История одной семьи
Центральная баня представляла собой солидное капитальное сооружение с большим круглым вестибюлем, где с одной стороны была касса, а с другой буфет. По окружности шли двери в женское и мужское отделения и семейные номера. По периметру балкона - службы и парикмахерские. Таня никогда до этого не была в таком роскошном заведении -- с полами, выложенными мозаичной плиткой, с резными дверями и красивыми люстрами. Удивил ее круглый стеклянный плафон на потолке. Снег еще не успел осесть на нем твердой шапкой, его сдувал ветер, и в вестибюль падал сверху столп света. Это было торжественно и чинно, как в музее, куда ее водили маленькой девочкой. Даже когда снег завалил плафон, свет проникал через него белым покрывалом, опустившимся на землю с неба, как бы даря покой и умиротворение людям, омывшим себя от мирской грязи и суеты. Выйдя из банных отделений, они не спешили уходить домой, садились на скамьи под эти светом, отдыхая от пара и воды. Наступало время буфета.
Таня, научившаяся управляться со счетами и кассовым аппаратом во время праздничной торговли, освоилась и в роли буфетчицы. Одно ее огорчало: она работала слишком медленно, боясь ошибиться со сдачей, старательно разливая пиво. Возле буфета толпился народ, который ее поторапливал:
-- Сестренка, не томи, наливай шустрее!
-- Танечка, вы что-то долго обслуживаете клиентов, -- сделал ей замечание директор бани. -- Может вам поучиться у более опытных работников?
Таня рассказала об этом разговоре Степану. Он рассмеялся, прижал ее голову к своей широкой груди:
-- Ах, ты моя неумеха! Пришлю тебе завтра свою Раису, пусть научит тебя работать.
Буфет в Центральной бане работал от столовой Кузнецова. Он попросил Раю постоять за прилавком с его женой, научить азам профессии, так сказать.
Рае было очень интересно посмотреть на директорскую жену. Она слышала, что в столовую Кузнецова сослали в наказание за двоеженство, и ей было вдвойне любопытно узнать, из-за кого он пострадал. Ходили разговоры, что он отказался вернуться в первую семью, даже когда ему пригрозили отобрать партбилет. Это кем надо быть, чтобы так мужика увлечь!
Таня понравилась, но простовата. Миленькая, это надо признать, и лицо, и фигура, но не хватает шику, -- ни колечка, ни сережек, только и украшений, что крахмальная кружевная наколка на голове. И взгляд не тот, и обхождение -- власти в них нет. Рохля одним словом.
В баню Рая пришла после обеда, когда в столовой народ поубавился, а в баню, напротив, пошли посетители, кассир только успевала билеты отрывать. Рая задвинула ящики с бутылочным пивом под прилавок. На видное место выставила закуску с селедкой и красной икрой, возле крана с бочковым пивом поставила горкой кружки. Когда из помывочной и парной стали выскакивать банщики за пивом для клиентов, Рая быстро наполняла кружки и передавала их банщикам. В кружках шапкой стояла пена.
-- Мой посуду и качай насос, -- распорядилась она. -- И смотри, как надо.
-- Так пена не осела, -- заикнулась, было, Таня.
-- Клиент ждать не будет, у него после парной душа горит, ему не до пены.
Пошел народ из общих отделений, столпился у буфета -- женщины за чаем, мужчины за пивом. Рая достала накладные и стала отмечать в них приход товара. Народ заволновался: пиво давай! Только когда градус волнения стал подниматься, она отложила бумаги и принялась наполнять бокалы. Делала она это так виртуозно, что нельзя было определить, сколько она наливает, казалось, что полную кружку, но на самом деле гораздо меньше. Однако покупатели этого не замечали, мужчины выхватывали кружки из-под рук. Таня наливала чай и ополаскивала посуду, зорко наблюдая за происходящим.
Вдруг Рая, глянув на клиента, стала наливать пиво, слегка наклонив кружку, по стенке сосуда. Пиво полилось медленно, пены образовывалось значительно меньше, чем у других. Клиент спокойно ждал.
-- Контрольная закупка, -- тихо бросила Рая Тане.
-- Ну вот, опять двадцать пять, шевелись, сестренка! -- заволновались мужики.
-- Товарищи, вы же видите, пиво слишком пенное, свежее, отстой приходится ждать. Я могу и быстрее, но тогда подходите за доливом, раз ждать не хотите.
За доливом подходили единицы, в основном просили повторить, и история с пеной повторялась. Под соленую закуску все шло отлично.
Пиво подходило к концу.
-- Вот теперь доставай ящики, -- распорядилась Рая. -- Пиво на вынос не давай, пусть пьют здесь, --- и сбросила консервным ключом первую пробку.
