Найти тему

Большая жизнь маленькой женщины(часть 30)

То, что произошло не забывалось, но трудности жизни не давали зацикливаться на этом. Семья жила обычной жизнью. Старшие сыновья трудились, где только могли. В основном с братьями Аннушки, которых приглашали по сёлам на какие-то строительные работы. Полюшка бегала всё к той же учительнице, чтобы приглядеть за её сынишкой пока та проводила уроки. Мишутка пошёл в школу. Сама Аннушка время от времени продолжала обходить ближние сёла, продавая или обменивая пуговицы. Если не планировала забираться далеко брала с собой младшенького, если же отправлялась в сёла, что располагались на отдалении, то оставляла его у кого-то из братьев.

Так и жили молясь Богу и не ропща на трудности.

Приближались холода, а у старших сыновей не было тёплой одежды. Сундуки с вещами, которые ей вернулись, оказались в основном бесполезными, дублёнки и тулупы были полностью испорчены молью. Она подозревала, что если бы они были в хорошем состоянии, то вряд ли бы она их увидела. А так… Ну, да ничего сами сундуки пригодились – обменяла она их на рожь. Вот теперь есть небольшой запас!

Насыпав с пуд зерна в мешок, подхватив Стёпушку на руки, отправилась Аннушка в районный городок на мельницу. Дорога её не пугала. Привычное дело! Если двигаться по дороге через все соседние сёла, то потребуется пройти двенадцать вёрст, а если отправиться напрямик, то путь окажется в два раза короче. Ничего, что дорога проходит по пустынным местам и приходиться спускаться и подниматься по холмам. Небось она не неженка какая-то, дорога для неё дело привычное.

День выдался погожим солнечным, безветренным. Сыночек спал пригревшись, прижавшись к мамкиной груди. Мешок за спиной не велика тяга. Так и шагала женщина оглядывая прихорошившуюся к осени округу. Вот и половина пути пройдено! Сейчас поднимется на последний пригорок и вдали появится тот самый небольшой городок, где и находится мельница. Не первый раз она туда идёт. Мельник мужик не злой. Приметил её и при каждом её появлении пропускает её без очереди. Заберёт зерно, отсыплет полагающуюся за него муку, а то немного ещё прибавит. Спасибо, добрый человек!

За спиной послышался топот копыт, Аннушка не оглядываясь сошла с дороги и продолжила свой муть по обочине. Но вскоре услышала мужской голос.

– Тпрууу! – произнёс человек, останавливая лошадь. – Эй, Аннушка, куда спешишь? – окликну тот женщину.

Она остановилась, оглянулась, узнала того кто к ней обращался. Это был её односельчанин. Не сказать, что она с ним хорошо знакома, но о существовании этого человека знала. Разве же возможно общаться со всеми людьми в таком большом селе. Состояло оно из множества деревень, которые располагались близко друг к другу, разделяли их между собой только узкие переулки, порой даже на лошади невозможно было по ним проехать. Да и соседнее село которое ещё больше по размеру находилось совсем рядом. А за ним ещё два таких же больших и тоже располагались они очень близко, всего лишь через узкий переулок. Скорее всего эта близость из-за жирного чернозёма, которым не простительно разбрасываться в пустую. Каждый клочок земли был чем-то засажен и давал кому-то пользу.

– Здравствуй, Матвей! – отозвалась Аннушка, мельком посмотрев на телегу на которой он сидел. На ней она заметила множество мешков с зерном. Значит скорее всего и односельчанин следовал на ту же мельницу.

Мужчина спрыгнув с телеге легко и быстро переложил тяжёлые мешки так чтобы встреченная попутчица смогла отдохнуть по пути в городок. Помог снять с её плеч мешок, осторожно чтобы не разбудить мальца, а затем обхватив женщину руками легко усадил её на освободившееся место. Всё это произошло так быстро, что Аннушка не успела ни смутиться, ни оробеть. Только мгновением позже всё это на неё накатило.

– Спасибо, Матвей, за помощь! Дай, Бог, тебе всего хорошего за твою доброту, – произнесла женщина не очень громко, но так чтобы её услышали.

– Да какая в том доброта! – отозвался мужчина, не оборачиваясь. – Не знал, что ты на мельницу собралась, а то бы я и без тебя управился. Вон какой у меня груз! Мужики за меня отработают, а я им муки привезу.

– Не первый раз иду в город и каждый раз обгоняет меня кто-то, а вот остановился только ты.

– Это дело каждого. Мы добро творить на земле обязаны, а живём порой как кошка с собакой, иной раз жестокость людей просто пугает, – говорил Матвей не оборачиваясь в её сторону. Что имел ввиду мужчина она не знала, могла только догадываться, но продолжать разговор на эту тему не стала. Просто сидела молча, глядя вдаль на перекаты холмов.

На мельнице несмотря на будний день скопилось много народу и на каждой телеге по несколько мешков, а порой целый воз.

