Начало
Куцик опустился на его плечо и пронзительно, по-птичьи закричал, выражая готовность оставаться с ним до конца. Вдали уже трещали деревья, и, подняв голову на шум, Морен увидал, как подгибаются кроны и напуганные птицы разлетаются в стороны. Проклятый приближался, и уже можно сказать наверняка, что размер у него огромный. Ночь была безлунной — молодой, растущий месяц едва освещала небо, но глаза Морена горели алым и он видел всё, как в сумерках. Шорох листвы и скрип стволов не пугали его, он слишком часто такое видел. И всё-таки он знал наверняка, что выйдет к нему не леший — не живут они близ деревень и не вступают с людьми в договор, но кто же тогда? Когда ближайшие осины подогнулись и тонкая берёза переломилась пополам, а проклятый явил себя лунному свету, Морен сразу понял, кто перед ним.
Лихо. Гигантское чудовище с фигурой человека, но даже близко не похожее на него. Никакой одежды на нём не было, да и не нужна она ему, ведь кожа его после обращения стала сморщенной, жёсткой, будто ожоговый нарост. Руки, ноги, торс — всё как у худой, сгорбившейся женщины. Даже когти на руках напоминали скорее обломанные старые ногти. Но не телом и когтями страшно было лихо, а ликом. Ни одного волоска ни на теле, ни на лице, да и лица, по сути, нет. Там, где должны быть глаза, кожа срослась, оставив подобие старых шрамов, а рот превратился в округлую щель, безгубую, но с множеством острых зубьев внутри. Лихо всегда безобразны, ибо только родившиеся с уродствами дети могли стать им.
И теперь, глядя в отсутствующие глаза чудовища, Морен понимал, что мог бы догадаться и раньше.
Лихо со свистом втянуло воздух. Шагнуло к нему. Морен дёрнул плечом, прогоняя Куцика, и выставил оружие вперёд, готовый защищаться. Что-то подсказывало ему: просто уйти — не получится. Его принесли в жертву, и лихо не упустит своё подношение. Морен вспомнил, что за спиной у него алтарь, на котором всё ещё покоились покрытые кровью детские глазки. Чудище пришло за ними. Но на кой чёрт они ему?!
«Месть. Ну конечно же. Слепая девушка, над которой издевались, заставила своих обидчиков пройти через то же, через что прошла она», — сделал он вывод, казавшийся очевидным теперь.
Лихо втянуло воздух вновь и потянуло руку к Морену. Словно очнувшись, он распахнул глаза шире и отпрянул. Под ногами хрустнула ветка, и лихо резко повернуло голову к нему. Развернуло ладонь и столь же резко ударило, словно хотело смахнуть его. Морен уклонился, пригнувшись к земле. Схватил камень под ногами и бросил его в ствол дуба, к которому был некогда привязан. Послышался глухой стук о кору, и лихо тут же полоснуло древо когтями, разодрав его до белой сердцевины.
Лихо было слепо, но отлично слышало.
Морен сжал зубы, боясь даже дышать. Сердце билось в неистовстве, и он тревожился, как бы лихо не услыхало его стук. Нужно успокоиться, иначе его найдут. Вечно уворачиваться он не сможет — выдохнется, потеряет в сноровке и скорости, — но и пошевелиться страшно. Под ногами валежник да кости, меч и тот разрезает воздух со звуком, а бить чудище по конечностям — бессмысленно и только разъярит. Нужно как-то добраться до головы, шеи, но как, если лихо в три раза выше?
Пока Морен стоял в оцепенении и думал, стараясь успокоить дыхание и сердце, лихо нащупало алтарь. Наклонилось к нему и смахнуло маленькие глазки себе в пасть. Морен мгновенно решил, что это его шанс и другого такого не представится. Вскинув меч над головой, он со всей силой, как топор, опустил его на тонкую шею.
Клинок отскочил, будто от камня, больно отдавшись в руки. Морен распахнул глаза в ужасе, с трудом удержал меч, а лихо захрипело и ударило его в грудь. Когти разорвали плащ, оцарапали пластину, но с железом не совладали и это спасло ему жизнь. Морена лишь откинуло назад — спина встретилась с ближайшим деревом, воздух выбило из лёгких, да и только. Не давая себе времени откашляться, он припал к земле. Как раз вовремя — лихо ударило вновь, попыталось схватить, но поймало только ствол осины. Не видя, что попало ему в руки, чудовище вырвало его из земли, будто полевой цветок, и сжало в когтях, разламывая с громким треском.
