В 1990 году о кровавых злодеяниях этой банды взахлеб писали почти все прибалтийские газеты, а в той же Латвии за поимку преступников было назначено весьма солидное денежное вознаграждение. И хотя расследованием и поисками занимались лучшие из лучших, все усилия латвийских сыскарей ни к чему не привели — убийцы, словно провалились сквозь землю. Между тем, «наследив» еще двумя трупами в городе на Неве, бандиты попытались затаиться в Ленинградской области, где и попались на пустяковой краже, совершенной на даче Алисы Фрейндлих...
«Ухалка»
Несмотря на хрупкое телосложение, внешнюю девичью привлекательность и лучезарный взгляд монашки-праведницы, драться Надька Есипова умела не хуже любого мужика, умудряясь с одного удара сбивать с ног даже «пристяжных» — здоровущих бабищ из окружения лагерных авторитетов. С самими авторитетами Надежда, конечно, старалась не конфликтовать, хотя и должного трепета перед ними никогда не испытывала.
За что, при отбывании еще первого срока, угодила в разряд «ухалок», или, проще говоря, женщин-забияк. Чересчур независимых, безмерно гордых, и потому всегда непредсказуемых и тем опасных. Всего же за плечами этой 28-летней женщины висело восемь лет лагерей и три судимости, куда помимо заурядного мордобоя входили также статьи за хищение государственной собственности и организацию побега. В четвертый раз Есипова попалась вместе с подельниками на довольно банальной краже личного имущества граждан.
Попались они, можно сказать, с поличным: целой грудой не сбытых вовремя вещей, бережно сохранивших их отпечатки пальцев и запах пота. Вот почему кабинет, где допрашивали Надежду, больше напоминал пункт распродажи гуманитарной помощи, а сама воровка, словно опытный продавец-консультант, подробно рассказывала о каждой разложенной на полу и столах вещи.
— Это — из Сосново, — лениво цедила она сквозь зубы. – Это – из Таллинна. Это – из Скрунды, а это... — здесь Есипова, грациозно нагнувшись, подняла двумя пальцами детскую джинсовую курточку. – А это мы, кажется, в Юрмале взяли.
Заметив, как подследственная, брякнув про Юрмалу, явно с досадой прикусила нижнюю губу, производившая допрос прокурор-криминалист Корнилова сразу насторожилась.
— А что за кража у вас была в Юрмале? — спросила она.
Задумчиво покрутив курточку в воздухе, Надежда тяжело вздохнула и, бросив ее обратно на пол, брезгливо вытерла платком пальцы.
— Так за нами не просто кража. Там за нами «мокрый гранд» числится.
— То есть ты хочешь сказать: разбой с убийством, — поправила ее Валентина Корнилова.
— Хорошо, пусть будет разбой с убийством, — не стала спорить Есипова.
— Не кокетничай. В блатном жаргоне «мокрый гранд» давным— давно заменен на простецкое слово «мокруха».
— А мне по-старому больше нравится. Красиво звучит.
— Да бог с ним, с этим грандом, — быстро села писать протокол Корнилова. – Давай вернемся к Юрмале: когда, с кем, кого, ну и так далее. Желательно со всеми подробностями и с самого начала.
— Сначала? — иронически улыбнувшись, переспросила Надька. — Сначала была настоящая любовь...
«Маресса»
Следует заметить, общение с сугубо женской аудиторией на протяжении нескольких лет кряду Есипову не развратило. Она с одинаковым презрением относилась к проявлению любого типа лесбиянства, разумно предпочитая сотне свихнувшихся на сексе баб одного толкового мужика. В мечтах он обычно представлялся ей высоким блондином, с мужественным волевым лицом и, естественно, не боявшимся крови. Наличие острого ума у сказочного принца не предусматривалось, ибо для обеспечения комфортабельной жизни даже на двоих Надежде вполне хватало своих собственных мозговых извилин.
