В одиннадцатом классе все парни и девушки говорят о выпускном. О платьях и костюмах, о ресторанах и о музыке. Все время, и на уроках, и на переменах, с учителями и с родителями. В школе и во сне. Одновременно в звонких голосах одноклассниц звучал восторг и печаль. Ведь это последний год, который мы проведем все вместе, а потом разойдемся кто куда на все четыре стороны света. Может даже больше вообще не увидимся. Именно поэтому, нужно провести его так, чтобы о нас помнили долгие годы.
В тот зимний день, точнее сутки – самые страшные сутки в моей жизни – было все как обычно. Утром, когда солнце еще не встало из-за горизонта, а желтый свет в окнах кирпичных домов лениво зажигался то тут, то там, меня разбудила сводная сестра. Как и каждый день до этого. Тихонько постучала мне в дверь и осторожно открыла ее, как будто может случиться что-то еще хуже, чем ранний подъем никем иным, как этим существом, которое меня раздражало последние года три.
Я с трудом открыл залипшие глаза и, сев в кровати, злобно посмотрел на это кудрявое чудовище, которое пристально смотрело на меня.
Я скривился. Снова во рту у нее Чупа Чупс.
– Надо в школу, – милая внешность абсолютно не гармонировала с сухим и черствым голосом. – Пора собираться.
Я тихо ухмыльнулся. Выглядела Аня как мой личный телохранитель, хотя на самом деле даже отпор одноклассникам дать не могла. Город, в котором мы живем, слишком маленький, чтобы не пошли слухи уже на второй день после смерти ее родителей. Сплетни разносились, как зеленые жирные мухи, все больше и больше обрастая все новыми и новыми подробностями. Так правда, что ее родители погибли в автокатастрофе, превратилась в измену со стороны матери, а ее отец, не в силах выдержать такого позора, выстрелил ей в грудь, а после сам наложил на себя руки. Но именно с ее подачи ничего не закончилось. Она просто молчит, когда ее обсуждают девчонки в столовой. Она молчит, когда ее задирают наши пацаны, игнорируя так, что они вскоре начинают сомневаться в своем существовании.
– Я сегодня никуда не пойду... – я снова завалился на кровать и укрылся одеялом под самое горло.
– Но родители сказали…
– Это мои родители, а не твои! – вскипел я, забыв про сон. – А тебя взяли из жалости!
– Я не заставляла их брать на себя такую ответственность, – она холодно смотрела на меня синевой Тихого океана. – Я не виновата в том, что твои родители винят себя в их смерти. Но никто не застрахован, знаешь ли...
– Не смей так говорить, дрянь! – я не понял каким чудесным образом оказался около Ани, тыча ей в лицо пальцем. – Ты понятия не имеешь, что чувствовала моя мать, когда прямо перед ними авто с твоими предками сбила фура! Им чудом удалось свернуть в сторону и не задеть их!
Она смотрела мне в глаза и молчала, а я злился еще больше от льда в ее белоснежном лице. По сути, меня бесила больше не ее присутствие в нашей жизни и ни эти Чупа Чупсы, с которыми она, казалось, даже спала, а ее безропотная безэмоциональность, с которой она слишком спокойно восприняла смерть родителей. На похоронах плакали все. Все говорили о ее родителях хорошие, теплые вещи, после чего даже у меня, человека, с ними не имеющего ничего общего, в глазах появлялись серебряные капельки воды. Все подходили к ней с искренними соболезнованиями, она же осталась совершенно одна, без каких-либо родственников и поддержки, а ей хоть бы хны! Ни одной слезинки и слова не проронила. Это странно в четырнадцать лет не плакать по маме, которую больше никогда не увидишь. Даже сейчас, нам почти по восемнадцать, а я как представлю, что не ее, а мои родители в ту дождливую ночь погибли, сразу в носу начинает свербеть.
– Завтрак на столе, – равнодушно смотрела она на меня. – И, пожалуйста, оденься.