На голову Морена посыпались щепки. А лихо уже вытянулось во весь свой рост, становясь недосягаемым. И ведь не поджечь его, как лешего, по коже видно, что она другая, скорее уж человеческая — на такой огонь не возьмётся, уж точно не от одной малой искры. Выходило, что есть лишь один способ управиться с ним. Пока Морен лежал на земле, прикрыв голову руками, и размышлял как быть, лихо рыскало, искало его, пригибаясь и принюхиваясь. Пасть его свистела при дыхании, а ноздри широко раздувались, и сросшееся веко то и дело дёргалось, будто желая открыться. Зрелище поистине жуткое. Морен бегал глазами по нему, по округе, судорожно соображая, а в голове набатом билась мысль, что нужно что-то делать и как можно скорее — просто лежать и прятаться не выход, рано или поздно его найдут.
Он попробовал пошевелиться, дабы встать с земли, и лихо тут же повернуло к нему голову, услыхав, как шуршит валежник под его руками. Не успел Морен вскочить, как проклятая сделала шаг к нему, и тут с дерева спорхнул Куцик. По лесу раздался его крик, подражающий голосу Морена:
— Сюда, быстрее!
Лихо повернуло голову на голос, ударило воздух, но Куцик — маленький и быстрый — легко ушёл от него. Закружив над лихо, он кричал и кричал ему: «Сюда! Сюда!», — а то махало руками, следуя за голосом, не в силах поймать юркую птицу. Морен не стал дожидаться, когда это случится. Мысленно поблагодарив Куцика, он убрал меч в ножны, бегло огляделся и, выбрав крепкое, ветвистое дерево, кинулся к нему. Широкий жертвенный дуб подходил для его плана лучше прочих, а алтарь ещё и помог запрыгнуть повыше. Из-за спешки ноги скользили по стволу, угрожая подвести, но Морен ловко вскарабкался вверх, цепляясь за скрипящие под сапогами ветки. Одна обломилась под ним, но он так торопился, что не обратил внимания. Забравшись повыше, над головой лихо, он встал на самую толстую ветвь, способную выдержать его вес, и, цепляясь руками за сучья у своего лица, свистнул.
— Куцик, сюда!
Тот распахнул крылья и в парящей дуге устремился к нему. Лихо попыталось поймать его, но лишь махнуло узловатыми пальцами по перьям хвоста, не сумев схватить. А Куцик уже скрылся в листве и по-сорочьи кричал оттуда, поднимая шум. Теперь они точно переполошили весь лес. Лихо сделало шаг к ним, встало под деревом, жадно принюхиваясь, и Морен свистнул ещё раз, вынуждая его поднять голову. Всё также держась одной рукой, второй он обнажил меч и развернул его острием назад, как кинжал. И как только лихо подняло голову, Морен прыгнул на него, подняв оружие над собой.
Клинок вонзился точно в пасть, но угол оказался неудачным и остриё прошло насквозь, пробив нижнюю челюсть. Лихо взвыло, да так громко, что Морен поморщился от боли в ушах, обеими руками цепляясь за меч — он буквально повис на нём и только так избежал падения с огромной высоты. Ноги старались найти опору, и ею стало плечо чудовища. Вот только Морен не успел подтянуться и вытащить меч — лихо схватило его поперёк живота. Потянуло, стараясь оторвать, и Морен, приложив все силы, провернул лезвие меча. Взвыв громче прежнего, лихо одёрнуло руку, решив, что само себе причиняет боль. Морен попытался подтянуться, но не вышло — ноги не нашли опоры, ведь чудище размахивало руками, стараясь скинуть его. И он не придумал ничего лучше, как схватиться за тонкую шею лихо. Обхватив её одной рукой, второй он продолжал держаться за меч. Попытался вытянуть, но не тут-то было — клинок не поддавался, даже когда он упёрся ногами в грудь чудовища. Да и положение оказалось неудобным. Бросив тщетные попытки, Морен оставил меч и хотел уже потянуться за ножом, когда лихо вновь схватило его. Но на этот раз только сжало, не спеша тянуть или отрываться от себя. Осознание происходящего пришло к Морену слишком поздно.
«Оно меня сейчас раздавит, как то дерево!»
— Осторожнее!
За спиной раздался голос Веслава. Лихо повернуло голову на шум, и Морен тоже обернулся. Но вместо старосты увидал Куцика, сидящего на земле. Он снова и снова кричал «Осторожнее!», «Осторожнее, дебилы!», но лихо почти сразу же потеряло интерес. Что-то здесь было не так.
