Малка, как Вы думаете, что будет после смерти? Будет ли какая-то другая жизнь или как вообще?
Можете порассуждать о смерти как таковой, которая точно случится с каждым из нас, ещё и непредсказуемо?
Вы бы до какого возраста хотели бы жить?
Есть что-то очень важное, что понимаешь только с возрастом? Что, например?
И почему вам нравится Лара Галь? Почему вам интересно с ней общаться? (Вы же пригласили ее на свой др, значит наверное общаться нравится)
Я думаю, что жизнь после смерти - это настолько не нашего ума дело, насколько это вообще возможно.
Заберет ли Господь меня к себе и упокоит уже наконец блин в селениях праведных, где не надо будет работать(зачеркнуто) или зашлет обратно играть в другом сериале - это решает он. Меня устроит любой вариант.
В принципе мне нравится земная жизнь, я в ней более-менее разобралась, и если вдруг предстоит еще один подход к снаряду - думаю, я справлюсь. Если больше поиграть не дадут - я тоже не против, это не настолько увлекательная игра, чтобы о ней сожалеть.
Идея смерти как избавления мне не близка. Мне, в отличие от многих, нравится этот мир, я в нем вполне дома. Но это такое "дома", какое бывает в долгой командировке, в каком-нибудь славном месте вроде Праги или Зальцбурга. Ты уже вроде обжился, прокачал язык, обзавелся даже какими-то знакомыми. У тебя есть любимое кафе, где тебя знают. Ты привык к местным правилам и радуешься местным ландшафтам. Ты почти никогда не думаешь о своем настоящем доме, куда предстоит вернуться. Но ты все равно знаешь, что он есть.
А еще ты знаешь, что следующая командировка может быть не в Зальцбург, а в Сыктывкар. И ты такой думаешь - вот вернусь, и хорошо бы сразу уволиться от греха.
Я была бы рада долгой жизни. Во-первых, интересно посмотреть, куда вся эта бодяга в итоге вырулит. А во-вторых, у меня есть дерзкая мечта когда-нибудь наконец отдохнуть. Если мне суждено хотя бы несколько лет не преподавать немецкий и не писать тексты - я хочу дожить до этого светлого мига. Я просто хочу испытать, каково это - не сражаться за заработок каждую минуту своей жизни, а заниматься нормальными человеческими делами.
Думаю, лет 30 у меня еще есть.
С возрастом может прийти понимание каких-то вещей, но может и не прийти. Опять же - что мы понимаем под возрастом? Есть классический миф, что с сединой якобы уходят страсти, а чтобы не сдохнуть от скуки, взамен выдается мудрость. Типа: бегать-прыгать ты больше не сможешь, на вот тебе кубики, займись ими. Это, мягко говоря, не совсем так. Большинству людей никаких кубиков не выдают, и они продолжают подпрыгивать, только уже мысленно. А некоторые осваивают кубики не от вынужденной неподвижности, а просто потому что им нравится играть в кубики.
Если развитие идет согласно Божьему замыслу, то оно идет скорее в сторону минимализма. Что нам нравится в минималистичных интерьерах? Чистота, порядок и простор. Простор и свобода, потому что ничего лишнего; красота, потому что все на своем месте; и чистота, потому что мусору в этих условиях неоткуда взяться. Вот примерно к этому стремится человеческий дух.
Я получила вместе с возрастом два бесценных подарка. Я научилась обходиться без справедливости. И я научилась видеть мужество там, где оно неочевидно.
Вопрос про Лару Галль мне задают довольно часто, что не перестает меня удивлять.
Лара Галль моя самая близкая подруга уже 15 лет. Она редкий, штучный человек, у нее феноменальный интеллект и золотое сердце, прямо как у меня(зачеркнуто). Мы с ней нечасто видимся, в этом мы тоже совпадаем - у нас обеих нет потребности сливать свои жизни в одну. Но все эти годы мы рады друг другу и стараемся что-то друг для друга делать, и да, на всех моих праздниках она гость за моим столом.
Всех обычно страшно возбуждает, что у нас с Ларой разное ээ... мировоззрение. Оно действительно разное, и речь не о политической ээ... ориентации - ни я, ни она до такого уровня, как позиция и оппозиция, отродясь не снисходили, мы обе мыслим совершенно другими категориями. Но и этими высшими категориями мы мыслим местами сильно по-разному. Нет, нам это не мешает. Мы не в футбол играем, где надо носить форму своей команды. Мы не футболисты, мы Олимпийский комитет.