Относительно идейной платформы Белого Движения существует масса предубеждений. Фундамент для них, по очевидным причинам, заложила советская пропаганда. Большевикам было крайне невыгодно говорить правду о своих противниках. Поэтому, с первых месяцев Гражданской войны появилась масса штампов и клише относительно убеждений солдат и офицеров Белой армии. Большевики представляли своих врагов помещиками-капиталистами, мечтающими о царе и закабаленных крестьянах. Иногда монархическая конкретика опускалась, и суть идей Белого Движения сводилась к формуле «за всё старое против всего нового». Так, постепенно, и сложился образ «старорежимников». Спустя более чем сто лет мы видим, что в массовом сознании мало что поменялось. Более того, теперь подобных взглядов придерживаются и те, кто считает себя последователями исторических белогвардейцев. От упоминаний о социализме и либерализме их коробит.
По сути, такая позиция - коллаборация с советским пропагандистским аппаратом. Ведь ни белогвардейская верхушка, ни костяк армии не были ни помещиками, ни капиталистами, ни даже реакционными монархистами. Белые были движением не идеологическим, но, скорее, общественным, разноплановым, и при этом, вооруженным. И в рядах белогвардейцев нашлось место для людей самых разных убеждений - от упомянутых монархистов до социал-демократов и либералов.
О последних мы и расскажем. Ничто так ярко не характеризует роль либеральных идей в Белом Движении, как биографии трех его вождей на Юге России - Михаила Алексеева, Лавра Корнилова, и Антона Деникина.
Михаи́л Васи́льевич Алексе́ев - фактический родоначальник всего Белого Движения на Юге России. То, что позднее стало Добровольческой Армией, изначально называлось «Алексеевской организацией».
Эта организация была кадровой основой зарождающейся армии. И привлекала в неё новых людей не в последнюю очередь именно личность бывшего Главнокомандующего всей Русской армией. Алексеев, как и многие его сослуживцы в то время, соединял в себе убеждения, ныне кажущиеся противоречивыми - он был монархистом и сторонником прогрессивных реформ. Но в начале XX века понимание монархизма было куда более трезвым. Он был не идеологией, сопряженной с особым миропониманием, концепцией добра и зла, и взглядом на общество. Монархизм был государственным принципом. Общественное и государственное устройство при этом могло быть вполне различным. И Михаил Алексеев был твердо уверен, что Россия нуждается не в реакции, а в преобразованиях.
То, что Алексеев принадлежал к среде русских либералов - было общеизвестно. Это неоднократно отмечали и современные историки - В.Ж. Цветков, С.В. Куликов, Г.М. Катков.
Вот как последний характеризует его убеждения:
«Борьба Думы и правительства находила «сочувствие» у начальника штаба Ставки генерала М.В. Алексеева. Поведение генерала «в тоне общественной оппозиции» нравилось его подчиненным».
То, что работа Прогрессивного блока в Думе находила у Алексеева сочувствие, отмечал и А. И. Деникин. И при всём этом генерал Алексеев пользовался безоговорочным доверием царствующего монарха. Михаил Васильевич любил Россию, и именно из любви кней, а не ради отвлеченных идей был сторонником реформ. О каких реформах речь? В первую очередь, он выступал за ответственность правительства перед народом в лице демократически избранной Думы. Из этого вытекает также и его поддержка этой форме народного представительства. Алексеев считал, что русское общество должно принимать деятельное участие в политике, выступал за право граждан создавать партии и общественные организации. В неограниченной власти монарха он не видел никакой пользы, выступая за конституционный строй. На совести генерала неоднозначное, быть может, предательское отношение к Николаю Второму, но нет ни одного свидетеля, который бы утверждал, что Алексеев выступал не против монарха, а против монархии. Более того, уже во время Гражданской войны именно Алексеев, при всем своем откровенном прогрессивизме, слыл сторонником монархии, контрастируя с более республиканским Корниловым.
Таким образом, мы отчетливо видим, что позиция Михаила Васильевича Алексеева одинаково далека как от реакционщины, рисуемой большевистской пропагандой, так и от деструктивного космополитического либерализма, более свойственного современным «либералам», которые, по сути своей, давно полевели. Свой общественный либерализм Михаил Алексеев демонстрировал, в первую очередь, через поддержку тех или иных политиков и партий, отношение к определенным институтам и инициативам.
А свою любовь к России генерал доказал своей жизнью, посвященной служению Отечеству, и своей смертью в походной колонне Добровольческой Армии. На его могилу русская молодежь, состоящая как из добровольцев-алексеевцев, так из из совсем юных гимназистов, возложила венок с короткой надписью: «Не видели, но знали и любили». Так один из самых старых вождей русского добровольчества стал символом горячей юности, в честь которого и был поименован Алексеевский полк. Полк, состоявший, первоначально, из русской молодежи - патриотической и прогрессивной.
Лавр Георгиевич Корнилов - первый Главнокомандующий Добровольческой армии, и, как и Алексеев, бывший Главнокомандующий всей Русской армии.