И хотя мечты сбываются, в основном, только во снах, фортуна неожиданно сделала зигзаг и улыбнулась Надежде Есиповой ослепительной белозубой улыбкой почти двухметрового прибалта ...из Костромской области. Так в жизнь истосковавшейся по ласке женщины ворвался Стасис Лединовскас — ранее имевший четыре судимости за грабежи и злостное хулиганство, и официально признанный судом особо опасным рецидивистом. Воровка Надька пребывала на седьмом небе: она не только обрела долгожданную любовь, но и стала всамделишней «марессой» — любовницей преступного авторитета.
Стасис, что называется, был крутым с ног до головы, и единственной слабостью этого гиганта являлось нездоровое пристрастие к оружию. Причем к любому: в его личном «арсенале» одинаково бережно хранились и холились всевозможные виды ножей, включая кухонные; свинцовые и титановые кастеты, обрез двустволки и — гордость коллекции — немецкий «шмайссер». Все в идеальном состоянии и готовое в любую минуту сеять ужас и смерть. К несказанному удивлению Лединовскаса, Надежда осмотром коллекции осталась недовольна.
— Не хочу тебя обижать, — сказала она, аккуратно срезая заусенец на мизинце двадцатисантиметровой финкой, — только нам этого мало.
— Мало?
— Для настоящего дела — мало. Помнишь, ты мне рассказывал о каком-то охотничьем музее в Айзпутском лесничестве?
— Допустим, помню.
— Так вот, хорошо бы ты еще вспомнил, как туда добираться. Я, например, не прочь провести наш медовый месяц на лоне дикой природы...
Музейная добыча превзошла все ожидания. Без всяких хлопот и шума они вынесли оттуда два австрийских штыка, ручную гранату, три пистолета системы «вальтер», два «парабеллума» плюс несколько ценных звериных шкур.
— Видишь, как все чудненько получилось, — довольно потирала ладошки Надька. — Теперь можно подумать о чем-нибудь более солидном, а то, словно бомжи, одними дачами и церквями промышляем.
До кражи в лесничестве шайка Лединовскаса (в которую, помимо марессы, входили еще Юрий Лашков и Сергей Кравченко) действительно занималась лишь обыкновенными чистками квартир, пустующих дач и неохраняемых храмов. Однако Есипова решила на этом поставить точку, в ненавязчивой форме растолковав атаману, что, имея такое мощное вооружение, заниматься крохоборством консервов в дачных домиках просто стыдно. Пришло время брать крупный магазин или кассу. А еще лучше, пользуясь сезоном отпусков, найти где-нибудь в пригороде отдыхающего состоятельного предпринимателя и как следует того тряхнуть. Благо коммерсантов сейчас в Латвии развелось, будто собак нерезаных.
Против ожидания, заманчивое предложение Есиповой поддержал только трусоватый Кравченко, да и то по причине отсутствия в летних коттеджах военизированной охраны и сигнализации. Обидчиво поджав карминовые губки, Надежда демонстративно пошла стелить себе кровать в другой комнате. Наутро атаман сдался и занялся интенсивными поисками будущей жертвы.
«Коренная»
Нападение на юрмаловского «креза» Петериса Галевиуса – по сведениям злоумышленников, часто бывавшего за границей — было приурочено в аккурат к дню рождения Юрия Лашкова. По заранее разработанному плану первыми в дом Галевиуса должны были проникнуть Есипова и сам именинник, коим отводилась роль молодоженов, мечтающих снять на сезон уютную комнатку. При этом на Лашкова возлагалась обязанность сбить с ног любого, кто им откроет двери, а на Надежду – укладывание остальных жильцов на пол, под угрозой оружия. После чего появлялись Стасис и Кравченко и вязали всех веревками. Открывать стрельбу разрешалось только в крайнем случае.
Приняв для храбрости по сто пятьдесят грамм и проверив пистолеты, Лединовскас с Сергеем залегли в кустах, тогда как липовые супруги неловко обнялись и не спеша попылили к намеченной цели. И никто из преступников не ожидал, что столь скрупулезно выверенный ими план буквально через пять минут затрещит по швам.
