В одном большом городе, а, может, и маленьком сельпо, жила-была или просто существовала не царевна-лягушка.
Жила, да не тужила, а тужила жуть просто как. Работала, да с работы домой ходила. Вроде и лягушка, а вроде и офисная крыса. Иногда в кино ходила, иногда в кафе. Подружки-лягушки, все те же серые мышки, все женихов с ней обсуждали, о царевичах мечтали. О молодцах крепких, мозготовитых, с теремом большим, да на черных меринах.
И ходили лягушки по салонам распиаренным, наводили красоту жуткую, чтоб в выходные по клубам местным тех царевичей искать.
Вот только такие молодцы там и не хаживали. Не заглядывали в кабаки те местные. Ибо делать им больше нечего, как с такими лягушками квакать-то.
Но вот в день один прекрасный лягушка, как всегда, выходит на работу. Напудрена и напомажена, да в платьице зеленое наряжена. Отворяет дверь, а там.. о, чудо, стрела в крылечко вонзена. И завизжала лягушонка, что есть мочи, в восторге чуть сознание не потеряв.
На вопль тот сбежались все соседи. И охать-ахать начали толпой. «Ты избрана!» - кричали те и эти. А лягушоночка не верила глазам.
«Я избрана.. я.. избрана?» - все вертелось в голове. И забрела она обратно в свою избу, держа в руках заветную стрелу.
Стрела была то не простая. По преданию старинному та, кто на своем крыльце ее увидит, станет девою великой. И будет она достойна выйти замуж за князя молодого, что правит землями бескрайними, богатыми и плодородными. И через сорок восемь дней приедет молодец за ней.
Лягушка наша затряслась. И страх ужасный всю сковал. «Как быть достойною супругой? Как править царством, где богатств не счесть? Я не так умна, не так красива. Да и искусницею не назвать. Я не царевна, я офисная крыса и серейшая, что есть на свете, мышь. Я не достойна. Это ошибка! Иль не ошибка, а злая шутка завистницы моей».
Проходит день, идет другой. И между ними ночи злые. Бессонные, хмурные. Лягушка места не находит, лишь мечется туда-сюда.
А ведь была она красива. Не царевна, да, но какова! Ума палата, гордилива. И в любом деле хороша. И мышью серой не назвать, и выскочкою тоже. Одна проблема: не везло. Подруги хором не ценили, да их подругами-то не назвать. И принц не шел, и мир не мил был.
И так краса наша устала быть себе опорою во всем, что днем и ночью глазу не смыкала. Работала иль плакала, да и то с трудом. Ни веры не было, ни силы, что мир добром еще живет, что где-то так же горделиво, за нею молодец идет. И молодец прекрасный, настоящий. И мозготовитый, и изящный. И этикетам всем обучен и всяким грамотам научен.
Ни дня не верила она, пока весь срок уже не вышел. И на день сорок девятый лягушкин суженый пришел.
Открыла дверь дрожащей лапкой. Напугана, как смерть бела. Застыла, голову склонив покорно. Не в силах очи приподнять. И слова вымолвить не смела, лишь молодцову речь ждала.
А он не промах был, удалый. Высок и хорошо сложен. Но от красы той обомлел он. И тоже замер, растеряв слова.
Но несколько минут спустя, собравшись с духом, что есть мочи, он вымолвил ей наконец: «Ну, здравствуй!». И тихое в ответ: «Я так тебя ждала..»
И так ей его голос по сердцу пришелся, такой глубокий и будто бы родной, что она все же осмелела, поднявши взгляд перед собой. И очи яркие его затмили. Бездонные, небесно голубые. Так много в них, так ярко в них. И так печально было в них.
И за небесным цветом глаз скрывалось все, что было с нею. Вся неудача и печаль. Завистники и не подруги. Все страхи и печать на сердце «не царевна».
Он руку протянул к ней робко, сказав: «Не бойся, я с тобой. Тебя ни в жизни не обижу. Теперь ни я, никто другой. Забудь сомненья и невзгоды. Бери лишь свет и путь нас ждет. Ты не лягушка, ты - царевна! Иль пусть все по миру пойдет, если я молвлю неправду».
Так сложно было ей решиться. Так сложно ввериться ему. Куда идти? К чему стремиться? Да и получится ли вновь? Оставить все. Оставить жизнь, где каждый норовит обидеть. Где не поймешь, кто друг, кто враг. И света уж не хочется и видеть.
Но там-то что? Что впереди? Ведь все так чуждо, незнакомо. Да, плохо здесь, но почему так манит все же здесь остаться. Здесь все понятно, весь удел. Работа-дом и дом-работа. Гламур салонов, кабаков. Где серо все и все здесь мыши. Здесь грусть, печаль и вновь тоска. Зато понятно и привычно.
Тем временем пылал закат. Они ж стоят, смотря безмолвно. Сей молодец, преисполненный надежд. И не царевна, давно надежд лишенная. В его глазах горит огонь. Как солнца обруч воспаленный. В ее - все та ж тоска. И страхи прошлого ремни стянули.
В мгновенье на исходе дня, на стыке прошлого и иного, она решает сделать шаг на встречу. И обнимает крепки плечи. То были плечи молодца, а будто мир обнял в ответ. И тепло рук коснулись сердца. И дрожь ушла, и боль утихла.
«Я верю. Я могу», - она тихонько прошептала. «Я оставлю позади, что так давно меня сковало. Все злые дни, всех тех подруг. И вывески противных мест. Ведь я царевна, если захочу. И я лягушка, коль захотеть и не осмелюсь. Я не забуду ничего, что шло со мной, со мной пусть будет. Я буду помнить, чтоб во век, не стать заложницей самой себя мне снова».
Взяв под руку свою судьбу, она с улыбкой зашагала. Туда, где свет сгоняет тьму. Туда, где мир добром наполнен. «Я знаю. Точно. Я смогу», - она уж твердо повторяла.
И закатили молодые праздник. На нем плясал уж весь народ. Гуляли дни, недели, годы. И чествовали жизнь, любовь.
И я царевна. Не лягушка. Но и лягушкою была. В болоте квакала, сидела. И со страху порой тряслась. Но под руку жизнь ухватить сумела. И тут, эх! Понеслась!
Не квакай, дорогой читатель. Будь девою иль молодцом.