В станционном буфете яблоку негде было упасть. Во всех окрестных хозяйствах выдали зарплату, так что грех было не отметить такое событие. Мужички с пилорам и лесосек, охотники, водители, да мало ли ещё – все, кто зарабатывал, считали своим долгом снять стресс после долгого рабочего месяца.
Дым висел коромыслом. Шутки, смех, кто-то меряется силой «на локотках», громкие разговоры обо всем и ни о чем. Время от времени кто-то отрывался от компании за столом и отходил к стойке, за которой возвышалась буфетчица Тома, за очередной бутылочкой. Стопки ходили ходуном – опрокидывались, пригубливались, закидывались, степенно выпивались.
Общий праздник затягивался. Наконец, за одним столом начали собираться домой. Небольшая компания из четырех мужичков нестройно поднималась, отряхивая крошки, охлопывая себя по карманам с остатками зарплаты, которую ждут-не дождутся дома.
- Степа! Степан! Ты идешь? – окликнул один из мужичков увлекшегося беседой товарища. Степан сидел в углу, рьяно доказывая что-то другой компании. На окрик он только отмахнулся рукой с зажатой между двумя пальцами сигаретой.
- Степ, пойдем, - попытался урезонить другой мужик, - Мы домой, а то потом один пойдешь через лес!
Степан только пьяно мотнул головой.
- Что же делать, силком его, что ли, волочь? – задумчиво произнес самый старший из компании, - Белояриха говорила, чтобы не ходили через лес в одиночку.
- Да что он, маленький, что ли! – рассердился тот, кто окликал Степана, - Сам знает, что почем! Уговаривать не будем, пойдем. Томка оставит у себя в подсобке до утра, она часто так делает. Закроет его, а утром откроет, как проспится.
Караулить загулявшего Степана никому не хотелось. Всем надо было домой, и, подождав ещё немного без особого результата, мужички ушли.
Степан слегка осознал реальность только ближе к половине двенадцатого, когда Тома стала звенеть ключами, выгоняя особо загостившихся.
- Ё-моё! А где ж мои дружбаны! – поинтересовался Степа, - Я что, теперь один через лес пойду? Да тут, почитай, шесть километров!
Тома равнодушно пожала плечами:
- Дружбаны твои ещё часа два как ушли, и тебя с собой звали, а ты как глухой! – проворчала она.
- Я через лес один не пойду! – упрямо заявил Степан, - Я, лучше, к тебе в подсобку!
- Не могу я, Степ, - доверительно сказала Тома, - Я на завтра отпросилась, свекровка приезжает. Некому будет тебя утром отомкнуть. Буфет до вечера закрыт будет. Я только к вечернему «скорому» приду, товар приму, и опять уйду. Так что давай, иди! Или попросись к кому-нибудь на одну ночку, - она игриво подмигнула и заперла помещение буфета.
Степа остался один на перроне. Здравых мыслей в голове не наблюдалось, кроме ощущения, что набрался он, как давно уже не случалось. Хотелось домой, в кровать, но до дома ещё дойти надо было.
Следующий приступ осознания пришёл к Степану, когда он обнаружил себя бредущим по темной лесной дороге, подсвечивая себе фонариком. Наверное, сердобольная Тома на прощание все же позаботилась о беспутном клиенте, выделила ему осветительный прибор. Сапоги дорогу знали. Стёпа шел, неуверенно ставя ноги в накатанные колеи. Но они, почему-то скоро кончились. Под ногами мягко пружинил мох и попадались какие-то сухие прутики.
«Сошел-таки с дороги!» - подумал Стёпа, - «Где ее теперь искать?»
Ветки хлестали его по лицу. Мутило. Хотелось прилечь. Только какая-то смутная тревога гнала его дальше. Поплутав ещё немного, и убедившись, что дорога не находится, Степан вдруг обнаружил, что ветки больше не хлещут. Перед ним была темная поляна, чуть освещенная мутной луной, которая то проглядывала сквозь облака, то скрывалась за ними.