Первым растерялся Лашков — двери коттеджа оказались не запертыми и потому бить кастетом между глаз было просто некому. Вторым незапланированным ударом для «молодоженов» стала ... обезоруживающая улыбка хозяйки дома – Мары Галевиус, судя по всему, женщины очень доброй и гостеприимной. Увидев в прихожей незнакомую молодую пару, она радушно пригласила их в комнату на чашечку кофе. Приветливость обескуражила: Юрка стыдливо спрятал свинчатку за спину, а Надька, краснея и путаясь в словах, стала неубедительно мямлить про дачный сезон и несусветную дороговизну. Налетчики с извинениями пятились к выходу, когда во дворе вдруг рухнула поленница и послышался шум борьбы.
Как выяснилось позже, приход нежданных гостей насторожил находившегося в гараже хозяина коттеджа и тот, оставив ремонт, поспешил к жене узнать, в чем дело. Наперерез ему бросился Стасис и, развалив по пути плечом поленницу, настиг Петериса в прихожей. Мужчины оказались под стать друг другу и поэтому, получив оглушающий удар в ухо, а затем в челюсть, Лединовскас перестал испытывать судьбу и выхватил из кармана пистолет. Петерис ударил его под руку.
Выплюнув из дула «вальтера» яркий язычок пламени, грянул выстрел – мимо! За ним второй. На этот раз, срикошетив, пуля зацепила локоть гостеприимной хозяйки, и та громко вскрикнула — скорей от неожиданности, чем от боли. Лашков нанес ей сильный удар кастетом в лицо. Не устояв на ногах, Мара ударилась головой о подоконник и, срывая с окон занавески, боком завалилась на пол. При третьем выстреле пуля пробила предплечье хозяина дома и заодно прошила Юркину ступню. Выронив кастет, тот заверещал: «Куда стреляешь, гад! Больно ведь!» и запрыгал на одной ноге по комнате.
После четвертого выстрела, произведенного в упор, Петерис Галевиус упал навзничь и, пару раз дернувшись, затих. Вытерев наспех разбитую рожу рукавом, Статис подошел к тихо стонавшей женщине и, почти не целясь, прострелил ей затылок. От пороховой гари, заполнившей комнату, у Надежды невыносимо защипали накрашенные глаза. Оставив мужиков наводить шмон внизу, она поднялась на второй этаж, где с изумлением обнаружила еще двух Галевиусов – оцепеневшего от страха десятилетнего мальчика и больную парализованную старуху. Увидев незнакомую женщину с пистолетом в руке, ребенок метнулся к распахнутому окну, но Есипова успела его перехватить за волосы. Мальчик забился и закричал тоненьким умоляющим голоском: «Не надо! Не надо! Не надо!» Однако сзади хрипло задышал перегаром Статис, и детский крик оборвал шестой выстрел. И тоже в упор.
Затем дымящееся дуло «вальтера» уперлось в висок парализованной старухи. Поздно сообразив, Надежда не успела отскочить в сторону, и налетчицу густо обдало мелкими брызгами вышибленных на стену мозгов. «Ну вот, — грустно констатировала она, пытаясь платочком стереть с кофточки следы крови, ты мне новую финскую блузку испортил... Балбес неаккуратный...»
Когда стрельба окончательно стихла, из гаража выполз прятавшийся там все это время Кравченко и на негнувшихся ногах направился к коттеджу за своей долей добычи. Он не переносил ни запаха крови, ни вида трупов. И хотя от слабости в желудке его уже дважды скручивали приступы рвоты, жадность упорно продолжала толкать вперед. Стараясь не смотреть на мертвые тела, перетрусивший хапуга кое-как добрался до вожделенного шкафа в комнате и тут же завопил от ужаса. Неподвижно лежавший труп хозяина дома вдруг ожил и, царапая ногтями стену, попытался подняться на ноги. На крик прибежали Статис и Юрка.
