Подвал. 6 утра. Я слышу голос Анжелы.
- Тая, вставай, уже 6 утра. - Она говорит тихо, чтобы не разбудить детей. А для меня ее голос звучит, как гонг сирены.
Я просыпаюсь, вокруг непроглядная темнота и только тусклый луч света откуда-то сверху говорит о том, что наступил новый день.
Я сажусь, чтобы прийти в себя.
Я всегда так делала. Даже когда нужно было срочно вставать, я давала себе 2-3 минуты времени, чтобы мое сознание успело адаптироваться к той реальности, которая меня ждет сегодня.
В этот момент я понимаю, что сегодня - такой же день, как и вчера. Идет война. Звуки канонады в подвале слышатся приглушенно, а иногда они бывают настолько далекими, что воспринимаются, как обычный шумовой фон. И тогда мы называли это тишиной.
Сегодня утром было именно так.
Как же сложно возвращаться из царства сна в суровую реальность. Сон - лучший способ убежать от действительности. Но нужно подниматься и идти наверх.
Анжела заглянула в подвал второй раз и повторила: "Тая, вставай!".
- Уже иду! - ответила я, поднимаясь неслышно со своего спального места, состоящего из покрывал и верхней одежды. Рядом сопели дети. Вместе с Дариной их было трое, не считая двоих подростков.
Как же быстро происходит подъем, когда ты спишь в куртке и шапке. Не нужно переодеваться, приводить себя в порядок. Проснулся, и ты уже в строю. Какое-то время я даже не смотрелась на себя в зеркало. Было страшно увидеть там не того, к кому привык за долгие годы.
В темноте я попыталась нащупать Даринку, положила ей на грудь свою руку, чтобы почувствовать ее дыхание. Дышит. Все хорошо. Укрыла ее поплотнее и начала продвигаться наощупь среди настеленных вещей к выходу.
Остановившись возле этажерки, я протянула руку, чтобы взять кружку со святой водой. Перекрестилась и произнесла короткую, но выстраданную именно во время войны, молитву.
"Спасибо Тебе, Господи, что ты дал мне проснуться и увидеть еще один день своей жизни! И всем моим близким дал проснуться и увидеть еще один день их жизни! Благослови, Господи, мой сегодняшний день, и меня, грешную, на сегодняшний день, и всех моих близких на сегодняшний день. И помоги мне служити Тебе не только сегодня, но и до последнего издыхания моего! Аминь"
Голос Анжелы теперь уже звучал громче.
- Тая, кипяток готов! - В этом момент я уже поднимаюсь по лестнице со скоростью звука. Что значила тогда эта фраза "Кипяток готов"? В ней заключался весь смысл моего военного утра. Частица моей прошлой жизни врывалась в мою страшную действительность в виде чашечки утреннего кофе.
Я торопилась, так как готовность кипятка означала, что уже кто-то из мужчин развел костер и вскипятил кастрюльку драгоценной воды. И теперь она стоит на тумбочке в кухне, неумолимо остывая с каждой секундой в ледяном помещении. В этот момент нужно было успеть насыпать грубо перемеленный ручной кофемолкой кофе и залить его полуостывшим кипятком. Тот, кто успевал это сделать в первые секунды, получал продукт более приятного вкуса, чем остальные.
Я выскакиваю из подвала и первое, что меня встречает здесь - дневной свет. Яркий свет ослепляет меня и я на мгновение прищуриваюсь, чтобы дать глазам время привыкнуть к столь чудесному явлению, дефицит которого так явно ощущается внизу.
Но не только это меня останавливает здесь. На столе лежит моя расческа и я быстрым движением руки хватаю ее, расчесываю свои жалкие волосы, заново надеваю шапку и бегу на кухню.
Кипяток уже остыл процентов на 30. А это означает, что кофе будет плавать на поверхности, а его вкус будет всего лишь отдаленно напоминать нечто похожее на кофейный напиток. Но я не расстраиваюсь. Все же - это единственный момент дня, когда я на самом деле получаю удовольствие от момента.
Пока есть утренний кипяток, мне нужно обязательно сделать кашу Дарине. Я размешиваю в тарелке детскую кашу и выхожу на улицу, к костру, там уже сидит брат и Анжела.
На протяжении 5-10 минут мы сидим возле костра и пьем кофе, словно ничего страшного не происходит вокруг, а наш мир сузился до этого маленького квадрата земли. 5-10 минут блаженства, когда утро еще благосклонно к тебе и щедро одаривает внутренней энергией и энтузиазмом, давая надежду на то, что сегодня может быть лучше, чем вчера.