Но Степан и этому был рад. Потоптавшись для верности, он кое-как укутался в телогрейку, и лег, подложив шапку под голову. Уснул он почти мгновенно. Но сон его был странным, тревожащим и гнетущим. Вокруг него по поляне кто-то ходил тяжеленными шагами, от которых вздрагивала земля. То ли во сне это было, то ли нет – Степа не понимал, по-трезвому, он точно испугался бы. Но такое количество алкоголя, которое он принял в тот вечер, отключило почти все чувства. Его хватило только, чтобы рассудить, что, если зверь – бежать уже поздно, поэтому он свернулся калачиком поплотнее, для тепла. Шаги затихли, как будто кто-то стоял над Степаном, ожидая, когда он проснется, но Степа тут же уснул снова, и что было дальше – не ведал.
Проснулся он, когда уже светало. Солнце ещё не встало, но где-то далеко кричали петухи. Поляну можно было уже хорошо рассмотреть. Никого вокруг не было. Голова жутко болела. Во рту – отвратно. Язык – что наждак.
Степа пошевелился и встал сначала на четвереньки, потом с трудом – на ноги. Увидел во мху свои вчерашние следы, а вот вокруг – мох был примят странно. Не понять, что за следы, чьи они… По степиной спине побежал холодок, и он поспешно, как только позволяло плохое самочувствие, пошел по своим петляющим следам в обратный путь.
Дорога оказалась недалеко. В этом месте она, как раз, делала крутой поворот, и Степа в темноте его не заметил, потому и сошел с нее, забурившись прямо в лес. До его деревни оставалось километра два, и Степа ещё прибавил шагу. Тут он заметил отвратительный запах, шедший от телогрейки. На ней обнаружились влажные ещё желтоватые пятна. Запах шел от них, вселяя какой-то непонятный страх. Степан на ходу стянул телогрейку и бросил ее в кусты, все равно от ходьбы жарко.
В деревню он ввалился уже хорошо засветло. В сараях звенели ведра – коров уже подоили. Настя, жена Степана, стояла посреди двора с трехлитровой банкой молока в руках, и нахмурилась, увидев мужа.
Степа стоически выдержал первый заряд настиного гнева. Протянул молча сумку с остатками зарплаты. Настя, заглянув в нее, немного смягчилась. В этот раз была хорошая премия, что, собственно, и спровоцировало отчасти такой загул. Тут только она подняла глаза, взглянув в лицо мужу.
- А чем это от тебя так несет? – поинтересовалась Настя, - Прям уж и не знаю, где ты валялся! И где твоя телогрейка? Новая ведь почти!
У Насти явно намечалась «вторая серия» скандала.
Степан так взглянул на жену, что та осеклась.
- Степ! А, Степ! Случилось чего, а? – в женском чутье Насте отказать было нельзя.
Степана вдруг затрясло. Нахлынул страх, который должен был прийти намного раньше, и он шепотом, чтобы не испугать дочку Ксюшку, поведал Насте о своих ночных приключениях.
Всегда практичная и разумная, Настя отнеслась к его рассказу крайне серьёзно.
- Ой, Степ! – сказала она, выслушав, - Иди-ка ты к Белоярихе! Расскажи ей, она знает, что делать! Она же Семенычу строго-настрого велела: никого ночью в лесу не оставлять в одиночку! Что-то такое она знала! Поди, спроси, что делать-то теперь! Старшому позвони, скажи, что заболел!
- Не надо никому звонить, - сказал Степан, - У меня отгул сегодня.
Но к Белоярихе, все же, пошел. Аграфена Васильевна Белоярова, она же – Белояриха, жила на краю села, в предпоследнем по улице доме. Последний был брошен, хозяева умерли, а наследникам избушка-развалюшка даром не нужна была.
Бабка Белояриха была вовсе не бабкой, а вполне крепкой ещё женщиной, на шестом десятке лет, ближе к седьмому. Дома у нее была идеальная чистота. Полы блестели, занавески белоснежные, на окнах – пышная цветущая герань.