«Догадалось?» — у Морена холодок прошёл по коже. Он снова попытался провернуть меч, но лихо сжало его до боли, а едва он перестал налегать на оружие, хватка ослабла. Ему словно дали понять, чтобы он не дёргался. Затихнув, Морен во все глаза уставился на лихо, судорожно пытаясь понять, как же быть дальше. А то потянулось свободной рукой к своему затянутому кожей глазу.
Когти вонзились в кожу и, в отличие от меча Морена, легко справились с ней. По лицу лихо потекла чёрная кровь, а то, будто не замечая боли или же не испытывая вовсе, потянуло кожу вверх. Разорвав её, оно открыло свой единственный кроваво-красный глаз и впилось взглядом в Морена.
«Теперь мне уже не уйти!» — с ужасом осознал он.
А лихо потянуло к нему свободную руку. Тонкие острые когти тянулись к глазам, и видимо, лишь поэтому его до сих пор не убили — боялись испортить главное блюдо. Куцик снова оказался рядом, с криком бросился на открытый глаз, целясь в него когтями, но лихо отмахнулось, едва не зашибив, и Морен крикнул ему:
— Куцик, прочь!
Отпустив меч и шею лихо, он вскинул руку с арбалетом и выстрелил. Чудище прикрыло глаз свободной рукой, а Морен тут же вцепился обоими ладонями в рукоять меча. Отвернув голову и прикрыв веки, он упёрся ногами в грудь лихо и потянул оружие на себя со всей силы, используя державшую его руку как опору. Лихо сжало пальцы на его торсе так крепко, что грудь и бока отозвались острой болью и дышать стало тяжелее. Но сталь начала поддаваться. Когда лезвие почти выбралось из плоти, Морен вдруг понял, что полный идиот. И вонзил его глубже, по самую рукоять.
Лихо взвыло одурью, оглушая его — слишком близко и громко, так, что боль в ушах сменилась глухим шумом. Меч вошёл так глубоко, что острые клыки лихо оцарапали Морену руку, разорвав ткань перчаток, но зато рукоять теперь не давала ему закрыть пасть. Держась на одной руке, но продолжая упираться в грудь чудища ногами, Морен выхватил из-за пояса охотничий нож. Не обращая внимания на боль в рёбрах из-за сжимавших его пальцев, он вонзил нож прямо в пасть, остриём вверх.
Клинок пробил нёбо, белок единственного глаза окрасился тёмной кровью — она словно залила его изнутри. Лихо захрипело, отступило назад, пошатываясь, и ноги его подкосились. Глаз закатился и чудище повалилось наземь, так и не выпустив Морена из своих рук.
Тот упал вместе с чудищем, но отбив бока об узловатые пальцы, подумал, что лучше бы рухнул на землю — листва и земля смягчили бы падение лучше. Но хоть ноги не переломал, и то хорошо. Выбравшись из сжимавших его когтей и поднявшись с огромным трудом, Морен едва устоял на своих двоих — торс болел нестерпимо, каждый вдох отдавался болью, и не приходилось сомневаться, что несколько рёбер сломано. Ещё и руки после пережитого нещадно ныли — Морен чувствовал их слабость и дрожь, такой же отзывались ноги. Давно он уже не чувствовал себя так паршиво. Доковыляв до жертвенного дуба, Морен завалился на него спиной, держась за бок и пытаясь отдышаться. Потянулся к бутылькам на поясе, но те оказались пережаты и раздроблены в крошево все до одной. Значит, и без лекарств остался. Постепенно тёмная кровь сделает своё дело, и он восстановится, но до тех пор нужно подождать и не дёргаться. Главное, не уснуть.
Куцик опустился на землю рядом, в пару прыжков приблизился к нему и клювом дёрнул за отворот сапога. Морен невольно улыбнулся и хрипло произнёс:
— Я в порядке. Просто дай мне время.
Прикрыв глаза, он замер в таком положении, прислушиваясь к ощущениям. Шум в ушах уже совсем отпустил, дрожь тоже ослабевала. Ещё немного и утихнет боль в рёбрах, станет легче дышать, и он вновь сможет двигаться.
И тогда нужно будет вернуться в поселение.
