Часть 4
Предыдущая часть здесь.
Лебедевы к этому времени жили в служебной квартире на территории закрытого военного городка в одном из районов Секешфехервара. В середине октября политрук части собрал офицерских жен в клубе и предупредил их, чтобы они старались не покидать территорию городка без крайней необходимости, а оказавшись в городе, старались не говорить на родном языке. В ночь на двадцать четвертое октября офицеров подняли по тревоге. Василий собрался за минуту, тревожный чемодан всегда стоял наготове в коридоре. В дверях наскоро поцеловал жену:
- Ты не волнуйся, ложись спать. Обычная учебная тревога. К утру вернусь.
Но ни к утру, ни к следующему дню офицеры к семьям не вернулись. Военный городок перешел на осадное положение. Женам никто ничего не объяснял, довольствовались слухами. Женщины собирались кучками в квартирах на верхнем этаже дома, откуда можно было видеть часть улицы, прилегающей к забору военного городка. Там было многолюдно, горели покрышки, слышались выстрелы, гул толпы. Это было страшно. А неизвестность, непонимание того, что происходит в городе, утраивали этот страх.
Вечером тридцатого октября Валя уложила детей, а сама все ходила от окна к двери, гонимая беспокойством. По слухам повстанцы громили учреждения, вешали на деревьях коммунистов, убивали всех, кто имел отношение к новой власти, охотились за советскими военнослужащими. Где в этом хаосе Василий? Жив ли? Что будет с ней, с детьми, если погромщики ворвутся в городок? В подъезде раздался топот сапог, резкий стук кулаком в дверь, послышались голоса соседок. Валя осторожно выглянула в подъезд. Военный в полевой форме танкиста повторял громко, перекрывая женские голоса:
- Женщины, быстро, без паники, собираем детей и выходим из дома. Рассаживаемся в танки. Вещи не берем, только деньги и документы. Десять минут на сборы. Ждать никого не будем.
Валентина выдернула из постелей сонных перепуганных детей, кое-как одела, что-то набросила на себя. В последний момент вспомнила о документах, схватила сумку. Впопыхах на полутемной лестнице подвернула ногу, уронила маленького сына. Вспомнила о незапертой двери, хотела вернуться, но услышала шум моторов и одумалась. Едва втиснулась с детьми в переполненное чрево танка, как он с лязгом тронулся с места. И дети, и взрослые притихли, пока танки на максимальной скорости неслись по ночным улицам. Ехали по проселочным дорогам, объезжая города. На ухабах набивали синяки и шишки о железные приборы и поручни. Под утро эвакуируемых пересадили в кузов грузовика. Днем пересекли границу СССР. Все, что было нажито за восемь лет, что копили к возвращению домой: детские вещи «на вырост», наряды, каракулевая шуба – гордость офицерши, мадьярский цветастый ковер, недавно купленный сервиз на двенадцать персон – все осталось в Венгрии. Там же, в прежней жизни, остались дорогие сердцу места, воскресные семейные поездки на Балатон. А главное, там остался муж.
До декабря Валя с детьми жила в казарме военного городка в Мукачево, ничего не зная о судьбе и местонахождении мужа. Наконец, Василий, живой и здоровый, приехал за семьей. Он получил назначение в маленький гарнизон на северном Урале. Валентине, чтобы собраться, хватило полчаса. На всю жизнь она усвоила урок, что не стоит офицерской семье обрастать вещами.
Потом, семья перебралась в Забайкалье, далее — в монгольские степи. Где бы ни приходилось жить: в бараке, в служебной квартире, в съемной комнатке, везде Валентина быстро осваивалась, умела из ничего создать уютный дом. Василий был поглощен службой, за семью душа его не беспокоилась. Как бы поздно он не возвращался, его всегда ждали свет в окне, ведро горячей воды на плите, безупречно чистое полотенце и вкусный ужин.