«У тебя же оружие есть! — заругался атаман. — Чего зря шум поднимаешь». Но, посмотрев на зеленое лицо горе-подельника, махнул рукой и добил раненого сам. Сереге опять стало плохо... Уже поздно вечером, изрядно нагрузившись на дне рождения Лашкова, Лединовскас привлек к себе марессу и, нежно поцеловав, прошептал: «Теперь, девочка, нас, кроме любви, крепко связывает еще и чужая кровь».
— Ничего нас с тобой не связывает, — чисто по-бабьи пригорюнилась Надежда. — Ты — женатый человек. У тебя семья, дом где-то под Костромой... — и неожиданно добавила совсем другим тоном — И насчет кровных уз ошибаешься. Я сегодня действительно была главной соучастницей, то бишь «коренной», только крови человеческой на мне нет... Во всяком случае, пока.
«Мокрушница»
После сравнительно удачного налета в Юрмале банда в полном составе вернулась в Россию, где и залегла на дно в поселке Сосново Ленинградской области. А приютила их там младшая сестра Есиповой — Наталья. Девица вздорная и легкомысленная, всегда охотно принимавшая от бандитов любые подарки и активно помогавшая им сбывать и прятать награбленное. Вместе со своим дружком Арчилом, эта двадцатилетняя недоросль с замиранием сердца слушала байки о невероятных приключениях сестрицы и просто умирала от зависти, мечтая хотя бы раз побывать в настоящем деле.
И вскоре такая возможность ей представилась. Куш, взятый в Прибалтике, сулил длительный и сытный отдых, но Надежда опять начала бузить. Томясь от безделья и скуки, она постоянно теребила Статиса, намекая на новый налет. «Ты мне какие клятвы давал? — пилила она днем и ночью опухшего от пьянства атамана. — Вспомни, как до налета на коттедж мы собирались с тобой потрясти еще и двух спекулянток из Питера. Вот у кого куры денег не клюют, и золото не переводится. Чего молчишь-то? Не понимаешь, о чем я говорю?.. Нет?.. У, пень нерусский!»
Не устояв и на сей раз перед натиском обожаемой женщины, Лединовскас забрал с собой Кравченко и поехал в Ленинград, на Красную улицу, познакомиться со спекулянтками издали. Поскольку Лашков был ранен и к тому же в стельку пьян, Статис пригласил участвовать в налете сердечного дружка Натальи Арчила. Чеченец, не раздумывая, согласился, чем вызвал небывалый прилив гордости у сожительницы. К удивлению Надежды, выразила горячее желание принимать участие в операции и беременная на последнем месяце наводчица, которая была знакома с богатыми спекулянтками лично и от которой бандиты, в общем-то, и узнали нужный им адрес, где проживали мать и дочь Морщинины, занимавшиеся перепродажей водки и различного барахла.
Ни Статис, ни Сергей против участия наводчицы, в принципе, ничего не имели, и лишь Надежда, презрительно посмотрев на ее вздутый живот, иронически осведомилась: не боится ли мадам разродиться прямо во время ограбления? «Не твоя забота! — не замедлила огрызнуться наводчица. — Ты лучше скажи: кто вам этих Морщининых отыскал? Я! Значит, и мне положен равный кусок от общего пирога».
В восемь утра в квартире по Красной, 7, раздался звонок. Заспанная Морщинина-младшая босиком прошлепала в коридор и на всякий случай приникла к смотровому глазку. На лестничной площадке стояла и глупо улыбалась ее давняя знакомая. Щелкнул замок, и в распахнувшиеся двери внезапно ворвались трое мужчин в масках. Не успевших толком проснуться женщин быстро связали, развели по разным комнатам и стали требовать выдачи денег и драгоценностей.
«Да нет у нас ничего, — правдиво округлив глаза, клялась Морщинина-старшая.— Мы же недавно дачу купили. Вон и эта стерва подтвердить может. – И указала взглядом на наводчицу.
