Когда в Германии, например, в ресторане просишь счет, то счет тебе, конечно, подадут. Но на эту бумажку никто даже не смотрит — ни клиент, ни официант. Весь расчет происходит вслух, в виде диалога, причем во весь голос: официант называет сумму, гость выкладывает деньги и сразу же, опять же во весь голос, озвучивает сумму чаевых. Со стороны это выглядит как сделка, совершаемая при свидетелях — словно два честных купца поладили, ударили по рукам и разошлись довольные друг другом. Это горячий привет от протестантской этики, где открытость и прозрачность — основные добродетели, а деньги — Божье благословение, коего удостаивается самый открытый и прозрачный из прихожан.
В России оплата счета выглядит как таинство. Или как передача шифровки от одного шпиона другому. Официант приносит счет в коробочке, причем коробочку прячет за спиной и озирается по сторонам, словно совершает что-то запретное, не для чужих глаз. Поставив коробочку на стол, он сразу же испаряется, пока его не застали за этим занятием. Считается деликатным оставить клиента со счетом наедине и дать ему спокойно, без свидетелей запрятать в эту же коробочку свою оплату. Затем он отодвигает коробочку на край стола, как можно дальше от себя, чтобы это выглядело как посторонний предмет, не имеющий к нему никакого отношения. Никаких слов на эту тему не произносится, все смотрят в потолок и беседуют о погоде.
Это уже горячий привет от православной доктрины, коя предписывает помышлять о горнем, а до денег и до всяких низменных подсчетов по возможности не снисходить вообще, ибо они суть адския плевелы и происки Сатаны и любой контакт с этой нечистой субстанцией чреват вечной гибелью.
Это отношение к деньгам как к чему-то постыдному и опасному пронизывает нашу культуру сверху донизу, приводя порой к личным драмам разной степени тяжести. Человек вроде бы и хочет денег, не совсем же он слабоумный. Но его Бессознательное всякий раз его грубо одергивает, напоминая, что Диавол бродит поблизости, желая уловить его душу в сети греха, и что за такими нечистыми желаниями всегда следует суровая кара. И человек отшатывается с возгласом «чур меня, чур», что в переводе означает «ну его нафиг, как бы хуже не было».
Мой папа в молодости был человек честный и смирный, зарплату имел инженерскую, т.е. мягко говоря, очень маленькую, да и той в руках никогда не держал. Доносил до дома и отдавал маме. Во-первых, у честных и смирных так было принято - все в семью, себе ничего. А во-вторых, и на семью, и на себя этой зарплаты просто не хватало, жена крутилась как умела на эти сто рублей, а честный муж оставлял себе ровно на метро.
Папа был мужчиной, у которого в кошельке было ровно на проезд. Не то чтобы он от этого страдал. Дома его ждала какая-то еда, к мужским развлечениям типа водки он был равнодушен, нарядами не увлекался, рестораны его тоже не манили. Строго говоря, его ничто особо не манило, и это было очень кстати, потому что все равно было не на что. Я думаю, тут была и обратная связь - не имея ни копейки при себе, он просто разучился чего-то хотеть, запретил себе это раз и навсегда и отвык. И не только сам избегал покупать что-то серьезнее сарделек, но и вообще не приветствовал любые действия, даже самые разумные, если там были замешаны деньги, словно вообще ничего не желал о них знать.
Я потом довольно много видела таких мужчин, я их сразу узнавала. Они жили уже в другие времена, вокруг продавалась куча всего, и они ходили даже по продуктовому магазину с таким особым лицом - лицом человека, ни на что не имеющего права. У них тоже никогда не было денег с собой, они старались брать поменьше, потому что до зарплаты было в обрез и надо было держаться в рамках. Любая покупка их нервировала, и было такое впечатление, что им неприятно вообще брать деньги в руки и что-то с ними делать, им было неуютно в эти моменты, и это было очень заметно.
Интересно то, что всем этим мужчинам - непьющим, неленивым и неглупым, - с деньгами при этом катастрофически не везло. Как и моему папе, кстати. Вот буквально как сглазили - все подработки кончались либо ничем, либо плохо; все покупки были неудачные и обходились втридорога; любой бизнес загибался моментально, на работе не платили, и даже при своих скромных возможностях они то и дело норовили обсчитаться не в свою пользу. Казалось, деньги словно мстили за такое отношение, мол - как ты с нами, так и мы с тобой. Не пойдем к тебе, ты нас не любишь.
Я и сама не без греха, я столько лет копила на всякие серьезные цели, что тоже привыкла ходить без гроша и смотреть на витрины отрешенно, со сложным выражением "не для меня придет весна". Деньги у меня всегда были не для радости, а для совести, их следовало, раз получивши, припрятать понадежнее и больше к ним не прикасаться. И деньги шли ко мне очень туго, словно предчувствуя, что им предстоит лежать без движения в темноте и в полном забвении, и я их понимаю - я бы на их месте тоже не пошла.
Потому что любовь бывает только взаимной, а если вас, к примеру, не любят — значит, и с вашей любовью что-то не так.