Я знаю: не нужна я никому,
Поскольку, познавая острость криса
И открывая лунный путь уму,
Я полно отвергаю компромиссы.
Сие, читатель, не максимализм,
А лютая со злом непримиримость —
С засилием в миру фальшивых риз,
С насильем низких душ в загробном Риме.
Невежеству ли мудрецов учить?!
Спокойствие ли множить сумасброду?!
И хворям ли должны служить врачи,
Чтоб дань сбирать с болезного народу?!
Да, я хочу исторгнуть из небес
Всех тех, кто похоть лишь познать желая,
Жил, разрушая, умер, прегрешая,
Ополовинив нам волшебный лес.
Но гнева нет. Осталась волчья лютость —
Клыки и когти против ремесла
Скоплённых в мире взрослых тьмы и зла,
Которые глупцы сочтут за крутость.
... а лес горел, страдал от дровосеков,
Жуков, червей, зас'ухи и дождей...
Хоть волшебство еще осталось здесь,
Но трудно принимает человека.
О сколько там теперь гнилых корней,
Кривых стволов под обожженной кроной,
А упыри собрались вкруг Мадонны
В желании рассеять больше пней.
Не будет им земного притяженья!
Не буде