***
Оклемался он лишь к рассветному часу. Солнце ещё не показалось из-за леса, но небо уже окрасилось сизым, светлело на глазах. Когда Морен воротился, в деревне никто не спал. Казалось, вся община вышла встречать его из леса. Напуганные дети жались к бледным от страха матерям, мужчины отступали, пропуская его. Неужто слышали шум в лесу и заранее знали, чем всё кончится? Но Веслав выглядел оскорблённым до глубины души — он явно не ждал его. Едва увидав старосту, Морен ускорил шаг, направляясь к нему. Он всё ещё чувствовал себя неважно, но злость за случившееся гнала его вперёд. Куцик, почувствовав настроение хозяина, взлетел с плеча, приземлился на ближайший столп-ориентир, украшенный птичьим черепком, и гаркнул голосом Веслава: «Осторожнее! Осторожнее, дебилы!». Тот побелел, все краски отхлынули от лица, словно ничего ужаснее он никогда не слыхал. Толпа ахнула, отпрянула, люди вжались друг в друга. Морен же почти подбежал к Веславу, ощущая, как злость подступает к горлу, застилает глаза. Толкнув старика на стену дома, он надавил локтем на его шею. Ноги Веслава оторвались от земли. Он захрипел, и Морен чуть ослабил хватку, но не отступил. От него разило чёрной кровью, коей он был покрыт с головы до ног, и Морен видел, как Веслав морщится, пытается задержать дыхание, чтобы не чувствовать этот запах, хватает воздух ртом, и всё тщетно. Слишком близко он стоял к нему, и никто из мужчин не решался вмешаться, то ли тоже чувствуя этот запах, то ли догадываясь, что обнажённый меч всё ещё зажат в его свободной руке.
— Как давно?! — прорычал Морен сквозь стиснутые зубы. — Как давно вы поклоняетесь своему богу?!
— Я не... я не понимаю, — прохрипел Веслав.
— Лихом может стать лишь рождённый с уродствами ребёнок. Именно ненависть к тем, кто издевается над ним, зависть к тому, кто не похож на них, пробуждает в таких детях Проклятье! А раз лихо оставалось подле вашей деревни и требовало дань именно от вас, значит отсюда оно родом. И либо вы, либо ваши предки были теми, кто сделали его таким!
Морен понимал — это тот самый случай, когда люди сами повинны в своих бедах. Они сами взрастили и создали чудовище, а затем и возвеличили его, выбрав своим божеством. Сколько уже путников пострадало от их рук? Морен боялся даже представить.
— Бог защищает нас, сколько я себя помню! — ответили ему. — И мой отец, и мой дед поклонялись ему.
«Этот обряд когда-то давно придумал мой дед. Сам Бог подсказал ему... И вот уж сотню лет мы не сталкивались с нечистью», — вспомнил Морен, как Веслав рассказывал ему накануне.
«Значит, в живых нет уже никого, кто помнил бы, что случилось. Нет смысла спрашивать с этих людей за грехи их предков», — решил он, глядя на глазную повязку Веслава. Злость его отступила, как только стало ясно, что искать виноватых уже слишком поздно.
Веслав закашлялся, то ли от запаха, то ли от удушья, и Вея кинулась к Морену, вцепилась в его руку, пытаясь оторвать от отца. Но не из-за неё он отпустил старика, позволив тому упасть на землю.
— Сегодня я убил вашего бога, — как никогда холодно произнёс Морен. Раскрасневшееся от удушья лицо Веслава вновь побелело, а Морен обернулся к толпе и прокричал: — Нет больше вашего бога! Его тело осталось там, где вы приносили ему жертвы! Сходите и убедитесь сами: кому вы поклонялись и чего стоила ваша вера!
Грудь заволокло ноющей болью, сердце забилось быстрее. Не те слова он хотел бы сказать, совсем не те. Но они сами сорвались с языка, словно бы против воли. Злость и ярость говорили в нём, худшие из советчиков.
Тревожный шёпот, словно единым вздохом, прошёлся по толпе. Никто не решался выступить против него открыто, но голоса перепуганных селян свистели от страха и ужаса. Вея причитала над отцом, покуда тот не откашлялся, не отдышался, и дыхание его не выровнялось. Убедившись, что он в порядке, она резко повернула голову к Морену. Крепко сжатые губы словно истончились, и дрожь их выдавала едва сдерживаемую ярость. Вскочив на ноги, она кинулась на Морена, замахнулась кулаком, но он поймал её руку и оттолкнул от себя. Слёзы побежали по её щекам, смочили повязку на глазах, но на этот раз сердце Морена не дрогнуло.
— Зачем вы это сделали?! — спросила она с надломом.
— Чтобы даровать вам свободу.
Вея отшатнулась от него, точно получила пощёчину. А Морен вытер меч, убрал его в ножны и прокричал вновь:
— Теперь вы сами по себе! Нет больше нужды слепить младенцев и приносить путников в жертву. Живите как все.
— Как все! — вторил ему Куцик.
Больше их здесь ничто не держало. Крики и плач, надрывные стоны разносились по лесу, звучали в спину Морена, пока он готовил коня, но никто не посмел его остановить, и он покинул лесное поселение не оглядываясь.
