На днях меня поразила «Комсомольская правда». Она вдруг явила миру пример разоблачения мифа массовой культуры, опубликовав статеечку с громким названием «Почему первый блин всегда комом: Развеян знаменитый миф о масленичных блинах и медведях». В ней опровергается успевшее довольно широко распространиться мнение, что якобы комами на Руси называли медведей, и первый блин был положен именно им, как отражение каких-то там языческих верований. Чепуха, конечно, что и показано в статье. И всё бы хорошо, но в другом проекте «Комсомолки» можно прочитать о масленице следующее: «Масленица – праздник языческий. И первоначально её празднование на Руси было связано, по одним версиям, с прославлением бога Солнца Ярилы, по другим – «скотьего бога» Велеса». Смело можно сказать, что обе версии – ерунда. Так что хорошая у журналистов работа, а главное, нескончаемая – сначала формировать и насаждать мифы, а потом их разоблачать. Этакий круговорот мифов в природе культуре.
Но откуда я знаю, что это ерунда? Ооо, это долгая история, и здесь я могу познакомить вас лишь с малой частью моих материалов. Просто скажу, что как-то меня позвали прочитать публичную лекцию о языческих корнях масленицы. И как человек педантичный, я глубоко закопался в научную литературу, дабы предстать перед аудиторией во всеоружии. Естественно, я знал о языческих корнях масленицы, ибо кто ж о них не знает?! Но чем больше я пытался отыскать наиболее древние упоминания о ней, тем больше я убеждался в том, что эти представления – не более чем историографический миф, сформированный ещё на заре становления отечественной истории и этнографии. Надеюсь, в обозримом будущем у меня, наконец, дойдут руки дописать научную статью на эту тему. А пока публикую облегчённую версию своих изысканий в блоге. Итак, кого и зачем мы по сию пору сжигаем на масленичных кострах?
Можем ли мы быть уверены в том, что это древний обычай? Если не полагаться на современные СМИ и почитать этнографическую литературу самостоятельно, то мы не без удивления обнаружим, что, во-первых, чучело вовсе не обязательно было женским – встречается такой термин, как «соломенный мужик» («сжечь соломенного мужика»); во-вторых, чучело могли не сжигать, а просто рвать на части, топить в реке, закапывать в снег или в землю или просто выкидывать (а, скажем, в Томске в XIX в. фигуру Масленицы лепили из снега и скатывали её в санях с горы); в-третьих, во многих регионах не изготавливали подобное чучело, либо обходясь вообще без чего-то подобного, либо изготавливая что-то другое. Например, в некоторых районах Нижегородской области зафиксирован обычай в конце масленой недели водить «кобылу» или «коня». Для этого несколько мужчин брали лестницу, клали её себе на плечи, приделывали голову из глины, соломы или тряпок, хвост из мочала, накрывали всю эту конструкцию покрывалами и так ходили по деревне. Потом «коня» ломали.
Показательно, что известный фольклорист И. Снегирёв, описывая в своём труде (1838 г.) русские праздники, в разделе посвящённом масленице вообще не упомянул об обычае сжигать соломенное чучело. Он лишь пишет, что в Нерехте (Костромская обл.) вечером в воскресенье жгли снопы соломы. Вспоминая в этой связи о соломенных чучелах, которые сжигались или бросались в воду, автор приводит такие примеры из обычаев немецких славян или поляков, но не русских. Некоторые другие авторы XIX в. также приводили примеры сжигания чучела немцами, существование подобного обычая в России было им незнакомо. Современный историк М. И. Васильев, перепроверив данные по Новгородскому региону, пришёл к выводу, что там такого обычая также не существовало. Примечателен и другой вывод учёного – нередко этнографы заранее представляют себе те результаты, что хотят найти и подгоняют ответы своих информантов под шаблонные представления о масленице.
Но хотя мы видим, что сожжение чучела не было непременным атрибутом праздника, без забав с огнём обычно не обходилось. Чаще всего – и это действительно делалось повсеместно на территории России – в последний день масленицы просто разводились костры. Но и тут наблюдалось большое разнообразие: костры могли жечь просто за околицей деревни, либо на перекрёстке дорог, либо просто на дороге, костры могли жечь в центре села или где-то на близлежащей возвышенности, костры могли быть передвижными, когда их разводили прямо в санях, либо в санях могли возить бочку, в которой горели дрова, либо могли привязывать к саням ворох горящей соломы и волочить её по селу. Костры могли быть разной формы и величины, иной раз топливом обкладывали дерево или большой куст и сжигали всё вместе. Пожалуй, только лишь это, как бы мы сказали теперь, файер-шоу, да повсеместное обжорство и веселье и можно признать поистине универсальными признаками масленицы. Другие известные элементы этого праздника были распространены хотя и широко, но всё же не повсеместно.
Примечательно, что фольклористам почти не известно каких-то чисто масленичных песен, что также плохо вяжется с мнением о древнем ритуальном характере праздника.
Вероятно, преувеличено и значение традиции непременно угощаться на масленицу блинами. Да, блины были распространённым блюдом, но не везде. Где-то пекли пироги разной формы и с разной начинкой, где-то пекли хворост, но вообще на масленицу ели всё, что было запасено на этот случай. Главным было как следует наесться перед долгим и строгим постом. Не будем забывать и о том, что эта неделя называется сырной или масленой, но не блинной.
Почему же наши представления о масленице сейчас так схематичны, если не сказать примитивны? Чучело да блины… Что понять в чём тут дело, надо немного рассказать о новейшей истории этого праздника.