Гостя она встретила спокойно, пригласила к столу, налила душистого травяного чаю. По мере того, как Степан рассказывал, ее лицо становилось все серьёзнее.
- Что ж за народ такой… - задумчиво сказала она, когда Степан закончил рассказ, - Говоришь-говоришь, предупредить пытаешься, а они – всё своё… Ну, с Семенычем у меня свой разговор будет. А с тобой… даже не знаю теперь. Говоришь – воняла телогрейка? Хорошо хоть, что домой ее не потащил. Где, говоришь, бросил? Ну, да я сама ее найду. Попробую тебя отмолить. Непросто это будет. От тебя нужно будет только одно. Ни днем сегодня, ни ночью не спи, если беды не хочешь. Семеныч, вон, не послушал меня, позволил тебе ночью через лес идти, и что вышло?
- Ну и что вышло? – захорохорился Степан, - Я ж живой!
- Пока живой, - согласилась Белояриха, - И семья твоя – пока. От нас с тобой сейчас зависит, будете ли живы. Да это ещё полбеды. Через тебя теперь в деревню такое может открыться… Ну да это тебе знать не надо, сам знаешь, что непростой зверь возле тебя ходил. Будем думать, как тебя выручать. Только все выполни, как я скажу! Одежду, в которой был в ту ночь – всю собери, до белья. Сожги в железной бочке, не жалея. Сумку, ремень и обувь тоже сожги. Все, что в сумке и в карманах было, протри раствором медного купороса, я дам, заговоренный. Днем тебе будет не так тяжко. А вечером, на закате – закрой все двери и окна. Душновато будет, ну, надо потерпеть. Печку не топите, вьюшку закройте, и заслонку. Жена и дочь пусть спать ложатся, а ты – не спи! И из дома не выходи! Что хочешь делай, только спать не смей! А утром, как рассветет, приходи опять ко мне. Если увидишь, что меня нет, и дом заперт, бери жену и дочь, и бегом на станцию. Пусть довезет кто-нибудь, пешком через лес не идите. Езжайте, куда хотите, только подальше отсюда! Ну, а если я буду дома – тогда тебе все остальное расскажу. Иди теперь. И помни – не спи! И одежду сожги!
- А можно, я Настю с Ксюшкой к матери отправлю, - робко спросил Степан.
- Не поможет, - грустно покачала головой Белояриха, - Если ты себя не сбережешь, у них тоже ничего хорошего не будет. Вы все связаны. Ксюшка вообще – твоя кровь. Так что береги себя, Степа. Помни, что я тебе наказала.
Пошел Степан домой в раздумьях. Понятное дело, что все, что сказала Белояриха, было не для чужих ушей, но Насте Степан что-то рассказал. Не все, конечно. Но одежду жечь жена ему помогла, хоть и жаль ей было хороших крепких вещей. День пролетел незаметно за привычными делами, Степан для верности даже в баньку сходил.
Наступил вечер. Настя, вернувшись из магазина, сказала, что видела, как Белояриха отправилась в лес с какой-то котомкой. Ксюшку рано загнали домой. Настя и Степа закрыли все двери и окна. И печную заслонку. Сели смотреть телевизор. Оба как на иголках. Но, к своему удивлению, Степан почувствовал, что его клонит в сон. Настя тоже «клевала носом».
- Иди спать, - сказал ей Степан, растолкав.
- Нет, - сонно ответила Настя, - Я с тобой посижу.
Но из этой затеи ничего не получалось. Настя засыпала. И Ксюшка притихла в своей комнате. Заглянув к ней. Степан увидел, что она заснула, прямо на кубиках, не достроив Великую Стену. Степан взял ее на руки и отнес в кроватку. Сам он буквально засыпал на ходу.
«Не возьмешь!» - подумал Степан.
К телевизору нельзя, понял он. Там заснешь, и не заметишь. Как назло – ни футбола сегодня, ни хоккея. Ничего такого, из-за чего можно вообще всю ночь не спать.
Уложив дочку, укрыв заснувшую на диване Настю пледом, Степан почувствовал себя как в армии, часовым, охраняющим сон своей семьи. От этого ещё больше захотелось спать. Он взял сигареты, кучу журналов о рыбалке и машинах, и пошел на кухню.
