(Посвящается Агаркову Анатолию Алексеевичу, 25.02.1921 г/р)
Эту историю рассказал мне мой дядя, историю про материнское сердце, не желавшее смириться с гибелью сына. Уже и не помню, что мы обсуждали с ним в тот день, а история всплыла неожиданно, сама по себе, случайно упомянутая, рассказанная в общих чертах, широкими мазками, но отчего-то запавшая мне в душу. «Надо же, а с годами я становлюсь сентиментальной», — подумалось мне.
История же, подобно старой виниловой пластинке, стала крутиться у меня в голове, будто хотела до чего-то достучаться в моём сознании. «Ну что тебе от меня надо?» — недоумевала я. Спустя несколько недель я поняла, что не оставит она меня в покое, рвётся её недосказанность из забытых глубин прошлого, может, хочет, чтобы её лучше вспомнили или чем-то дополнили? Не знаю, но я решила сама к ней прикоснуться, протянуть свою руку из сегодняшнего дня в прошлое.
***
История, в общем-то, характерная для военного времени. Счёт таким в годы войны шёл на миллионы по всей стране, но на этот раз её фигурантами выступали родные мне люди, хотя я не застала их при жизни.
У сестры моей бабушки, тёти Зины из Орла, было трое детей, старший Коля, средний Толя и младшая Людмила. Братья были очень дружны между собой, не разлей вода, всегда всё делали вместе. Когда пришло время Коле идти в армию, его направили в Брестскую крепость, а через год и Толя попросился туда же на срочную службу и был сказочно рад, что оказался вновь рядом с братом, их даже приписали к одному подразделению — музыкантскому взводу 84-го стрелкового полка.
В те времена в армии не было штатных оркестров и музыкантские взводы формировались из музыкантов-любителей. Оба брата хорошо играли на духовых инструментах, Коля — на тромбоне, а Толя — на трубе, оба планировали в дальнейшем поступать в музыкальное училище, мечтали стать профессиональными музыкантами. К весне 1941 года Коля, отслуживший положенный срок, вернулся домой в Орёл, а Толя остался в крепости ещё на один год.
Война застала их в разных местах. Коля оказался в оккупированном врагом Орле, перешёл линию фронта к своим, был отправлен в штрафбат, где провоевал до тяжелого ранения, после лечения снова вернулся в строй, воевал до окончания войны, затем вернулся в родной город, работал, играл в любительском оркестре. Толя же погиб при обороне Брестской крепости, но похоронка на него так и не пришла, ни во время, ни после окончания войны.
А тётя Зина всю жизнь ждала Толю, верила, что, если его нет среди погибших, значит, есть надежда, что он жив, может, просто потерял память, вспомнить не может, кто он и откуда, верила, что найдётся. И всю жизнь она рассылала письма-запросы, пытаясь отыскать хоть какие-нибудь сведения о Толе, получая один и тот же ответ: «Данных нет».
А ещё она бережно хранила все Толины вещи, каждый год сдавая в химчистку его парадный костюм, чтобы, когда он вернётся, сразу же смог его надеть, чистый и наглаженный, а она наготовит целый стол вкусного и в дом гостей позовёт, чтобы такое счастье отметить — возвращение сына с войны.
Соседи и знакомые пытались объяснить тёте Зине, что пора уже принять и смириться с тем, что её Толя погиб. А она на них очень сердилась, ругалась, запрещала при ней даже мысли такие вслух произносить. Раз Толи в списке мёртвых нет, значит, есть шанс, что он живой, надо надеяться, верить и продолжать искать. И тётя Зина вновь и вновь рассылала письма-запросы и каждый год относила в химчистку Толин костюм.
Так и умерла она с верой, что сын её Толя жив. И детям своим, Коле и Людмиле, пережившим ту войну, наказала поиски не прекращать. Они тоже рассылали письма, правда уже особо ни на что не рассчитывая, скорее для порядка, и им приходил всегда один и тот же ответ: «Данных нет».
***
«Ну хорошо», — решила я, — «тогда данных не было, но сколько лет прошло с тех пор. Ведь с каждым годом всплывают новые факты, ведутся поиски силами отрядов-поисковиков, сопоставляются вновь обнаруженные сведения, а вдруг что-то стало известно, попробую и я направить свой запрос». И направила. В мемориальный музей Брестской крепости.
Помню тот день, когда получила ответ. Я ехала в такси по делам, у меня пикнул мобильный телефон, характерный сигнал, что пришло новое сообщение. Я всегда смотрю, вдруг что-то срочное. Зашла в свою электронную почту, кликнула на приложенный файл, быстро пробежала глазами по тексту... И почувствовала, как набухают от слёз мои глаза.
«В картотеках мемориального комплекса «Брестская крепость-герой» есть сведения на Агаркова Анатолия и Агаркова Николая, родных братьев из города Орла, которых упоминает их бывший сослуживец по музыкантскому взводу 84-го стрелкового полка …» А к ответу приложена фотография музыкантского взвода, сделанная накануне войны и подаренная Брестскому музею спустя тридцать лет, на которой второй слева во втором ряду – мой пропавший без вести родственник, Агарков Анатолий Алексеевич.
Память о нём ожила лишь в 1972 году, когда мои родственники потеряли всякую надежду узнать о нём какие-либо сведения. Ожила благодаря воспоминаниям его бывшего сослуживца, который не знал, как сложилась судьба тех, с кем он служил до войны в Брестской крепости, но смог поименно назвать всех изображенных на той памятной фотографии. И благодаря его воспоминаниям, мой родственник Анатолий Алексеевич Агарков не канул безвестно в прошлое, а вошел в картотеку памяти, и сейчас фотография музыкантского взвода, на которой изображен и он, экспонируется в музее Брестской крепости.
А ещё спустя пятьдесят лет узнала об этом и я, совершенно случайно, услышав рассказ про материнское сердце, не желавшее смириться с гибелью сына. Вот так, из забытья, через десятки лет, когда, казалось бы, уже нет никакой надежды обрести какие-либо сведения, к нам возвращаются имена и лица наших родственников, павших в той ужасной войне. Может, та история и не давала мне покоя, чтобы побудить меня к действию - чтобы имя погибшего воскресло из мертвых, ожило фотографией, чтобы мы вспомнили про него и больше уже не забывали.
Еще больше рассказов смотрите на моем канале в Telegram.