Иллюзию резко нарушает свист летящих мин. А это значит, что украинский миномёт уже приступил к своей работе. Плохой знак. Ничего хорошего нас сегодня не ждет. Звуки продолжают нарастать. Город проснулся вместе с войной, которая не знает ни сна, ни отдыха.
Я поднимаю вверх глаза и вижу это серое небо. Порох проник в каждую молекулу воздуха, делая его тяжелым, заволакивая атмосферу мрачным покрывалом. И даже эта огромная звезда по имени Солнце не способна пробить завесу, чтобы одарить нас своими лучами. Солнце словно исчезло с небосвода, не делая даже попыток вернуться в этот погибаюший город.
Жуткий холод пробирает до костей, но возле костра можно согреть хотя бы руки. Начинает работать авиация. Каждые несколько минут мы слышим гул и рефлекторно пригибаемся. Далее следует звук сброшенной бомбы, грозный и ужасающий своей мощью. По направлению звука мы понимаем, что авиация отрабатывает по заводу Ильича. В той стороне видны клубы дыма.
Каждый раз наше тело вздрагивает от звуков, нарастающих со всех сторон. Вот, летит пакет градов. Сложно понять, откуда и куда, но явно слышно, что траектория полета проходит над нашей головой. Далее слышен звук их падения. Где-то между центральной и западной частью города. Выпускается следующий пакет - опять падение там же. Небольшая пауза и снова...
Мы могли бы еще сидеть у костра, но мины начинают ложиться слишком близко от нас. Один осколок просвистел у меня над головой, когда я наклонилась к костру. Один отскочил от соседского забора. На улице становится опасно. Мы заходим, нет, мы забегаем в дом, крепко закрывая за собой дверь, будто войну можно оставить за дверью...
Здесь, на кухне, находиться еще тяжелее, так как хочется есть. Но еще не время. Мы стараемся есть ближе к середине дня, чтоб было легче дотянуть до ночи.
Проснулись дети. Я сажусь кормить Дарину холодной кашей. Она ест. Какое счастье! Сытость ребенка была еще одним смыслом моего бессмысленного дня. В такие минуты я не то, чтобы была счастлива, но по крайней мере осознавала какую-то значимость своего существования.
Муж уносит дочку в подвал, так как миномёт не успокаивается. Я иду мыть посуду, скопившуюся за утро. Набираю ковш ледяной воды из чана и поливая одной рукой, второй мою посуду. Воду расходую очень бережно, каждая капля имеет ценность. Тарелка Дарины остается немытая. В ней можем поесть мы с Виталиком, по очереди. Так сохранится больше воды.
Наступает время для обеда. Он же и завтрак, и ужин. Анжела делает тесто для лепешек. Варим булгур, который оставался в запасах от мирной жизни. К булгуру чистим вареные яйца. В каждую тарелку кладем две ложки каши и половинку яйца.
Положение выручают маринованные помидоры, которые заготавливала летом Анжела. По одному помидору отправляем в тарелки. Царский пир. Не хватает только хлеба. И мы идем жарить на улицу лепешки.
Анжела - смелая женщина. Она готовила у костра так, будто это самое обычное дело в ее жизни. Она словно не замечала того запаха смерти, который преследовал нас с начала войны.
Наташа суетилась на кухне. Ей тоже некогда было думать об опасности.
Мне казалось, одна я чувствовала себя зайцем, дрожащим под кустом. Я смотрела на них и думала: откуда в них столько смелости? Почему они не боятся умереть?
Мы жарили лепешки, а я все продолжала дрожать от каждого звука. Сердце замирало от мысли "а что если я умру именно сейчас?"
Я завидовала спокойствию Анжелы. Она - не очень верующий человек. Я бы даже сказала, совсем неверующий. Мне было непонятно, почему она не боится, а я боюсь?
Как настоящий христианин я должна быть готова умереть в любую секунду. Но я так хочу жить! Господи, как же я хочу жить!
Мы дожарили лепешки и зашли домой. Обед не очень был похож на семейный. Мы ели по очереди, чтобы экономить тарелки. Жены если из тарелок своих мужей и детей. Или наоборот. Но чаще мы сначала кормили детей, мужчин, а потом ели сами.
Я с трудом пересиливала себя, чтобы есть с грязной тарелки мужа. Для меня - это за гранью допустимого. Мой муж относился к этому проще, поэтому часто уступал мне первенство в обеде.
В целом, еда проваливалась в желудок, как сено в лошадь. Без малейшего эстетического удовольствия. Холодный булгур и ледяное яйцо с таким же помидором казались мне каким-то комбикормом для скота. И радовала только горячая лепешка, которую я растягивала, отщипывая по маленькому кусочку.
Но еда делала свое дело. Мы получали необходимую энергию для жизни и чувство сытости. Слава Богу, что у нас была хотя бы какая-то еда!