В советское время его разгульный характер плохо вязался с культурными идеалами новой эпохи. В 1921 г. в журнале «Красная новь» был опубликован рассказ Артёма Весёлого «В деревне на масленице», где праздник этот представлен довольно неприглядно, например:
Подкатило прощёное воскресенье – последний день, когда все, в ком душа жива, пьют до зелёных сопель, «чтобы на весь пост не выдохлось».
А М. Горький получил в 1929 г. письмо из-под Уфы от одного из своих читателей, который писал ему:
Сейчас крестьянство справляет в Благовещенском заводе масленицу, но это уже только слабый намек на то, что было всего года 4–5 тому назад: тогда масленица не проходила хотя бы без одного, двух убийств и многих увечий, а в этом году даже порядочно выпившего и горланящего песни не часто встретишь. Это создает новая наша общественность.
По мере роста уровня образованности населения, внедрения в народную жизнь новых культурных практик, перетекания населения из деревни в города старые обычаи закономерно уходили из народного быта.
Полностью уйти из нашей жизни масленице помешала… всё та же советская власть! В 60–70-е годы в рамках мер по атеистическому воспитанию в народный быт внедрялись безрелигиозные праздники. В рамках этой деятельности родилась идея проведения праздника «Проводы русской зимы», за основу которого и были взяты некоторые элементы русской масленицы. Разрабатывались сценарии проведения этого праздника, они брались на вооружение работниками домов культуры, и вот постепенно соломенные чучела стали гореть в честь прихода весны даже там, где раньше о таком обряде никогда и не слышали. Собственно говоря, сегодня мы отмечаем тот же самый праздник, только теперь уже под новым/старым названием – масленица.
Прочие наши представления о ней тоже являются стереотипами, почерпнутыми из книг и возведёнными в разряд непреложных истин. Взять хоть названия дней масленицы, которые нынче популяризирует «всезнающий» интернет: Встреча, Заигрыш, Лакомка, Разгул, Тёщин вечерок, Золовкины посиделки, Проводы. На поверку это всего лишь пересказ сведений из словаря Даля, да и то упрощённый и немного изменённый. У других авторов встречаются иные варианты названий. В некоторых источниках мы читаем, что масленицу отмечали и не семь дней, а меньше, то есть эти названия просто были бы излишни. Вот тебе и традиции...
Итак, мнение о языческой подоплёке масленицы – это наследие учёных XIX в. Многие из них имели склонность любые явления народной жизни возводить к древней мифологии (это соответствовало передовым на тот момент научным теориям).
Тем не менее, привычка видеть в народных обычаях отголоски «преданий старины глубокой» укоренилась в науке не только XIX в., но и XX в. Например, если мы заглянем в книгу В. К. Соколовой «Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов» (М.: Наука, 1979), которая часто цитируется другими учёными, то мы увидим, что она в первых же строках раздела о масленице пишет о ней как о проводах зимы – богини мрака и смерти. Подобный взгляд на масленицу никак не обосновывается, а напротив, выступает в качестве аксиомы. Не удивительно, что при таком подходе самым важным элементом масленицы автору кажется именно соломенное чучело, якобы замещающее древнее божество.
Но видеть в масленице языческий праздник мешают две веские причины:
1) В исторических источниках отсутствуют всякие упоминания о таком языческом празднике;
2) Церковь не проявляла в связи с масленицей никакого беспокойства.
Возникает вопрос – а существовал ли такой праздник в русском средневековье, не говоря уж о временах дохристианской Руси? Похоже, что нет. Характерно, что в научных трудах этот вопрос обычно обходится вниманием. Древность праздника не обосновывается, а постулируется, и далее авторы сразу же сосредотачиваются на материалах XIX–XX вв.
Скорее всего, масленица появилась у русских под влиянием западного карнавала. Известно, что ещё при царе Алексее Михайловиче (цар. 1645–1676) при дворе появляются театры и иностранные комедианты. При его сыне – Петре I, курс на внедрения западных новшеств в российскую жизнь был продолжен. Отразилось это и на масленичных гуляниях, которые в Петербурге волею первого русского императора стали превращаться в маскарады. В 1722 г. по случаю окончания Северной войны маскарад и катания на санях были проведены и в Москве. На масленой неделе Москва увидела невиданную процессию из разнообразных морских судов, водружённых на сани, запряжённые помимо лошадей и другими животными, например, свиньями или медведями. Завершилось это грандиозное празднество через несколько дней, в воскресенье, пиршеством и фейерверком.
Почему это важно? Да потому, что позднее этнографы, описывая масленицу на русском севере и в Сибири, не раз упоминали нечто весьма похожее – в частности, как на масленичной неделе возят либо настоящие суда (где лодку, а где и целый корабль), либо некоторые конструкции, которые называются кораблями. То же самое было и во Владимире в первой пол. XIX в. Удивительно, но даже зная об этих аналогиях, та же Соколова не обсуждала возможность выведения масленицы из карнавала, предпочитая увидеть в лодке отражение древней погребальной ладьи! А между тем, мысли о тесном родстве масленицы и карнавала высказывались ещё в XIX в., но они оказались менее востребованными в научной литературе, чем мнение о языческом характере праздника.
Итак, нет никаких причин считать масленичные торжества древним языческим праздником. Это мнение основывается исключительно на допущениях и слабо аргументированных гипотезах, но не на фактах. Факты же позволяют увидеть в масленице своего рода «каникулы» перед долгим постом и следующим за ним длинным и напряжённым сезоном сельскохозяйственных работ. Постепенно масленичная неделя обрастала карнавальными элементами, проникающими в деревню из городской культуры. Вот почему не стоит видеть в масленице что-то антихристианское, бесовское. Тем более сейчас, когда она является всего лишь новым изданием советского праздника «проводы русской зимы».