Просидев в ожидании несколько часов Матвей, прошёл в сторону мельницы, а его попутчица коротала время занимаясь сыночком. То водила его вокруг телеги и лошади запряжённую в эту телегу, то подходила к самой лошади и взяв сынишку на руки, показывала животное малышу, тот радовался и старался погладить морду животного. Лошадь терпеливо переносила все неудобства, только изредка раздавалось её негромкое фырканье. То просто ходила между телег, показывая и объясняя малышу про лошадей разной окраски…

– Аннушка, иди-ка ты обменяй своё зерно! – позвал её Матвей, усаживаясь на своё место на телеге. – А малыша мне дай, я пригляжу за ним, – добавил он, улыбаясь малышу и тот ответил ему улыбкой. – Вот видишь он меня признал, не боится, – протянул руки к Стёпушке и тот потянулся к мужчине, чем очень удивил свою мамку. – Обменяй и возвращайся домой налегке, а я позднее завезу тебе твой узелок.

– И правда! – воскликнула Аннушка, передала сынишку односельчанину, забрала свою ношу с телеги и направилась в сторону мельницы.

Мельник завидев её, оживился, принял мешок из рук женщины, не взвешивая высыпал зерно в ёмкость из которого оно попадает на жернова. Хорошенько выбив опустевший мешок, насыпал в него муки, да столько, что ей бы будет натужно нести его на своих плечах.

– Ошибся ты, мне нужно гораздо меньше! – воскликнула Аннушка, глядя на увесистый груз.

– Кабы знал, что у тебя столько детей, да растишь ты их одна и в прошлые разы не скупился бы, – отозвался мельник. – Не переживай! Это я от себя, от своей доли с тобой поделился. Будешь есть хлебушек и меня может добром иной раз помянешь, – произнёс он, скупо улыбнувшись. Лицо его было покрыто мукой и каждый раз когда он ей улыбался, она даже не могла определить как выглядит на самом деле этот человек.

– Спасибо тебе! Я и так часто поминаю! У меня младшенький-то совсем ещё мал, а ты меня обслуживал без очереди, домой получалось явиться значительно раньше и мучки-то отпускал на совесть… понимала это и благодарила каждый раз.

– Ну вот и славно! А большего-то мне ничего не надо! Нас мельников мало кто благодарит… То вишь помол крупный, то наоборот мелковат, а то какой-то якобы мусор находят. А сито-решето на что? – не умолкал мельник, словно ему была приятна эта беседа. –Ты ежели придёшь в следующий раз не томись в ожидании, сразу подходи.

– Спасибо за доброту твою! – поблагодарила Аннушка, поклонилась доброму мельнику, с натугой подняла свой узел и направилась к выходу. Да такой мешок на себе ей не унести. Хорошо, что Матвей ей попался и готов помочь.

Ещё издали заметила она стоявших возле телеги Матвея троих незнакомых людей, а затем на глаза попался председатель сельсовета Казарин. Он стоял в стороне, похоже даже прятался от односельчанина, а вот она его увидела. Едва не выронила из рук свою ношу, догадавшись кто эти люди. Скорее всего из тех, что приезжали за ней в прошлый раз. Она остановилась, решая как ей поступить. Уйти и обречь себя на вечное скитание? А как же дети? А если сейчас её возьмут, то и так они останутся без неё! Удобнее перехватила мешок направилась туда, где стояла телега Матвея.

– Аннушка, это к тебе… – успел произнести односельчанин, может быть надеялся предупредить её и она сможет скрыться. Однако, не собиралась она никуда бежать.

– Гражданка Савельева Анна Васильевна? – спросил Аннушку один из присутствующих незнакомцев.

– Я это… я… – отозвалась женщина, укладывая свою ношу на свободное место и машинально стряхивая с одежды муку.

– Вам следует пройти с нами, – продолжил тот.

– Поняла уж, – произнесла Аннушка, казалось она была спокойна, – только я не одна, со мной мой сынишка.

– Думаю, мы вас ненадолго задержим, так что ваш земляк вас выручит. Понянькается с ребятёнком, – проговорил всё тот же незнакомец.

Аннушка подошла к Матвею, взяла сынишку на руки, крепко прижала к себе, расцеловала, снова передала его мужчине при этом торопливо прошептала:

– Это Казарин, неймётся им! Прячется сейчас! – и уже громче добавила. – Матвей, передай Стёпушку родным! И не обессудь ежели что! – чуть дрожащим голосом произнесла она и не дожидаясь очередного приглашения, пошла, выбираясь из окружавших её телег в том направлении, где видела Казарина.

Тот стоял возле своей лошади и увидев приближающуюся процессию, заметался, глаза забегали от испуга.

– Что же, Иван Михайлович, радуйся! Добились вы своего! Только радоваться-то вряд ли долго придётся…

– Ты чего это? Чего несёшь! Я тут ни при чём! – скороговоркой выпалил он, торопливо вывел лошадь на простор, запрыгнув на телегу, погнал её в сторону дороги ведущей к своему селу.

