучше бы осталась и вышла замуж за торговца волами». Ругались они часто. Камень до сих пор мокрый. Потрогайте его.
Я передала старику камень. Тот подержал его и вернул мне — на его ладони остался мокрый след от слёз моей бабки.
— То есть они были несчастны? — перебил старик.
— Да. Если мамины родители ненавидели друг друга тихо, то родители отца каждый день бились лбами.
Я достала из котомки древнюю, написанную от руки книгу.
— Эсхил, «Прометей прикованный», — прочитал старик слова на обложке.
— Эта книга принадлежала отцу моего отца. Дед с ней не расставался.
Я взялась перелистывать страницы и остановилась на обведённой угольком фразе: «С равными нужно в браки вступать, чтобы счастье своё найти».
— Интересно, он обвёл эту фразу до или после свадьбы? Если до, то почему не женился на себе равной? Он, умный и честный, мог стать правителем наших земель, если бы выбрал жену себе по размеру. А так растратил силы на бесконечные ссоры с моей бабкой.
Солнце начало раскалять землю. Змеи спрятались под валуны и затаились. Затихли сверчки и птицы. Старик в потрёпанной крестьянской шляпе выжидающе глядел на меня. Я снова опустила руку в котомку и вынула чернильницу из обожжённой глины.
— Это вещица моей мамы. Она училась при монастыре на горе Эу, переписывала там ветхие книги. Древние слова разбудили в ней что-то, и она начала сочинять стихи. Писала обо всём, что видела: как пчела пьёт нектар из цветка, как дикий пёс ловит кузнечиков, как панголин засовывает язык в крепость термитов. Писала про паломников, которые ищут счастье в высокогорных монастырях, но нигде счастья найти не могут…
Старик взял чернильницу из моих рук и вытащил пробку.
— Так она полна чернил! — поскрёб ногтем. — Они засохли.
— Да, мама со свадьбы ничего не писала. Мой отец был паломником. Подошёл к ней в монастыре и спросил, где поблизости есть родник или колодец. Она дала ему напиться из своей бутыли и с тех пор каждый день его поит.
Я вздохнула.
— Папа привёл её в свою деревню. Они поселились в доме у реки, капризной и мутной. Больше она не касалась своей палочки для письма. Полная чернильница пылилась на полке. Мама вставала за час до рассвета, чтобы приготовить завтрак. Кормила нас, бежала на плантации, к обеду возвращалась в дом. Варила рис, потом до вечера скребла метлой полы и двор, стирала одежду. Кричала на нас за каждую провинность. Да и просто так кричала — не знала, куда деться от своей боли. Потом тихо плакала, пока мы спали.
— Выходит, она тоже была несчастна?
— Теперь понимаю, что да. Раньше я думала, что жизнь — она такая и есть; что быть женой значит терпеть и задыхаться. Этому учат и в школе жён…
— И ты всё это на себе таскаешь? — покачал головой старик. — Как ты вообще дошла досюда? Вырой яму и закопай всё это здесь.
— Не могу, эти вещи связывают меня с семьёй. Это память.
Но старик не позволил мне положить мою ношу обратно в котомку. Он резво, как мальчик, раскидал всё по округе.
— Что вы сделали? — крикнула я.
Мой попутчик поправил свою дряхлую шляпу и сказал:
— Пойдём в гору.
И мы пошли. Я больше от него не отставала. Шла босая и чувствовала ногами землю. В моей котомке болтались только фляжка с водой, платок и мешочек с орехами, которые мы вскоре съели. Когда забрались на вершину, я поняла, что ко мне вернулось зрение.
Я видела крыши хижин в долине, каменный дом правителя на холме и блестящие реки. С наслаждением наблюдала, как в медовых сумерках парят птицы, и поднимается дым от костров на берегу моря: там рыбаки сушили сети и готовили ужин. Я повернулась к старику, чтобы поделиться с ним радостью, но он будто бы испарился.
В школу жён я не вернулась. С горы не пошла, а побежала — на плечи ничто не давило. С тех пор я иду без остановки. Решила продолжить учиться, но учиться счастью. А счастью можно научиться лишь у счастливых. По пути заглядываю в глаза, ищу лёгкость и спокойствие в лицах. Когда нахожу, прошусь на ночлег, расспрашиваю, запоминаю.
Оказывается, можно быть счастливым ребёнком, счастливой женой, счастливой мамой. Я тоже однажды стану счастливой женой, но пока я счастливый странник. Я чувствую мир, по которому иду. Впитываю, вникаю. Слышу океан, что сейчас плещется за бортом по пути к земле Бразилис.
Дни стоят ветреные и туманные, а по ночам случаются страшные грозы. Но я не боюсь, потому что знаю: будет берег. Горячий, загадочный, полный открытий берег обязательно будет…
Вы прочитали отрывок из книги "Джунгли внутри тебя".
Это авантюрный и мистический роман-путеводитель через тёмную ночь души к свободе жить.
Узнать больше о книге и прочитать другие истории из неё можно здесь.