В конце смены, когда в бане остались последние посетители, Рая стала учить Таню торговать:
--- Первым делом надо продать разливное пиво. В этом тебе прямая выгода. По правилам надо ждать, пока осядет пена и долить, но ты же видела, мужики прилавок снесут, пока дождутся. Лей прямой струей, без наклона, тогда напор сильнее и пены больше. Бывают такие, кто из принципа ждет, пока пена не осядет и требуют долива. Или контролеры, как сегодня. Таких сразу видно, они никуда не торопятся и глаз у них такой, внимательный. Им наливай по инструкции. В бочке 50 литров, это 100 кружек. Если торговать с умом, можно продать 120-130. Кружка 0,5 литра стоит 22 копейки. Соображаешь, сколько ты с одной бочки будешь иметь: от четырех до шести рублей. И тебе хорошо, и люди довольны. И заметь, ты ничего не нарушаешь. Хочет человек ждать, пока пена осядет -- ждет, не хочет -- его воля. Твоего злого умысла тут нет. Главное, не забывай вечером кассу снимать. Чтобы излишков не было. Лучше пусть маленькая недостача, ты ее всегда покроешь. Так что гони пену и не сомневайся. Но только при большой очереди, когда у народа терпения нет. Когда народу мало, этот номер не проходит.
Бутылочное доставай не сразу. На вынос не давай, здесь не магазин. Пусть покупатель пиво выпьет, а бутылочку на столике оставит. Имеет право тебе сдать, а ты обязана принять. Но не все это знают, а значит денежка от стеклотары тебе в зачет идет. Сколько в ящике бутылок, двадцать? А принимают их почем, по двенадцать копеек за бутылку? Вот и считай, какой доход тебе от каждого ящика --- 2 рубля 40 копеек.
На первое место из закусок соленое ставь -- рыбку, сыр, икорку, огурчики, они жажду гонят. Пирожков много не заказывай, на них выручку не сделаешь. Лучше беляши, они дороже. И улыбочку, улыбочку включай. Персонал не забывай, дай иногда по рублику уборщице, кассиру, грузчику. Они ведь твои помощники. Баня -- золотое дно для человека с умом, -- мечтательно сказала Раиса. Тут только поворачивайся.
Банная жизнь шла своим чередом. Первое время Тане было неловко каждый вечер, снимая кассу, класть в карман по 8-10 не заработанных рублей, ей казалось, что вот сейчас кто-то схватит ее за руку, это были стыдные деньги. Но потом она вспоминала Раю и начинала рассуждать ее словами: недолив пива происходит не по ее вине. Она никогда не отказывает покупателям, которые подходят за доливом. И со стеклотарой такая же история -- желающие сдать ей пустую пивную или лимонадную бутылку, могут получить за нее плату. Не все подходят за такой мелочью.
Степан разложил по полочкам буфетную экономику:
-- Ты думаешь наверху не понимают, что излишки пива неизбежны по чисто технологическим причинам? Прекрасно понимают. Конечно, те, кто устанавливает правила советской торговли, обязаны защищать интересы покупателей, но не придумали еще пива без пены. Что остается -- закрывать глаза на нарушения и автоматически плюсовать к маленькой зарплате буфетчицы излишки от пива. Наверное потому она и маленькая, что дополнительный заработок предполагается условиями работы. Как чаевые у подавальщиц и официантов.
-- А что будет, если я не стану вынимать из кассы деньги за излишки, а учту их как выручку?
-- Первый же ревизор отведет тебя к прокурору. Фокус в том, что свои излишки в кассе ты должна будешь оправдать количеством проданной продукции: пирожками, пивом, газводой и прочими товарами. Они все учтены в накладных. Так что излишки в кассе могут образоваться только от весового или разливного товара, от недолива или недовеса, смекаешь? Пусть лучше в кассе будет небольшая недостача, рублей 30-40, чем излишки, так работает вся торговая система.
-- Но это же лицемерие, -- возмутилась Таня. -- Одни приворовывают, а другие с этим соглашаются.
Степан пожал плечами. На ум пришло Раино:
--- Традиция...
Таня смирилась с "левыми" деньгами, научилась сначала создать, а потом быстро обслужить очередь, манипулировать со стеклотарой. Сдачу сдавала до копеечки. Была приветлива и деловита. Через месяц к ней пожаловала первая ревизия. Таня отделалась мелкими замечаниями, касающимися хранения товара, в кассе обнаружили микронедостачу, которую даже не стали вносить в акт -- 15 рублей. Таня обрела душевное равновесие, которого ей не хватало в школе. Давали его банная праздничная атмосфера и деньги, которые завелись в семье. С прибавкой от "традиции" Таня стала приносить домой две зарплаты.
Это время казалось для нее самым счастливым. Вот уж поистине, не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Спустившись с начальственного олимпа, Степан перестал мотаться по командировкам, много времени проводил в семье, с удовольствием лепил пельмени, готовил бефстроганов из говядины и печени, варил борщ. Все выходило из его ловких белых рук необыкновенно вкусным. Таня только удивлялась. У нее кулинарных способностей не было, да и откуда им было взяться, если юные годы, в которые девочки крутятся возле матери у плиты и набираются кулинарного опыта, пришлись на войну, а потом на годы карточной системы?