К хорошему привыкаешь быстро. Через несколько лет Вася уже не мог себе представить жизнь без Вали, и не мог вообразить на ее месте никакую другую женщину. Всю меру своей зависимости от жены он осознал, когда Валентина попала в больницу с маленьким сынишкой. Василию пришлось взять отпуск, поскольку не с кем было оставить дочку. Бытовые проблемы обступили его со всех сторон. Они росли, как снежный ком. Оказалось, что управляться с ними и с ребенком ничуть не легче, чем с ротой солдат. День выписки жены с сынишкой из больницы стал для Василия настоящим праздником, на службу он побежал как в отпуск.
Нельзя сказать, что вся семейная жизнь Лебедевых была такой уж безоблачной и сахарной, баталии порой разыгрывались нешуточные. Характер у Валентины с годами становился все более жестким и властным. Спасала миролюбивость и незлопамятность мужа. Лад в семье и собственный душевный покой Василий ценил выше личных амбиций.
Многие офицеры заводили подружек в соседнем райцентре, благо в послевоенной стране хватало одиноких женщин. Василий видел, как приятели, вернувшись с очередных учебных стрельб, покупали по два букета цветов – с одним спешили к подружке, а потом со вторым домой к жене. Как-то Василий тоже купил Вале цветы, решил порадовать, так сказать. Однако особой радости на ее лице не увидел.
– Ну и в чем ты провинился? В честь чего этот веник? – подозрительно прищурилась Валентина.
– Да ни в чем я не провинился, просто купил цветы любимой жене – обиделся Василий.
– И сколько ты за них заплатил?
– Какая разница? Я же от души.
– Какая разница говоришь? Сын в очередной раз порвал штаны, устала чинить. Дочке новые туфли нужны. Мне новое пальто необходимо.
– Что-то ты размахнулась на один-то букет, – проворчал муж, стаскивая сапоги.
С того случая цветов жене Василий больше не покупал, но и по подружкам не ездил, а шел, вернувшись из очередной командировки, с чемоданчиком прямиком домой.
Сплетни – неотъемлемая часть гарнизонной жизни. Порой они имеют под собой основание, но чаще возникают на пустом месте. Чье-то неосторожное действие или даже слово, плюс богатое воображение и рутина гарнизонных будней – и вот уже весь городок гудит, обсуждая очередную жертву. Однако семьи Лебедевых интерес местных кумушек не коснулся ни разу, Валентина не давала повода. Она сумела сделать семью неприступной крепостью для всяких «лазутчиц» и пройдох. Подруг у Вали почти не было. Гарнизонная жизнь научила ее, что «лучшая подружка это муж». Конечно, Василий по-прежнему с удовольствием поглядывал на хорошеньких женщин, но так, чтобы жена, не дай бог, ничего не заметила.
***
Громкий рев в песочнице вернул Василия Егоровича из воспоминаний к действительности. Он поспешил восстанавливать мир и порядок.
— Деда, не хочу больше играть в песочек, пойдем на кораблики смотреть, — Оленька настойчиво потянула его за руку.
— Поздновато уже, домой пора, бабуля ждет.
— Ну немно-о-о-жечко, ну на мину-у-уточку!
Ванюша тоже с готовностью вылез из песочницы, и протянул свою ручку:
— Кааблики, кааблики атеть.
Василий Егорович посмотрел на часы.
— Ну ладно, пойдем. Но только на минуточку! А потом без капризов домой.
Он взял внуков за руки, и троица не спеша вышла из сквера, завернула за угол, прошла мимо той самой трамвайной остановки, с которой началась эта история. Теперь на месте табачного киоска пестрел глянцевыми обложками киоск «Союзпечать». Рядом поблескивал стеклами павильон остановки. Дерево превратилось в мощный каштан, покрытый готовыми вот-вот расцвести «свечками». Озаренная золотистыми лучами предзакатного солнышка, трогательная компания направилась в сторону набережной.