После обеда я ушла с Дариной в подвал, а мужчины пошли за водой.
Время... Время в подвале растягивается до невозможности. Да и не только в подвале. Как только прекращается движение и остается одно бытие - начинается самая тяжелая мука. В этот момент на арену выходит томительное ожидание конца всему этому и мучительные вопросы: а доживем ли мы до конца?
Но в подвале ощущение времени замедляется еще больше. Ты словно находишься в одной и той же точке временной шкалы и никак не можешь сдвинуться дальше. Какой сегодня день недели? Который час? - эти вопросы становятся бессмысленными, потому что ответы на них не играют никакой роли для нашей жизни. Какая разница, сколько сейчас времени, 5 часов или 10? Твоя жизнь ни грамма не изменится за эти часы. Ты так и будешь сидеть в подвале, слушать звуки падающих снарядов, пытаться хоть чем-то развлечь ребенка, молиться и думать, думать, думать...
Кажется, прошло не менее 3 часов, пока пришли мужчины. И хотя они справлялись с этим гораздо быстрее, но в моей реальности время двигалось именно так.
Впереди ждал долгий и холодный вечер. Без чая, без еды, без света, без тишины, без малейшей гарантии остаться в живых.
Чувствуется ли злость от такой безысходности? Не знаю. Мне помогала молитва. Я понимала, что я должна все это выдержать, я справлюсь, я смогу.
Я злилась только на время, которое отказывалось бежать быстрее. Я готова была бежать вместо него, но мне не куда было бежать. Такой огромный мир, который я знала до этого, сжался до невероятно маленьких размеров.
Считается, что во время сильного стресса мозг человека дает сигнал организму "Бей или беги". Мы не могли бить, так как были безоружны. И не могли бежать, потому что нас никто не выпускал. Этот вынужденный ступор пожирал нас изнутри.
Наступил вечер, мы сидели за столом и слушали радио на единственном заряженном телефоне. Мы прислушивались к словам, чтобы ничего не упустить. А потом общались, обсуждая все, что услышали. Очень хотелось пить. Горло пересыхало от жажды, нервов и разговоров. Безумно хотелось горячего чая. Но вечером костер разводить нельзя. Мы подходили к банке с кипяченой водой, наливали в кружку и делали несколько глотков. От такой воды во рту оставался неприятный привкус костра. Как же хотелось чая!
Общение позволяло снизить градус тревожности и ускорить течение времени. Сидя за столом я задала брату вопрос:
- Как ты думаешь, русские знают, что мы здесь есть?
- Думаю, знают.
- А вдруг, никто не знает об этом и все думают, что город пустой?
- Сомневаюсь. У них все под контролем.
- Ну, почему тогда они так долго? Люди могут не дождаться!
- Значит, быстрей не получается.
К ночи минометный обстрел усилился и мы с мужем, братом и детьми перебрались в подвал. Остальные разошлись по комнатам.
Прошло почти 12 часов с того момента, как мы пообедали.
Малышей мы кормили по мере надобности и они на тот момент были сыты. А у нас желудок сводило от голода, и мы с братом решили, что нужно хоть немного перекусить.
На следующий день у нас была заготовлена еда - отварной картофель в кожуре и вареные яйца.
Я взяла на себя приготовление перекуса.
Порезала дольками одну картофелину, одну луковицу и одно яйцо, разделив на 5 частей.
Выложила красиво эти дольки на тарелку из французского стекла. И на каждую дольку выдавила по маленькой капле майонеза.
Когда я принесла в подвал наш ужин, все ахнули от удивления. Мы уже забыли, что еда может быть еще и красивой.
С невероятным удовольствием мы съели по кусочку картофеля, яйца и лука. Конечно, это было очень мало для сытости, но нас перестал мучить нестерпимый голод.
Теперь хотелось только одного - погрузиться в сон и хотя бы на несколько часов забыть о том, что происходит вокруг нас.
Но сегодня была тяжелая ночь и нам так и не удалось поспать. Минометы работали до 4 утра без передышки. Молитва не сходила с моих уст. Я закрывала своим телом ребенка каждый раз, когда мина ударялась о землю, т. е. каждые 2-3 минуты. К утру мы заснули. А уже через пару часов наступил новый день. И опять все сначала.
"Спасибо Тебе, Господи, что ты дал мне увидеть еще один день своей жизни... "
***
На днях я общалась по телефону со своей сестрой и она мне жаловалась на то, что ничего не успевает. Время бежит, как сумасшедшее.
Я выслушала ее, а потом сказала:
- Наташ, а ты счастливый человек.
- Почему?
- У тебя летит время. Помнишь, как оно тянулось во время войны?
Сестра засмеялась и замолчала...