А после Аня переложила свой Чупа Чупс за другую щеку и развернулась, оставив меня в одиночестве наедине со смущением и раздражением. Раньше я мог спокойно завтракать в трусах, но все изменилось, когда она появилась в нашей жизни. «Не смущай девочку», – говорила мать, когда я только пытался выглянуть из комнаты полураздетым. Но это мой дом! Почему я должен быть козлом отпущения, когда сама Аня не смущается ни разу? Иногда казалось, что я мог ходить перед ней абсолютно голым, ведь это ее проблемы, а не мои. Завтракала бы в комнате, что мы ей предложили, и все было бы нормально.
Я приложил пальцы к вискам и потер их. Отец, где ты, когда ты так нужен? Только он постоянно вставал на мою защиту, когда мама вечно возилась с Аней. Два дня назад они вдвоем улетели на конференцию с японскими послами, а мне строго настрого запретили таскать домой друзей. Я фыркнул, натягивая вязанную красную кофту. Мама постоянно ставит в пример сестру. Она лучше учиться. Она лучше готовит. Она убирается, стирает. А по-моему, все это фарс, чтобы выслужиться перед родителями, ведь они в любой момент могут снова отдать ее в детдом. Только, увы, мамочка, готов поспорить, что Аня такая просто из-за того, что у нее нет друзей. Конечно, она общается с ребятами с другого класса, но чтобы они вместе гуляли или чтобы она их приглашала в гости, чтобы, например, поиграть в «плойку» я не замечал. А моих друзей родители считают «плохой компанией».
Я спустился с лестницы на первый этаж и остановился. Я не хочу в этом хоть на минуту задерживаться. Поэтому быстро накинул на себя верхнюю одежду, быстро выбежал из дома, чтобы не столкнуться еще раз с этим кошмаром.
Холодно. Холодно и снежно. Я натянул шарф на нос и еще больше натянул шапку. По снегу тяжело передвигаться, с большим трудом впечатываясь ступнями в маленькие ямки, перешагивая через этот белоснежный настил, который с треском проваливался под ногами.
У нашего дерева, старого изуродованного мертвого дуба, у которого каждый день я встречался с очкастым Мишей и белобрысым Костей, моими лучшими друзьями, сегодня никого не было. Я выругался. Посмотрел на наручные механические часы и потоптался на месте. Время еще раннее, но так не хотелось простоять здесь в утомительном ожидании и замерзнуть, как цуцик. Но без друзей в школу идти не хотелось.
Я по смотрел на мертвый черный дуб и думал. Он такой одинокий. Такой несчастный. И все же, такой родной. Воспоминания забегали перед глазами. Лето. Зелено. Душно. И нам по восемь лет. Мы с друзьями сидели на нем и брызгали водой из водных пистолетов в девчонок, которые с восторгом визжали и жмурились, выставляя маленькие ручки в надежде защититься от этой бесполезной жидкости. Или вот, я старше. Мне четырнадцать. Пубертатный период. И я в первый раз целуюсь пол этим деревом с красивой девушкой с прекрасными голубыми глазами. И чувство эйфории и возбуждения окутывала меня с ног до головы. С этой девчонкой у меня случился первый секс. И тоже под этим деревом.
Я вздохнул. Будут не хватать этих приятных воспоминаний, когда я поступлю в университет в другой город.
За спиной раздался шум тормозов. Я удивленно оглянулся, но резкая боль в голове заставила меня отключиться и грохнутся на снег. Моментами просыпался от боли и страха. Помню, как их черной машины вышли трое мужчин. Помню, как они били меня по ребрам ногами. Помню, как после затолкали в эту машину. А дальше тьма. Беспросветная и лютая. Как будто меня кинули в глубокий и черный океан , где ледяная вода проникала мне нос и рот, а соль все больше и больше беспощадно оседала на легкие. И я, словно стараясь захватить последние вздохи, отчаянно заставлял себя хоть на мгновение открыть глаза. Чтобы запомнить обстановку. Мозг лихорадочно соображал. Он старался отчаянно запомнить окружение, но ничего, кроме черного салона и троих людей я, увы, так и не смог разглядеть. И я сдался.
– Просыпайся, пацан, – я почувствовал удар по щеке ладонью и пришлось через силу открыть глаза.
Темно. Все мое тело болело, как бы я не старался размять шею. И тут меня охватил невероятный страх, когда я почувствовал, что сижу на стуле привязанный. В панике старался высвободиться. Начал задыхаться, но не от боли в ребрах. Во рту ощущался привкус железа. Я сплюнул кровь наземь и облизал разбитую губу.