Имея в недавнем прошлом под своим началом многие миллионы, в начале Гражданской он командовал четырьмя тысячами добровольцев. Уже упомянутый нами В.Ж. Цветков отмечал, что в противовес «монархическому» Алексееву генерала Корнилова многие считали чуть ли не народником. Для массового сознания основания были весомые - именно Корнилов арестовал Императрицу, и надел красный бант во время Февральской революции.
Впрочем, такие его действия, на деле, не многое говорят о его убеждениях - сама Императрица была рада его видеть, так как этим арестом он спас её от буйства толпы.
Сын казака, Лавр Георгиевич был в первую очередь солдатом, а не политиком. Генерал не был ни социалистом, ни монархистом. Деникин считал, что по взглядам и убеждениям генерал Корнилов был близок «широким слоям либеральной демократии». В то же время, как Главнокомандующий, «генерал Корнилов имел более других военачальников смелости и мужества выступать против разрушения армии и в защиту офицерства». Выступление Корнилова, имевшее целью наведение порядка в стране и армии, было лишено идеологической окраски. «Всё для фронта, всё для победы» - вот краткая общая формула.
В чисто армейских делах любой либерализм был Корнилову чужд. Но в отношении нужд общества генерал имел более свободные взгляды, хотя они не составляли важную часть его картины мира.
Известно - его любила простая солдатская масса и нижние офицерские чины, он часто демонстрировал свое уважение к народу, и против идей Февральской революции не высказывался, критикуя лишь последовавшую за ней анархию в армии и на флоте. Случись подобная революция в мирное время, едва ли Лавр Георгиевич выступал бы против неё. Таким образом, по ряду косвенных признаков «корниловщина» может быть охарактеризована как «государственнический либерал-патриотизм», свободный от левацкой социал-демократии и черносотенной реакционщины в одинаковой степени.
Антон Иванович Деникин - последний командующий Добровольческой армии как самостоятельной силы, и первый Главком Вооруженных Сил Юга России(ВСЮР).
Из всех троих именно Деникин считался бесспорным лидером либерального крыла Белого Движения.
Монархист, также как и два его предшественника, Деникин оставил нам обширное литературное наследие, которое и позволяет нам судить о его взглядах и рассматривать их подробно.
Еще в пору бытности молодым офицером Антон Иванович «будоражил своими корреспонденциями провинциальное захолустье». У начальства он имел репутацию бунтаря - слишком многое его не устраивало в тогдашнем обществе, и не только армейском.
В молодости сформировались основные черты его мировоззрения, заключающиеся в вере в
1) конституционную монархию
2) необходимость реформ
3) допустимость только мирного пути обновления страны.
В отношении же революционеров и сеятелей смуты его либерализм не распространялся.
Крепкий государственник и честный офицер, Деникин поддерживал и реформаторскую деятельность Столыпина, и его жесткую политику по отношению к мятежникам. Конечно, не был он и пацифистом, и решение о прекращении войны с Японией воспринял как предательство. Деникин считал, что настойчивость в наступлении вполне могла бы принести победу
Какой формулой можно было бы кратко охарактеризовать политическое кредо Антона Ивановича? «Консервативный либерализм» - наиболее подходящее выражение. Для того, чтобы прояснить, как сочетать «несочетаемое», процитируем П. Б. Струве, прекрасно раскрывшего суть консервативного либерализма в нескольких предложениях.
«Либеральный консерватизм означает, таким образом, одинаковую любовь к началам и идеям свободы и власти, свободы и порядка, реформаторства и преемственности. Главная задача — и в то же время главная трудность — для носителей этой политической идеологии всегда заключалась в нахождении правильного «сочетания порядка и свободы в применении к историческому развитию и современным потребностям»,
— что, собственно, представляет собою отказ от догматизма во имя естественного развития живого национально-государственного организма.
У нас нет политических рецептов, а есть ясная и твердая мысль — России нужны: прочно огражденная свобода лица и сильная правительствующая власть».
В контексте личности генерала всё это означает также и то, что ему в равной степени были дороги как идея России, так и её вполне конкретные люди - народ, который Антон Иванович не хотел видеть в состоянии холопского рабства.
Несмотря на известную предубежденность многих либералов на счет военных, такая позиция генерала - подлинно воинская, потому как не много чести повелевать рабами. Истинное же достоинство в том, чтобы быть руководителем свободных людей, присоединившихся к общему делу добровольно.
В заключении вернемся к сегодняшнему дню. В чем особенность и актуальность русского, национального, консервативного либерализма некоторых из вождей Белого Движения?
На наш взгляд, этот, к несчастью, исторически несостоявшийся либерализм едва ли родственен сегодняшнему. Этот сегодняшний (пост?)советский либерализм, без сомнения, является идеологией. Современный российский либерализм генетически наследует и советской интернациональности, и породившим её «бессмертным принципам 1789 года». Русский же либерализм не является идеологией, не стремиться объяснить с помощью самого себя мир, его онтологию, метафизику, и условия человеческого счастья. Русский либерализм не стремиться к свободе ради неё самой, а видит её лишь условием, и условием значимым. Условием чего?
Будем же достойны их памяти, не позволяя соблазну нового тоталитаризма взять над нами верх.
Подписывайтесь на наши ресурсы: