108 лет назад родился выдающийся музыкант Олег Лундстрем (2 апреля 1916 – 14 октября 2005)
Олег Лундстрем… Легенда русского джаза, композитор и главный дирижер Государственного камерного оркестра джазовой музыки. С одной стороны, один из самых успешных отечественных музыкантов: народный артист России, профессор нескольких академий и консерваторий. Его легендарный оркестр внесен в Книгу рекордов Гиннеса как старейший в мире непрерывно существующий джаз-бэнд. В Чите, где родился маэстро, еще при жизни его именем названа улица, в Казани, где работал и преподавал, - музыкальная школа.
С другой стороны, жизнь Олег Леонидович прожил невероятно нелегкую. И только за несколько дней до своего 88-летия, наконец, получил ответ на вопрос, который мучил его всегда. Почему его не репрессировали (как его отца), когда в 1947-м он вернулся из Шанхая в Советский Союз? Почему разрешили играть запрещенную «музыку толстых» и стать «королем русского джаза»?
Это интервью было записано в 2004 году, за год до ухода Олега Лундстрема.
СТАЛИН ДАЛ КОМАНДУ: «РУКИ ПРОЧЬ ОТ ДЖАЗА ЛУНДСТРЕМА»
- Олег Леонидович, итак, почему?
- Только недавно был рассекречен приказ Сталина, который Хрущев велел опубликовать не раньше, чем через 25 лет. Он гласил: «Джаз-оркестр под управлением Олега Лундстрема ни в коем случае не трогать, потому что он нужен нам как реклама нашего нового, послевоенного советского строя». Вот этого я, конечно, никак не ожидал. А узнал об этом от бывшего помощника Косыгина, моего соседа по даче…
Оказывается, незадолго до нашего возвращения в СССР, Сталину позвонил Алексей Николаевич Косыгин и сказал, что за границей, в Маньчжурии, есть музыкальный коллектив, с аншлагами гастролирующий по всему миру. Его участники – граждане СССР и что оркестр обязательно нужно поберечь. Тогда Сталин и дал команду «Руки прочь от джаза Лундстрема!»
Я так опешил, когда это услышал. Конечно, я был в курсе, что у Косыгина была лучшая коллекция джаза в СССР – ему привозили все, что тогда только выходило, и что особое место в ней было отведено нашему оркестру. Но подумать не мог, что это он, мало того, что вступился, но и уговорил Сталина не трогать музыкантов.
- Действительно, по тем временам – невероятно…
- О! Наш Генеральный консул Никита Григорьевич Ерофеев трижды под разными предлогами не пускал нас в Советский Союз, зная, что нас здесь истребят. Сначала, когда отлавливали троцкистов, потом из-за того, что «идет война»… На третий раз он мне сказал: «Олег Леонидович, зачем вам возвращаться именно сейчас? В СССР - разруха, там не до музыки и тем более не до джаза... Вы – лучший оркестр в Шанхае. Оставайтесь, снимите все сливки, а я вам обещаю: в любое время, когда захотите вернуться, через месяц ли, через год или пять лет, вам тут же будут выданы документы».
Умные люди бы не поехали. А мы решили ехать... Рассуждали так: раз в России разруха, стране не до джаза и надо строить дома, значит, будем строить дома. Весь оркестр, между прочим, готов был идти в строители… Потом я слышал, что многих, кто в этот период возвращался из Китая, пересажали как «японских шпионов». И это выглядело вполне оправдано. Ведь была интервенция, в Манчжурии высадились японцы во главе с атаманом Семеновым. По сути, это была оккупация японцами территории Северо-Восточного Китая... Но нас это не остановило.
«ЛЮБИЛ ПОФОКСТРОТИРОВАТЬ»
- Расскажите, как ваша семья оказалась в Китае?
- Мы уехали в 1921 году в Харбин совершенно легально, по советскому паспорту, из Дальневосточной республики (ДВР), потому что отец получил приглашение преподавать на КВЖД - Китайско-Восточной железной дороге, которая тогда совместно управлялась СССР и Китаем. Он решил: съезжу-ка с семьей на пару-тройку лет в Маньчжурию, поработаю и вернусь. За это время закончится гражданская война, и все наладится. Кто же мог подумать, что этот год-другой обернутся четвертью века!
- А как вы занялись музыкой? Ведь ваш отец был профессором физики...
- Еще мой дед считал, что каждому в семье обязательно нужно уметь музицировать. Поэтому, например, мой отец играл на рояле, причем, с листа и все что угодно любой сложности, мать хорошо пела. Помню, когда я учился во втором классе, у нас в школе бесплатно открыли классы фортепиано, скрипки и виолончели. Мы с Грависом (Александр Гравис стоял у истоков создания оркестра, играл на банджо и контрабасе - авт.) выбрали скрипку. Мой брат выбрал сначала виолончель, потом фортепиано. Но, честно говоря, я уже тогда любил потанцевать и «пофокстротировать».
- А потом вы услышали музыку Дюка Эллингтона…
- Да! Совершенно случайно. Тогда, в начале 1930-х, я поступил в Политехнический институт на инженера, но всерьез увлекся новинками эстрады, часто заходил в музыкальный магазин, чтобы прикупить стопку новых пластинок. И вдруг в одном магазине услышал пластинку с композицией «Дорогой старый Юг» никому неизвестного оркестра Дюка Эллингтона. Я просто обалдел: какие чудные новые звуки, какая энергия, ритм! Я не совсем понял, что это такое, но сразу же купил пластинку, которая у меня хранится до сих пор. Вот так, именно благодаря великому американцу я «заболел» джазом на всю жизнь.
- После этого вы решили создать джаз-оркестр?
- Не совсем так. Честно говоря, мы решили создать оркестр, чтобы просто «подхалтурить», деньги нужны были. Решили играть на вечерах и танцах... Временно – пока учимся, потом, мол, станем инженерами, займемся настоящим делом и разбежимся. Кто-то из нас предложил - давайте организуем биг-бэнд, их тогда в Харбине было очень много.
Идея всем понравилась, стали решать, кто будет руководителем. Кто-то сказал: Олег. Ребята проголосовали за меня единогласно. Кстати, знаете, почему практически все джаз-оркестры распались, а мы - нет?
- ?!
- Когда мне исполнилось 60, я в первый раз в жизни серьезно задумался, ну почему мы до сих пор «живы»? Биг-бэнд Бенни Гудмена распался в сороковых, Томми Дорси - еще раньше. Знаменитейший оркестр Арти Шоу, составленный из одних великих, - тогда же… Да потому, что не я организовал, а меня назначили. Я всю жизнь боялся, что буду плохо работать, и меня переизберут. Поэтому старался. (Смеется). А если бы я считал: я – хозяин, а вы все мои подчиненные, как в каждом оркестре, то давно бы не было оркестра. Так что собрались на время, а оказалось – на всю жизнь…
ЛУЧШИЙ БИГ-БЭНД «ДАЛЬНЕВОСТОЧНОГО ВАВИЛОНА»
- Где вы начали выступать профессионально?
- В Шанхае. В 30-40-х годах прошлого века это был удивительный город - его называли «дальневосточным Вавилоном». Жизнь кипела! Одних только биг-бэндов там было два-три десятка - американские, китайские, европейские... И мы в свое время тут навели шороху! Мы ведь приехали сюда из Харбина в 1936 году любительским оркестром, мальчишками, были жуткими энтузиастами музыкальными. Мне было 20 лет! А через 4 года мы стали лучшими биг-бэндами в Шанхае.
Играли популярные мелодии Гершвина, Джерома Керна. В чем-то они были созвучны песням Дунаевского, и я подумал: чем же наша музыка хуже? Сделал аранжировку «Песни о капитане» из фильма «Дети капитана Гранта», появившегося в Шанхае в 1939-ом. У нас эта песенка имела бурный успех, шла на ура, за вечер мы ее играли раз по 5-6. Подходили, просили: «Плиз, кэптэн!» Ни одного русского слова не понимали, а как принимали! И я тогда понял: дело-то не в тексте, доходит музыка. А потом по «Катюше» в нашем исполнении все за границей просто сходили с ума - говорили, что почти советский гимн я «одел в американские одежды».
- В конце 1930-х в СССР произвели фурор «Веселые ребята» с Леонидом Утесовым…
- Когда «Совэкспортфильм» завез в Китай «Веселых ребят» с песнями Утесова, и там показали драку и еще несколько моментов, мы были потрясены. Раз двадцать бегали в кинотеатр, чтобы посмотреть это и послушать. Никогда не думали, что в СССР может быть джаз. А, оказывается, есть, да еще какой! Я сразу, недолго думая, сделал на их основе обработку для своего биг-бэнда…
Кстати, много лет спустя на одном из вечеров памяти Леонида Осиповича, я спросил, почему среди «родоначальников русского джаза» нет Утесова. Мне ответили, что Утесов – не джаз, а песня военная. Я говорю: «А у меня совершенно иное мнение! Потому что «Веселые ребята» - это был настоящий джаз в стиле мирового джаза того времени». Потом ко мне подошла жена Утесова: «Олег Леонидович, вы единственный, кто сказал, что Утесов – это в первую очередь джаз!»
КАБАЧНО-ПОХОРОННЫЕ МУЗЫКАНТЫ
- За границей у вас был бешеный успех. Но вы все-таки вернулись из «рая» в суровую советскую действительность. Почему?
- Действительно в Шанхае нам зажилось безбедно, мы буквально купались в лучах славы. Но, во-первых, Япония оккупировала Манчжурию, и жить там стало невозможно. А во-вторых, все равно тянуло на родину. К тому же в 1947 году вышел указ Сталина, по которому проживавшим на чужбине советским гражданам предоставлялась возможность вернуться домой. Мы стали собирать вещи.
- Несмотря на то, что ваш отец был репрессирован?
- Мы об этом могли только догадываться. Он вернулся в СССР в феврале 1935 года и пропал. Только после смерти Сталина мы узнали, что в 1937 году отца арестовали и в 1944-м он погиб где-то в лагерях на Урале.
- Итак, вы приехали в СССР, где в то время джаз был под запретом. Как же вы сохранили свой оркестр?
- Дело в том, что я хорошо усвоил урок рынка: если на твой товар спроса нет - ищи другой. Поэтому, когда в Казани, где мы жили и работали, нам сообщили, что очередной пленум комсомола решил, что джаз стране не нужен, я не особо расстроился. Решил, что буду заниматься чем-нибудь другим. Почему выбор пал на Казань? В Москву и Ленинград попасть было трудно - к советским специалистам, работавшим на КВЖД, органы относились с недоверием, но приезду в Казань не препятствовали. А здесь мы могли получить профессиональное образование, недостаток которого стали все острее ощущать.
- И чем же вы занимались?
-Коллектив вынужден был согласиться на раздел: кто-то работал в оркестре оперного театра, кто-то в ресторанах, кто-то в кинотеатрах. Приходилось даже подрабатывать на похоронах. Я, вместе с частью оркестрантов, учился в Казанской консерватории. Писал аранжировки к татарским народным мелодиям, к музыке из советских кинофильмов. Написал для Татарской филармонии «Волжскую симфонию», которую до сих пор исполняют.
А потом случилось событие, которое, если не перевернуло, то еще раз серьезно изменило мою жизнь. После консерватории меня вдруг назначили заведующим музыкальной частью всемирно известного Казанского драматического театра имени Качалова. Я приехал, взглянул: одна артистка красивее другой…
Впервые за пять «советских» лет во мне проснулся мужчина, до этого было не до того. И так мне жена приглянулась будущая. Я влюбился по-настоящему! Ну, думаю, пропал: она же на меня даже не посмотрит. Она - Актриса, да какая, с высшим образованием. А я какой-то пигмей, бывший концертмейстер вторых скрипок в оркестре. Одного я тогда не знал - это Галя на меня первая глаз положила. Только много лет спустя я понял, что не мы выбираем жен, а жены нас выбирают.