Спокойные занятия не клеились. Мысли разбегались. Ближе к полуночи желание спать стало почти невыносимым. В кухне уже нечем было дышать от табачного дыма. Рука сама дернулась к форточке, Степан перехватил ее в последний момент. Нельзя. Белояриха не велела. Накатила злость на знахарку: да кто она такая! С чего взяла, что так надо!
Злость ненадолго помогла. Дрему удалось стряхнуть. Степан даже чаю задумал заварить, чайник поставил на плиту. Сел, гипнотизируя его, чтобы быстрее закипел. Время было уже далеко за полночь. Блестящий бок чайника поплыл и замерцал. Голова Степана заскользила по руке на успокаивающую гладь столешницы…
И тут он услышал рычание. Рычали за окном, но Степану почудилось, что прямо в доме. Вскинувшись, он осторожно выглянул за занавеску во двор. Луна снова была мутная, то появляясь, то пропадая за облаками. Из-под навеса, наполовину высунувшись во двор, утробно рычал Алтай. Алабай, которого Степан привез из питомника. Щенок был самый слабый. Пока другие щенки деловито возились возле ног будущего хозяина, этот лежал в стороне и плакал, как ребенок.
- Усыплять надо, - сказал заводчик, - Толку с него не будет. Анзор, возьми его, отнеси на усыпление!
- Не надо на это, как его… - возразил Степан, - Я его возьму.
Щенок оказался больным. Два месяца ушло на то, чтобы выходить малыша. Он вырос в огромного красавца-пса, преданного Степану всем своим собачьим сердцем. Чтобы бесстрашный Алтай так рычал – шерсть на спине дыбом, и рык низкий, больше похожий на рев, в котором звучат… отчаянные нотки! Что же за опасность должна быть рядом?! По спине Степана побежали ледяные мурашки. Он глянул туда, куда смотрел пес. Забор. А над ним – непонятно что. Что-то черное. Не то округлое, не то вытянутое, не то и такое, и такое…
Степан поспешно задернул занавеску, отпрыгнув в простенок, как от обстрела. Некоторое время он стоял так, тяжело дыша. От страха даже сон отступил. Алтай то рычал, то скулил, и, наконец, тоскливо завыл, поняв, наверное, что с такой напастью ему не справиться.
Степан метнулся в кладовку, выхватив из ящика старинное ружьё. Дед привез его с войны, из самой Германии, трофейное. Оно и сейчас было безотказным, и выглядело как новое. Ощущение оружия в руках немного успокоило Степана. Алтай тоже молчал. Степан выглянул в окно снова. Пес стоял в той же напряженной позе, глядя на забор. Но над краем забора уже ничего необычного не было видно.
Следующий час Степан провел, сидя за столом, держа ружьё перед собой. Сон наваливался несколько раз, но уже не так невыносимо, и каждый раз Алтай снова начинал рычать, и Степан с трудом отгонял наваждение.
Через час стало немного легче. Сон прошел. Пес успокоился. Степан расстелил на столе газету и, разобрав ружьё, стал его чистить, тщательно смазывая каждую деталь. За этим занятием его застал рассвет. Сначала небо в щели между занавесок стало уже не черным, а темно-серым, потом запели петухи.
Степан со вздохом собрал ружьё. В кухню вышла заспанная Настя.
- Не спал? – спросила она. Он в ответ покачал головой.
- А это? – Настя показала головой на ружьё.
- Не пригодилось, - коротко сказал Степан, пожав плечами.
Настя облегченно вздохнула и крепко обняла мужа.
Подходя к дому Белоярихи, Стёпа затаил дыхание: дома, или нет… И выдохнул с шумом. Окошки открыты, ветер колышет белые занавески.
Белояриха выглядела усталой. Вместо белой косыночки на ней была старенькая синяя.
- Садись, - кивнула она.
- Ну что ж, ты справился, - не спеша говорила знахарка, - Чуть не погубил все дело, правда, в один момент, но обошлось.