– Полегче, – спокойно произнес голос мужчины. – Тебе это вряд ли поможет.
Я посмотрел на мужчину. Весь в черном, лицо скрыто под маской. Лихорадочно понимал, чем это сулит и почувствовал какое-то внутреннее облегчение. Убивать меня не собираются.
Потом я мельком осмотрелся. Какое-то здание. Рядом со мной еще несколько стульев и столов. Мебельный склад? В городе разве есть заброшенные склады мебели? Меня снова охватила паника.
– Где я? – резко подступившая тошнота заставила меня закрыть глаза.
– Это неважно, – мужчина достал из своего кармана пистолет и сел на один из стульев, что оказались ближе ко мне.
– Зачем вам я?
– Твои родители перешли дорогу не тем людям, – он придвинулся ко мне, пафосно положив пистолет на стол. – Через некоторое время нам понадобиться твой голос.
– То есть, вы потребуете выкуп за меня? – я не мог свести глаз с оружия.
– Правильно понимаешь, – мужчина откинулся на спинку.
– Но я все равно не понимаю... – я старался вести разговор, чтобы побольше узнать о них. – Почему именно я? Почему не сестру? Не поймите меня не правильно. Я очень люблю ее и не хотел бы этой участи для нее.
– Она им не дочь, – мужчина равнодушно посмотрел на меня. – А нам надо, чтобы они испугались.
Травящее молчание. Черт, они знают несколько больше, нежели я предполагал. Но тогда, кто они?
Я вздрогнул. Сердце бешено колотилось. Где-то за пределами склада что-то грохнуло. Были выстрелы и крики. А потом тишина. Мужчина резко вскочил с места. Стул грохнулся на пол.
– Пес, прием! – нервно говорил он в рацию. – Как вы там?.. Пес, прием!.. Как слышно, прием?.. Черт.
Он подлетел ко мне, взял за грудки и гневно воззрился, как будто я не просто парень богатых родителей, а какой-то шпион, нажавший на незримую для всех кнопку «SOS». Но на самом деле такой кнопки не было, а если бы я и был секретным агентом, то мое начальство всучило бы мне цианид, который шпионы принимают, если есть угроза раскрытия личности. Черт, откуда в моей голове эта информация?!
– Какого хрена, парень? Кто за тобой послал?!
– Не знаю! – заорал я ему в лицо, но получил удар кулаком по лицу, который заставил меня молчать.
Он отстранился от меня. Взял пистолет. Зарядил его. Осмотрелся. С крыши послышался глухой рык, от которого по коже пробежали холодные мурашки. Мужчина выстрелил в потолок. Искра. Я зажмурил глаза от гула, который стоял в ушах. Пуля попала в металлическую решетку. Потом еще и еще. До тех пор, пока мужчина не ушел за тем, в кого стрелял, оставив меня наедине со своими мыслями, страхом и болью в челюсти.
«Я труп...», – думал я, боясь открыть глаза.
– Привет, Дима, – сказал незнакомый голос рядом со мной, заставивший меня вздрогнуть во второй раз. – Не бойся, сейчас мы тебя высвободим.
Я открыл глаза и увидел хищно улыбающегося парня лет тридцати. Красная жидкость капала с его черных длинных волос на скулы, но он не обращал внимания. Как будто бы кровь не его. Он только с особым вниманием изучал мое разбитое лицо и как-то странно облизывался.
– Виктор, отойди. Не пугай его, – цыкнула красивая девушка в шляпе с большими полями и с прямыми волосами. – Ты живой? Ничего не сломано?
– Катя? – не поверил своим глазам я, когда увидел приятельницу Ани, ту самую из другого класса.
– Она самая, – раздраженно прошипел другой парень, пытающийся разрезать путы ножом. – Черт, что за ножи сейчас делают…
– Паша? – еще больше удивился я услышав голос еще одного дружка моей сводной сестры.
– Да, да. – Отмахнулся он. – Ты тоже нам не нравишься. И если бы не Аня, хер бы мы тебе помогли.
– Но ведь там люди с оружием!