- Неужели все это время вы совсем не играли джаз?
- Разумеется, играли. Директор Казанской филармонии очень любил джаз, поэтому помогал нам устраивать концерты. В конце концов слухи о наших концертах дошли и до Москвы. В Казань приехал человек по имени Михаил Цым - он потом долгое время был у нас администратором в оркестре. Посмотрев наш концерт, сказал: «Не должен такой оркестр оставаться в Татарии!» А через месяц нам прислали письмо, что нас перевели на работу в Москву и мы должны срочно выехать. Как разозлился ректор Казанской консерватории, когда узнал, что мы уезжаем! Ведь мы уже преподавали у него в консерватории.
«ДЖАЗОМАНЬЯКИ» ИЗ ЦК КПСС
- Известный факт: и Сталин, и Хрущев терпеть не могли «американщину». Как же вам удалось переломить негативное отношение к джазу наших партийных чиновников?
- Меня часто спрашивают об этом. И я на это всегда отвечал: «Вожди не любили, но ведь мы никогда настоящий джаз для них и не играли. Даже когда мы в четыре оркестра сыграли знаменитую «джазовую» (именно в кавычках!) пьесу «Нам песня строить и жить помогает», Шостаковичу влетело от Хрущева: «Что ты тут развел мне этот джаз? У меня от него уже колики в животе». На «ты» Шостаковичу – всемирно известному композитору! Мы никогда не играли джаз для членов правительства, зато всю жизнь играли для народа, а народ всегда искренне любил джаз…
Один иностранный журналист брал у меня интервью и сказал: «Надо же дожить до того времени, когда приоритет джаза перешел из Америки в Россию. Причем, его отдали сами американцы!» Я переспрашиваю: «То есть как это отдали?» А он отвечает: «Есть постановление американского правительства». Вытащил листок и читает: «Приоритет джаза, несмотря на то, что он возник в Америке, перешел к России, потому что в России находится единственный в мире коллектив, воплотивший творческие идеи Эллингтона на национальной почве».
Оказывается, американцы это поняли давно. А мы всю жизнь старались это доказать и никак не могли... Нас обвиняли в том, что мы играем «американщину», а мы просто старались международную музыку, джаз, представить… с точки зрения русских. И нам это долго доказать не удавалось.
- Но вас же выпускали за границу…
- Да, но как! Помню, в один прекрасный день приглашают нас в Чехословакию на фестиваль. Собрался партком. Судили-рядили. Потом, посовещавшись, говорят: «Наверное, нам придется отказаться от этой поездки, потому что мы не успеваем оформить документы». Нельзя так нельзя. Прошло совсем немного времени - приходит запрос на наш оркестр с Ньюпортского фестиваля – самого знаменитого в Америке. Началась невероятная паника. Опять отказали, а американцам написали, что те слишком поздно обратились. Но американцы ребята дотошные. Тут же написали приглашение на будущий год, ведь фестиваль ежегодный. «Росконцерт» уже не знает, как быть. Я спрашиваю: «В чем дело?» «Ну как же, вы ведь из-за границы приехали. Они боятся, а вдруг вы в Чехословакии останетесь». Уезжаем на гастроли очередные. Звонок. Говорят с дрожью в голосе: «Олег Леонидович, вас вызывают в ЦК». Приходим. Сидит доброжелательный человек. Он говорит: «Вам разрешили поехать на фестиваль, но не знают, кого руководителем группы сделать. А я считаю, что нужно назначить вас. Вы жили за границей – уважаемый человек». Я чуть со стула не упал. Вышли. Мой директор говорит: «Случилось что-то непредвиденное. Вы-то не понимаете, а я в этой системе прожил всю жизнь». А на самом деле нашелся человек, который мне поверил.