«Знать ничего не знаю! — запихивая что-то в мешок, парировала та. — Не скажешь — пристрелю».
Морщинина-старшая заплакала.
«Ладно, — многозначительно произнесла стоявшая рядом Надька. – Ты пока полежи, подумай, а мы тем временем твою дочурку пораспрашиваем».
Однако Морщинина-младшая оказалась орешком не менее твердым и отнекивалась до тех пор, пока разъяренный атаман не пырнул девушку ножом в живот. Услышав ее жалобные крики, обомлевшая мать моментально вспомнила то место, где «завалялось колечко с бриллиантом». Одно! В этот момент во входную дверь кто-то, совсем некстати, постучал — видимо, один из постоянных клиентов спекулянток — и радостно, на всю лестницу, сообщил, что он принес им старый должок.
Морщинина-младшая дернулась, но Есипова, упредив возможный стон или крик жертвы, крепко зажала ей рот и нос руками, а Лединовскас стиснул горло. К удовлетворению обоих, агония у девушки продолжалась недолго. Такой же страшный конец ожидал и Морщинину-старшую. Как рассказывал потом на допросе Кравченко, «Стасис набросил ей электрошнур на шею. Один конец шнура оставил себе, а другой дал мне. Мы потянули каждый свой конец. Морщинина захрипела и потеряла сознание. А кто убил ее, я не знаю...»
После чего мертвую женщину отнесли в ванную и утопили в горячей воде. Вопреки ожиданиям, никаких золотых россыпей и кубышек с деньгами в квартире найти не удалось. Разве что пару золотых колечек и сережек, немного наличности, кое-какие не заношенные до дыр шмотки да сорок бутылок самодельного коньяка и водки. Обмывали успешное завершение операции тут же, по соседству с двумя трупами. Явно в пику Надежде, беременная наводчица пила наравне со всеми и, похоже, раньше времени рожать не собиралась.
«Задрыга»
Незаметно в бесшабашных застольях пролетела неделя, затем вторая. Теперь уже заскучал Лединовскас и начал собираться домой навестить семью. И хотя уезжал он ненадолго, Надежда, прощаясь с ним, рыдала навзрыд, будто предчувствовала, что следующее свидание у них будет на очной ставке, да и то последним. Спустя месяц банда без железной руки атамана совершенно разболталась. Обнаглев до предела, налетчики нарушили главную заповедь гастролеров — не воруй, где живешь, и принялись промышлять в сарайчиках и погребах сосновских обывателей, выискивая себе на закуску моченые яблочки и соленые грибочки.
Обворованные граждане из-за пары банок обращаться в милицию стеснялись, и потому на след банды местным операм удалось выйти лишь после хищения вещей на даче Алисы Фрейндлих. Но так как начальник отделения милиции Дианов параллельно получил еще и информацию о наличии у подозреваемых огнестрельного оружия, то дело было незамедлительно передано в ленинградское ОРБ (теперь РУОП). Обезвреживать особо опасных преступников поручили сотрудникам 5-го отдела ОРБ Евсееву, Григорьеву и Юлову, а возглавил эту команду замначальника отдела Владимир Колесник. В одну из белых ночей бандитов взяли на квартире у Есиповой, как говорится, тепленькими.
Отсутствовал только Лединовскас, но его местонахождение удалось установить довольно быстро. Для надежности выпросив у начальства «Мерседес» и прихватив с собой двух омоновцев, в Костромскую область срочно выехал старший оперуполномоченный по особо важным делам Николай Евсеев. Однако, не доезжая до места назначения, не сдюжив с российскими дорогами, хваленый «Мерседес» сломался, а когда они все же добрались до дома атамана, то супруга Лединовскаса им сообщила, что «Стасик сильно разбился на мотоцикле и сейчас находится в областной больнице в тяжелом состоянии». В действительности состояние этого верзилы было не таким уж тяжелым, и в ближайшие дни его готовили к выписке. Заручившись согласием врачей, Евсеев предусмотрительно усадил Стасика между двумя омоновцами и повез обратно к берегам Невы.
