В продолжение вчерашнего разговора
«А в подсобной комнате стоял патефон. У Сталина было много пластинок. И в памяти в связи с этим осталось вот что. Мы с Василием, ребятишки лет 12-13, уже слышали такие имена, как Петр Лещенко, Александр Вертинский. Лещенко нам очень нравился, поскольку был понятен, увлекательно было слушать бравурные легкие романсы или песни с налетом цыганщины, музыка у него, как правило, танцевальная, ну а для детей, становящихся из мальчишек юношами, это завораживающе и приятно.
Вертинский не был нам вполне понятен. Но мы чувствовали отношение к его песням взрослых. И к Лещенко. И если к Лещенко они относились холодновато, то романсы Вертинского напевали сами, к нему было совсем другое отношение. И в отсутствие детей, когда нас не было в комнате, то из-за двери можно было слышать, что взрослые слушают Вертинского.
Как-то Сталин ставил пластинки, у нас с ним зашел разговор, и мы сказали, что Лещенко нам очень-очень нравится. "А Вертинский?" – спросил Сталин. Мы ответили, что тоже хорошо, но Лещенко – лучше. На что Сталин сказал: "Такие как Лещенко есть, а Вертинский – один". И в этом мы почувствовали глубокое уважение к Вертинскому со стороны Сталина, высокую оценку его таланта».
(Из интервью Артёма Сергеева, генерал-майора, приёмного сына Иосифа Сталина – Екатерине Глушик.)