- Может, ему просто нравился джаз?
- Может быть. А вот второй человек – заведующий отделом музыки в ЦК – Курпеков. Я только после перестройки узнал, что он не только любитель джаза, он просто «джазоманьяк» был. Покупал «на ребрах» пластинки. К нам он хорошо относился до самой своей смерти. Он рисковал, потому что тогда джаз считался «музыкой толстых». Поэтому мой лозунг – мир не без добрых людей.
«НЕУНЫВАЮЩИЙ ОПТИМИСТ»
- Если честно, не думали о том, чтобы опять уехать из страны, где всё так непросто?
- Известный джазист Эдди Рознер, обидевшись на «Росконцерт», уехал сначала в Белоруссию, а оттуда - в Германию, где его жизнь кончилась печальнейшим образом. Его даже похоронили за счёт государства. Потом я узнал, что за два дня до смерти он сказал: «Я дожил до седых висков и только сейчас понял, что нельзя бросать ту публику, которая тебя вознесла». Я с этим полностью согласен.
Да, в Советской России к джазу относились настороженно. Старались не давать джазовую музыку на радио, не пускали на телевидение. Но видно не зря жена меня называла неунывающим оптимистом. Я всегда жил по принципу - не надо биться головой об стенку, если не можешь ее проломить. Не уехал, значит, так распорядилась судьба! Придет время, и все будет по-другому. А музыка заставляет забыть обо всем плохом.
- Много ли настоящих приверженцев джаза было среди известных российских деятелей культуры, литераторов, политиков?
- Немало. Причём только сейчас становится известно, сколько настоящих любителей джазовой музыки среди драматических актёров, оперных певцов. Из писателей назову Василия Аксёнова. Ещё в те годы, когда я учился в консерватории в Казани, а он - в этом же городе в медицинском институте, Аксёнов часто приходил на наши концерты. Он как-то в интервью сказал: «Джаз Олега Лундстрема обрушился на Казань. Мы обязаны ему даже внешней культурой - умением держаться в обществе, носить костюмы».
А вот эпизод с участием ещё одной известной личности. По приезде из Шанхая мы давали концерт в Летнем саду в Тбилиси. Был полный аншлаг, люди не могли купить билеты и залезали даже на заборы, кто куда мог. Через много лет мне рассказал Евгений Примаков, что весь тот концерт он прослушал, сидя на дереве. Ему тогда было 14 лет.Примаков признался, что и по сей день он истинный приверженец джаза, что у него есть почти все наши пластинки. Конечно, мне было очень приятно.
«СЧИТАЮ СЕБЯ РУССКИМ И ВСЕ МОИ ПОТОМКИ БУДУТ РУССКИМИ»
- Олег Леонидович, говорят, у вас необыкновенная родословная. Расскажите о своих предках.
- Однажды в эмигрантской газете «Шанхайская заря» я прочитал: «В 1852 году шведский химик по фамилии Лундстрем изобрел и запатентовал спичку, которую так и назвал – «шведская" спичка». Это был мой прапрадед… А прадед, Карл Августович Лундстрем, был чистокровным шведом - отсюда такая фамилия. Однако мой предок часто говорил: «Я считаю себя русским, и мои потомки будут русскими!» Так оно и вышло…
Он был технологом-изобретателем: изобрел паровое отопление. С этим изобретением он и приехал из Швеции в Россию, в Казанскую губернию, в середине позапрошлого века. Однажды зимой в Казанской психиатрической больнице сломался единственный источник тепла - печка-«голландка». Для больницы – катастрофа! А он взял и к вечеру все исправил, поставив секцию батарей - первое паровое отопление в Казани... Когда император Александр III проезжал через Казань в Сибирь, ему показали это уникальное новшество, а дворец, надо сказать, в то время тоже печками отапливался. Император спросил: «Кто это сделал?» Вытолкнули моего предка-технолога вперед. Царь пожал ему руку и сказал: «Спасибо тебе»… Потом, когда много лет спустя я приехал в Казань и зашел в эту психбольницу, оказалось, что дедовское отопление до сих пор стоит и обогревает.