Праздничным событием стала покупка телевизора. Это был комбайн, с радиоприемником и проигрывателем. Чудо на хрупких ножках установили в спальне. Детям было строго-настрого запрещено к нему приближаться. Ребятишки часами сидели перед сеткой, ожидая начала вещания. По единственному каналу смотрели все подряд.
Степан по-прежнему любил выпить в мужской кампании за преферансом, но и тут произошли изменения:
-- Квартира у нас большая, мы вам мешать не будем, играйте у нас, только не курите сильно, - предложила Таня. Ей казалось, что в чужих домах на Кузнецова вешаются развратные женщины, дома он будет под присмотром. Степану идея понравилась -- в родном доме и стены помогают. По субботам, вечерами, игроки в преферанс стали собираться у них.
Играли всю ночь. Мужчины снимали пиджаки, развязывали галстуки. Выпивали по маленькой -- сдерживало присутствие женщины и детей. Все были разгорячены, азартны. Тени игроков под розовым абажюром прыгали по стенам.
Как-то днем, когда народу в бане было мало, пришли цыгане -- три женщины в цветастых даже зимой длинных юбках. Около них прыгал ребенок, мальчик лет четырех. Они взяли семейный номер, вышли оттуда распаренные, красные, распустив по плечам мокрые длинные волосы. И сели в углу сушиться, тихо переговариваясь и поглядывая на буфет. Достали из карманов мелочь, пересчитали и засунули назад.
Уборщица Михеевна стала усиленно махать тряпкой возле их ног, намывая и без того чистый пол.
-- Расселися тута, -- ворчала она. -- С волос льет, кто подтирать будет? Шли бы отсюдова поскорее.
Цыганки подхватили юбки, но не двигались с места.
-- Ты посмотри на них, барыни! -- обратилась Михеевна к Тане, ища у нее поддержки. Малыш зарылся в материнскую юбку и выглядывал оттуда, сверкая черными глазенками. Внезапно он подскочил к прилавку и схватил пирожок.
-- Воровать сюда пришли? -- взвилась Михеевна. -- А ну пошли отсюдова, а то враз милицию вызову!
-- Угомонитесь, Клавдия Михеевна. Голодный ребенок, после бани, а денег, наверное, нет.
--- Ну и шли бы в общее отделение, а то в семейный номер, как порядочные! На номер деньги нашли? У ну давайте, давайте, мыть мне надо, -- опять подступила она к цыганкам.
--- Высушат волосы и уйдут, что вы в самом деле? Не идти же по морозу с мокрой головой, -- заступилась за женщин Таня. --- А про общее отделение -- это вы зря. В номере им спокойнее, никто на них не смотрит, пальцем не показывает.
--- Да сглазу они боятся.
Таня положила на тарелку пирожки, вынула из ящика бутылку минеральной воды и подозвала цыганенка:
-- Отнеси маме!
Мальчик ловко схватил тарелку, прижал к груди минералку и понес своим.
Цыганки загалдели, разобрали пирожки, покивали в знак благодарности. Спустя некоторое время старшая из женщин подошла с пустой посудой. Порывшись в кармане, она выгребла мелочь и высыпала на прилавок.
--- На, больше деньги нет. Хватит?
Таня отодвинула мелочь:
-- Не надо, не обеднею.
Цыганка, собралась уходить, но вдруг опять повернулась к Тане и спросила:
--- ГаджО?
--- Что? -- не поняла Таня.
--- Ты из цыган?
-- Да нет, русская я. Был кто-то из ваших в роду, мама говорила, а кто, и был ли в самом деле, не знаю.
--- Был, -- уверенно сказала женщина. -- Дай руку, не бойся.
Цыганка даже не стала ее переворачивать, просто накрыла своей ладонью и глядя на Таню глазами, прикрытыми тяжёлыми веками, сказала:
-- Прадед твой был цыган. Его кровь сильная, тебя греет. Ты красивая, сердце у тебя доброе, а счастья нет. Много слез позади, а впереди еще больше. Копейку береги. Тебе судьба на будущее дает, на бедность. Упадешь, а потом взлетишь, большим человеком станешь, все будут тебя уважать. Богатства нет, а сыта будешь. И
счастлива, через детей. Твое сердце домой рвется, туда, где родилась. Но так в Сибири и останешься. Недавно смерть рядом с тобой прошла, но не забрала, ты людям служишь, Богу нужна. Вот, возьми на счастье, пусть тебя охраняет наш цыганский талисман. Жалко мне тебя. Ты нас сейчас пожалела, а я тебя жалею. -- И повторила:
-- Возьми за доброту твою.
Она протянула маленький желтый камешек в металлической оправе.
Таня машинально взяла подарок, подняла глаза, цыганки уже не было. Не было и ее спутниц с ребенком. Таня медленно приходила в себя, как после сна. Что это было, может и в самом деле сон наяву, но нет, в руках она держала талисман, в котором застыло солнце.
(Продолжение следует)