– Уже нет. – Пожал плечами Виктор, рассматривая какие-то очень длинные ногти для парня. – Но меня тоже интересует, как я повелся на уговоры Ани.
– Почему вы здесь? Как вы меня нашли?
– Аня просто почувствовала, - пожал плечам Виктор. – Что тебе угрожает опасность. И вот мы здесь.
– Что, простите? Почувствовала? Да кто вы такие, черт побери?
– О, я ждала этот вопрос! – улыбнулась Катя, поправив волосы.
– Осторожно! – выкрикнул я, завидев, как тот мужчина, которого я увидел перед собой, когда очнулся, направил на нас пистолет.
Но было уже поздно, он выстрелил. Раз, два, три, четыре... Я от страха зажмурился, но боли почему то не почувствовал. Медленно открыл глаза и увидел, что пули, четыре пули, зависли в воздухе в шаге от нас и как Катя, которая все так же продолжает улыбаться и смотреть на меня, опускает руку вниз. И пули со звоном брякнулись на пол. А затем каким-то образом она толкнула этого мужнину, который упал и снес собой какие-то железные полки.
– Я – ведьма, – отряхнула она руки и начала указывать сначала на Пашу, который уже разрезал пару веревок. – А он ангел.
– Не может быть! – нахмурился я, решив, что меня разыгрывают.
– Конечно не может. Бога же нет. Мой вид называют Орлины! – Паша обиженно отпрянул от меня и тряхнул плечами, из которых тут же появились серые птичьи крылья.
– Блин, Паша! Такую шутку испортил!
– Это все неправда… – Я потер руками глаза.
– Но ты сам все видел.
– Хорошо. А тогда он кто? – указал я на Виктора и он, хмыкнув, улыбнулся, оголив острые клыки.
– А он вампир.
– И по совместительству крестный Ани, – он был собой очень доволен собой. – Я бы с радостью взял ее к себе, когда ее родители погибли. Но к сожалению, для всех я умер много лет назад.
Где-то из далека послышались очередные крики и выстрелы в никуда.
– Я что, попал Клуб Романтики? – после долгой паузы спросил я. – Если да, то у сценариста все очень плохо с мозгами.
– А это обидно! – надулся Виктор. – Мы же рисковали своими жизнями, чтобы спасти тебя.
– Да что ты говоришь. – Прыснул Паша, который только что освободил меня из пут. – Ты же бессмертный!
– А, точно. Вечно я это забываю.
Он звонко засмеялся, помогая мне подняться. В этот момент в зал ворвались трое мужчин в масках и с оружием. Окружив нас, они разом начали целиться.
– О, сейчас выход нашей главной актрисы, – шепнул мне на ухо Виктор, как будто не замечая моего страха.
Мужчины начали стрелять. Катя прикрыла меня собой, выпуская шит, Паша распахнул крылья, а Виктор яростно зашипел, оголив острые вампирские клыки.
– Не смей трогать мой инстинкт, дрянь! – зловеще зарычал голос моей сводной сестры откуда-то сверху.
– Аня? – не помню, в который раз я удивился, когда ее тень спрыгнула с какой-то балки прямо на мужчину, и он заверещал, словно его плоть рвали на части.
– Она самая, – Паша расслабленно спрятал крылья. – Любит она все в самый последний момент делать.
– А она кто? Чупакабра?
– Она? Нет, не чупакабра, – Катя томно смотрела, как моя сводная сестра грызла кричащих мужчин. – Она – волк.
– Кто?
– Ой, ну этот, как его там… Вервольф, Волколак. Оборотень в конце-концов.
– Ничего не понимаю… – голова у меня разболелась от обилия мифической информации. – Стоп. Она меня что ли интинском назвала?
– Ага... – Виктор, облизываясь, сел на стул в ожидании, когда сестра закончит. – Смотрел Сумерки? Помнишь, как оборотни запечатляются на людях, с которыми после свяжут жизнь? Так вот, это что-то подобное. Только глубже. Намного глубже.
– Очаровательно, – я смотрел, как тень того чудовища, что раньше я считал просто девчонкой, встает на ноги и идет к нам. – Теперь я еще и инстинкт…
– Ты был им с самого начала. – Смотрела на меня Аня желтыми глазами и разворачивала новый Чупа Чупс. – Просто не осознавал это.