Но самая интересная семейная тайна связана с моим отцом. Только что я получил письмо из Читы - там в архиве музея найден его научный труд «Основы ядерной физики». Представляете, доэйнштейновские «Основы ядерной физики»! У нас же считалось, что до Эйнштейна вообще не знали, что такое ядерная физика. Поэтому сейчас это меня интересует больше всего – что там мог написать мой отец. И я смогу это узнать только в сентябре…
- А это правда, что знаменитый «кобзарь» Тарас Григорьевич Шевченко – вам приходится родственником?
- Правда. Мой прадед по материнской линии (его фамилия была Валуев) - сын сестры Тараса Шевченко. А я - правнучатый племянник…
Что интересно, когда мы несколько лет назад выступали на одесском фестивале, посвященном 100-летию Леонида Утесова, украинские журналисты недоумевали: как же так, никто из них об этом факте не знал. Пришлось им рассказать, что мой знаменитый предок выбран в свое время как знамя украинских националистов ошибочно, потому что, как мне рассказывала моя бабушка, он всю жизнь считал себя исключительно русским человеком…
«ПОКОЙ ТОЛЬКО СНИТСЯ»
- Олег Леонидович, в нынешнее неспокойное время остаётся мало места для музыки и вообще для искусства. Вы согласны?
- Я могу сказать абсолютно уверенно, что самая лучшая, самая восприимчивая к джазу публика - именно в России. Это признают даже на родине джаза в Америке (по крайней мере, те американские музыканты, которые у нас побывали). Потому что американцы оценивают искусство больше умозрительно, а наши сограждане воспринимают его всем сердцем. Только так, изнутри, можно постичь суть джаза. Однажды лучшая джазовая певица Америки Дебора Браун сказала мне после концерта, что обожает нас, признаёт только наш оркестр и только русских. А на концерте мы играли пьесу Чарли Паркера, Дебора пела. Это была блестящая импровизация, публика наградила её шквалом аплодисментов, а музыкант, состязавшийся с ней в импровизации, опустился перед ней на колено и поцеловал руку. Уезжая, певица сказала: «Россия - единственное место, где я чувствую себя на равных, а не как «цветная». В Америке белый музыкант не поцеловал бы руку даже самой знаменитой чернокожей звезде».
- В чем успех вашего оркестра, как вы думаете?
- В том, что мы научились оживлять музыку. Великий Тосканини был страстным поклонником Эллы Фитцджеральд. Казалось бы, разные жанры. Почему? Да потому, что когда Элла выходила на сцену и начинала петь, через две-три ноты зал был в ее руках! А вообще мы и не подозревали, что добьемся таких высот. Нравилось играть, и все. Но самое главное, что музыку, как женщину и родину, нужно любить бескорыстно. Тогда больше получишь.
- А можете ответить на «вопрос вопросов»: что же такое джаз?
- Однажды Дюку Эллингтону задали такой же вопрос. Он ответил: «Я не знаю этого. Но я всегда старался сделать лучшее, что могу». Потом он сделал большую паузу и продолжил: «Я считаю, что вся классическая музыка, и мы говорим об одном и том же - о вечных человеческих чувствах. Только - на разных языках». Я подписываюсь под обоими этими утверждениями.
- Дома, когда нет концертов, вы какую музыку любите слушать?
- И дома джаз слушаю. А еще очень люблю фольклор. Ведь практически все направления музыки вышли из фольклора. Первые негритянские блюзы - это фактически народные мелодии. Поэтому я с удовольствием делаю аранжировки на народные мелодии: грузинские, татарские, русские... Фольклор не может быть плохим, так как это музыка, выстраданная людьми.
- И последний вопрос…
- Не пора ли уйти на покой? Я считаю, что пока народ ходит на наши концерты без рекламы и с аншлагами, я не имею права уходить. Вот когда на нас перестанут ходить, я… займусь мемуарами.