К тому времени члены банды уже стали давать показания и, неожиданно для многих, одной из первых «раскололась» Надежда Есипова. Слабохарактерный Сергей Кравченко предпочитал на допросах хныкать, юлить и отпираться от очевидных фактов. Когда же экс-маресса впрямую дала против него исчерпывающие сведения на очной ставке, то и здесь Серега не скис, а презрительно поджав губы, назвал Есипову «задрыгой», оскорбив тем самым рецидивистку до глубины души, ибо слово это нехорошее и даже в «интеллигентном» смысле переводится как «ненадежная женщина».
В отличие от Надежды, Лединовскас следаков не порадовал ничем. С охотой болтая на любые посторонние темы, он вдруг переставал понимать по-русски, едва разговор заходил о совершенных им преступлениях. Не помогли здесь и работники латвийской прокуратуры, специально вызванные из Риги – атаман на контакт не шел ни в какую. Зато на очных ставках с бывшими подельниками заметно оживлялся и предлагал им все валить на него, что и делалось с превеликим удовольствием. На вполне закономерный вопрос, зачем ему это нужно, Стасис, не рисуясь, заявил: раз за ним река людской крови, его все равно расстреляют. Если успеют, конечно. А Надюху он прокуратуре ни за что не сдаст. В начале 1992 года этот убийца, не дожидаясь суда, повесился в камере рижского СИЗО.
Анализируя материалы уголовного дела, невольно приходишь к выводу, что Лединовскас являлся лишь номинальным главарем преступной группировки, ее цементирующей основой. Подлинная же власть и инициатива находились в хрупких руках Надежды Есиповой. Похоже, не упустила она ее и после ареста. Во всяком случае, истинные мотивы самоубийства Стасиса до сих пор остались невыясненными, но простор для лавирования после его смерти у арестованных бандитов оказался довольно широкий. И что характерно, активнее всех сваливала все на мертвого атамана его бывшая любовь.
«Каторга»
Именно так в преступном мире называют осужденных на огромные сроки заключения. Есть шанс, что в эту черную категорию попадет и Надежда Есипова, хотя поначалу ей больше, чем 15 лет, вроде бы и не грозило...
В общей сложности следствие длилось около года, и рука об руку со спецами из ОРБ работали и профессионалы из городской прокуратуры: Корнилова, Иванов и Блинов. По завершению расследования все наработанные материалы были переданы латвийским коллегам, и на этом деле поставлена точка. Приятно отметить, что признательность латышей за поимку банды не имела границ: Владимир Колесник и начальник следственной части прокуратуры С-Петербурга Олег Блинов были поощрены благодарностью министра Латвии. Николай Евсеев получил обещанную денежную награду (тут же поделенную на всех участников следственной группы ОРБ), а начальник Сосновского отделения милиции Д. Дианов по приглашению латвийских властей хорошо отдохнул на прибалтийском курорте.
Казалось, все закончилось благополучно и пристойно, но... так только казалось. Для начала ложку дегтя преподнесла латвийская пресса, приписавшая все лавры победы своим землякам. В газетах на все лады рассказывалось о том, как ловко следователи-латыши раскрыли преступления, совершенные бандой Лединовскаса, утерев тем самым носы следователям из Питера. А далее произошло и вовсе несуразное. Использовав в полной мере материалы, касавшиеся убийства семьи Галевиусов, прокуратура Латвии отказалась наотрез присоединять к ним эпизоды, совершенные налетчикам на территории России.
Руководство ОРБ и Петербургской прокуратуры пребывало в шоке. Практически всю титаническую работу, проделанную год назад, теперь приходилось переделывать заново. Вся тяжесть «восстановительных» работ легла на плечи одного из опытнейших сотрудников следственной части прокуратуры А. Тунксона, который справился с возложенной на него задачей просто блестяще.
В. ШУМСКИЙ, журналист
Санкт-Петербург
«Секретные материалы 20 века» №5. 1999