19 марта исполняется 75 лет народному артисту России Валерию Леонтьеву. И хотя в последнее время он не появляется перед российской публикой, предпочитая жить за океаном, зрители в нашей стране его по-прежнему любят и ценят.
Мы не однажды пересекались с Валерием Яковлевичем на разного рода мероприятиях, пару раз я делал с ним интервью. В день юбилея артиста привожу некоторые его размышления из наших бесед.
О трудолюбии
- Я расстраиваюсь, когда про себя слышу: трудяга, - рассуждал Леонтьев. - Хорошо, когда о художнике говорят: талантливый человек. А вот когда просто «трудяга»… Много лет назад я знал одну певицу – вот она была потрясающая трудяга, спала шесть часов в сутки, а всё остальное время работала над собой, пела, танцевала, оттачивала способности, которых, впрочем, не было. И сколько она ни трудилась, ничего из неё не получилось, а ведь какая трудяга была! Поэтому в первую очередь важен талант. Каждый вечер я оцениваю свою работу: что-то получается, что-то нет. Вчера, например, концерт удался, если не считать каких-то фрагментов – и я знаю, каких именно. Или наоборот, сегодня шоу не удалось, прошло, не достигнув температуры горения. Когда что-то получается, ты сам ловишь кайф от правильных движений, верных интонаций. Бывает, тужишься, пытаешься что-то сделать через силу, но… Публика, возможно, и не догадывается, но я далеко не всегда уверен в себе на сцене, часто сомневаюсь.
Не такой, как все!
- Меня всегда преследовало ощущение, что я как бы не ко двору. В советские годы мои выступления вырезали из телевизионных эфиров и часто запрещали концерты. На эстраде я был другим: не пел патриотических песен, как многие, не выходил на сцену в строгих костюмах – да, я был «не форматом»... Помню, как в начале семидесятых начал придумывать себе костюмы: приходил в Дом быта с эскизами, а на меня сбегались смотреть все портнихи. Улыбались, крутили пальцем у виска, говорили, что таких костюмов быть не должно. И тогда я шил себе сам, причём несколько лет обшивал не только себя, но и весь свой коллектив. Не такой как все – это было приговором. Какое-то время мне запрещали петь в Москве.
– В чём-то помогают такие испытания. В сопротивлении, в споре, в столкновениях ты отстаиваешь свои взгляды, это тебя закаляет. С другой стороны, хорошо бы подобные неприятности получать не в слоновьих дозах. Когда тебя вымарывают десятилетиями, это может убить, уничтожить как личность, стереть любого. Сколько раз мне хотелось просто отгородиться от всего внешнего мира лет на пять-семь. Я ложился, поворачивался лицом к стене… А через пару часов вскакивал и работал дальше несмотря ни на что, вопреки всему! Было время, когда пытался лечиться от депрессии алкоголем. К счастью, быстро сообразил, что до добра это не доведёт, и чтобы заставить себя остановиться, четыре года отказывался даже от глотка шампанского.
"Не верю словам любви"
– Есть такое выражение "Человек - поле боя между ангелами и демонами!" Так и есть! В нас происходит сознательная, а чаще всего бессознательная борьба, выбор между тем или иным решением – то ли в пользу света, то ли в пользу тьмы, мы всё время находимся на грани. Но сам я стараюсь руководствоваться известным правилом: поступай с другим так, как хочешь, чтобы поступали с тобой. Казалось бы, звучит просто, а осуществлять на практике тяжело, всегда хочется вырулить таким образом, чтобы принести пользу себе.
- Не верю словам любви, для меня это пустые признания. «Я тебя люблю», – мне это говорили слишком часто и слишком небрежно. Потому и не верю: сегодня «люблю», завтра «не люблю», появился другой певец – и прошла любовь. Сердце отогревается, только когда мне говорят: «Валера, ты порядочный человек». Проходят годы, и мне по-прежнему дают оценку как человеку верному и обязательному, это значит больше, чем слова любви. Желание быть любимым – проявление эгоистичности, мне кажется, важнее любить самому, начинаешь чувствовать глубже и тоньше. Заболоцкий написал: «Душа обязана трудиться», – а я бы добавил: и страдать. Когда приходит страдание, спасаюсь одиночеством. Не таким, когда плачут: вот какой я бедный и несчастный, никого у меня нет. Моё одиночество созидающее, восстанавливающее, моя личная территория не терпит посягательства... Не надо искать эту территорию на карте, не найдёте – она внутри меня. Могу отгородиться где угодно: в гримёрной или на виду у нескольких тысяч зрителей. Я умел это делать в тринадцать лет, умею и сегодня. Секрет моей защиты прост: я знаю, когда промолчать, когда закрыться и какой интонацией воспользоваться, что сделать, чтобы человек потерял ко мне интерес или, наоборот, испытал его. Как бы руковожу этим процессом. В минуты, когда рядом никого нет, люблю смотреть на облака и думать. Обо всём. Причудливая форма облака, например, может напомнить, что у меня где-то капает кран и надо бы его починить. Оставаясь наедине с собой, делаюсь совсем другим человеком, тихим, стеснительным. На самом деле я всегда стеснялся пристального внимания к себе, проявления бурных эмоций, как своих, так и чужих. Люди, организующие мои концерты, шутят: «У Леонтьева в райдере три «Т»: тихо, темно, тепло». Терпеть не могу шума, холода и яркого света. Редкие выходные предпочитаю проводить в тишине и одиночестве, смотрю кино или лежу с книжкой.
"Профессия держит в тонусе"
- Бывает, когда ничего не хочется. Но ровно в девятнадцать десять, когда нужно начинать концерт, внутри включается какая-то кнопка, и ты настраиваешься на работу независимо оттого, что у тебя дома капает с потолка, потому что у соседей лопнули трубы. Когда ты знаменит год, два или три – это пьянит, ты снимаешь пенки. Но когда ты известен много лет, начинаешь понимать, что это огромная ответственность – перед публикой, перед теми, кто выходит на сцену. Сегодняшняя слава предполагает, что завтра ты сделаешь нечто такое, что прославит тебя ещё больше. Профессия держит меня в тонусе и хорошей физической форме, почти ежедневное двухчасовое шоу не даёт раскисать и расползаться. Однажды из-за болезни я не работал около двух месяцев и успел так поправиться, что перескочил на другой размер одежды!
Олег Перанов
А какая ваша любимая песня в исполнении Валерия Леонтьева?