Женщина шла по деревянному тротуару, каблуки сапожков отстукивали по пересохшим половицам торопливые шаги. Эти сапожки вернулись к ней вместе с сундуками. И их когда-то давно подарил ей её Стёпушка. «Вот так, мой дорогой, прожила большую часть жизни я! Было много счастья рядом с тобой! Даже тогда, когда приходилось нам скитаться всем семейством… – вела мысленный разговор Аннушка. – Сказали надолго не задержат… А думается мне, что скоро я не увижусь со своими детушками… если ещё смогу с ними встретиться…». Она не замечала слёз текущих по щекам, не чувствовала прикосновений рук конвоиров, которые молча задавали ей то направление по которому она должна двигаться. Не видела, как встречавшиеся прохожие останавливались и смотрели вслед двигающейся процессии. Их, конечно, больше интересовала женщина, шагающая впереди. Невысокая, стройная, одетая в хорошо сшитое пальто чёрного цвета, только носили такие много, много лет тому назад. Длинная юбка того же цвета едва не касалась тротуара, под полушалком угадывались толстые косы уложенные на затылке. Шла она гордо, с достоинством неся ещё заметную красоту. Люди по разному отнеслись к увиденному, кто-то с сочувствием и болью во взгляде смотрел на неё, кто-то торопливо взмахивая рукой крестил её, шепча слова молитвы. Были и такие, что со злорадством усмехаясь, произносил недобрые слова, желая сгинуть этой «вражеской гадине».

– Всё! Прибыли, гражданка Савельева! – словно издалека услышала Аннушка, слова мужчины шедшего рядом на продолжении всего пути. Её провели через длинный коридор в один из кабинетов, поставили перед столом за которым сидел коренастый человек в форме.

Этот человек начал задавать ей вопросы, она отвечала, а тот что-то записывал из того что она говорила.

Вскоре появился ещё один человек, он осмотрев её со всех сторон, вдруг поставил рядом с ней стул.

– Садитесь, Анна Васильевна, – предложил он, её удивило то, что он назвал её полным именем, похоже пришли на мельницу за ней не спонтанно.

Аннушка опустилась на стул, глубоко вздохнув.

– Что же ты, гражданочка, о детях своих не думаешь, ведёшь крамольные разговоры, строишь козни власти, в колхоз не вступаешь? – спросил он, усаживаясь на стул возле стены.

– Какие разговоры и козни? – удивлённо воскликнула женщина. – Мне бы создать какие-то условия для выживания. Детей прокормить… А в колхоз не вступаю? – она задумалась, – когда только началось движение к организации колхозов мой муж и вся моя родня всеми силами помогали артели. Участвовали в строительстве всех нужных хозяйству помещений, выделяли семена для посевов, лошади постоянно выделялись. Но в артель не вступали так как видели недобросовестность тех кто состоял в этой артели, видели отношение к общественному труду односельчан, какие урожаи получали на тех полях, что ей принадлежало. Ведь планы-то выполнялись ими только потому что часть урожая у нас изымалось…

– Врёшь, тварь! – вдруг ударив кулаком по столу, закричал следователь. – Думали всех по вывели вас, кулацкое отродье! Ан нет, затаились! И вредят!

Не обращая внимания на это высказывания второй говорил тихо и вежливо.

– Анна Васильевна, а жалобу в Москву писали по какой причине?

Немного подумав она ответила:

– После того как была разобрана наша избушка, которую мы с великим трудом собрали, притом сделали это подло. Когда меня не было дома, дети едва не замёрзли оказавшись без крыши над головой.

– Опять врёшь, гадина кулацкая!

– Зачем мне врать! Такое не придумаешь из ничего…

– Вот именно! Не придумаешь! А ты врёшь! Оговаривая честных людей!

– Скажите, Анна Васильевна, то письмо у вас целое, я имею ввиду, что из Москвы к вам пришло, – продолжил второй, тем же спокойным голосом, не глядя на своего сослуживца.

– Целое… – выдавила из себя Аннушка, уж больно обидным ей казалось незаслуженное обвинение во вранье.

– Хотелось бы взглянуть на него и понять в чём были неправы те кто изъял у вас ваше имущество.

Было заметно её замешательство, она сомневалась можно ли доверить его этим людям. И зачем она его с собой носит? Расстегнула пуговицы на пальто, достала из кармана широкой юбки тряпицу в которой и было завёрнуто то письмо. Подала его тому человеку, что сидел у стены.

Тот так же не торопясь, выверенными движениями расправил бумагу, прочёл, вскочив со своего места, моментально оказавшись рядом и склонившись над хрупкой женщиной, закричал:

– Кто помогал тебе его писать? Кто твой сообщник? Говори!

Аннушка была шокирована этими резкими переменами, но смогла собраться и уверенно ответить.

– Я сама! Никто мне не помогал…

– Опять врёшь! – громко произнёс всё этот же человек. – Ты и писать-то не умеешь!

– Почему не умею? Умею! Не быстро и немного неказисто, но умею. Мне торопиться было некуда, потихоньку написала…

Она видела как красные пятна выступают на его лице, а затем он быстро порвал письмо, которое держал в своих руках.

– Всё нет больше его! – швырнул клочки письма на стол перед следователем, торопливо направившись к входной двери, распахнул её и громко крикнул, – конвой, увидите арестованную в камеру!