Степан опустил голову.
- Алтай помог, собака моя. Если бы он не зарычал, я б заснул.
- И не проснулся бы, - подхватила Белояриха, - А на следующую ночь – твоя жена и дочка отправились бы за тобой. Так что по самому краю, но прошел. Но это ещё не всё. Отмолить я тебя отмолила. Теперь – дело за тобой. Ты должен отдать что-то очень ценное для тебя. Живое или неживое, но то, что ты очень ценишь. Думай, что отдашь. Только не тяни. Время дорого. Ты должен дойти до елани. Той, куда за клюквой ходят, знаешь? И вернуться засветло. Дочку отдать я не предлагаю, конечно. Можешь отдать собаку. Просто отведи ее туда и привяжи к дереву. И уходи, не оглядываясь.
Степан затосковал. Он вспомнил, как выл пес, предупреждая об опасности и силясь отогнать ее, хоть и явно понимал, что силы неравны.
- А другое что-то нельзя? – спросил Степа.
- А что у тебя есть такого же ценного? - спросила Белояриха.
- Есть ружье. Память от деда, трофейное, - нехотя сказал Степан после небольшого раздумья.
- Ну, если только очень ценное, - задумчиво протянула знахарка, - Думай, Стёпа, хорошо думай. Только недолго. Это должно быть как часть души.
- Да как же не часть души! – взорвался Степан, - Таких же, может, и во всей России нет! Говорю же – дед с войны привез! Гордился! Мне оставил, не брату Лёшке! Я и не знаю, как отдать-то его! Просто не могу Алтая – он меня сегодня ночью спас!
- Тогда пойдет, - разрешила Белояриха, - Брось его в болото, и проследи, чтобы утонуло. И возвращайся, не мешкая!
- А ты почем знаешь, что так надо? – спросил Степан, - Может, просто тень на плетень наводишь?
- Ты, Степа, не представляешь, какая беда за тобой приходила, - тихо сказала Белояриха, - Скажи, какой зверь так ходит, как то, что ты на поляне слышал? А? То-то! А одежду жег – видел, каким пламенем все горело? Хотя, может, и не видел, все самое главное на телогрейке осталось. А я ее нашла. И сожгла тоже нынче ночью. Знаешь, как горела? Как бензином политая! И зеленым пламенем! Это слюна его на тебя капала, когда он стоял над тобой. Если бы проснулся ты тогда, никто бы тебя больше не увидел!
Степана бросило в холод.
- Да кто же это? Ты его видела?
- Не тебе такое знать! – отрезала Белояриха, - Ох, непросто было мне тебя выручать, Стёпа! Очень он сильный! Так что не подведи ты меня! Сделай, как я тебе говорю! Последнее осталось, иначе все труды наши прахом пойдут! А теперь иди! И помни! Вернись засветло! Поспешай!
Степан вернулся домой. Настя ждала его, и сразу бросилась к нему:
- Ну, что, дома была Белояриха? Что она тебе сказала?
Степан вкратце рассказал.
- Знаешь, Стёпа, - задумчиво произнесла Настя, - Ты ведь в дом уходил, когда я в бочке твои рабочие штаны и ботинки жгла… А они и правда – горели зелёным пламенем, и так ярко! Я их даже розжигом полить не успела…
Это окончательно убедило Степана. Он пошел в кладовку и решительно вытащил из ящика ружьё. Жалко стало, даже сердце заныло. Но мужик есть мужик. Закинул ружьё за спину и пошел. «Последнее осталось» отдались в голове слова Белоярихи.
Пока добирался до Елани, начали сгущаться тучи. Воздух стал душным к грозе. Потемнело. Под деревьями, нависшими над топью, сгустились тёмные тени, хоть до вечера было ещё далеко. Степан спешил, хотя и понимал, что до дождя, наверное, не управиться, а ещё и темнеть начнет рано…
Степан хорошо знал местность, а то бы несдобровать. Болото начиналось постепенно. Не сведущий человек слишком поздно бы заметил оконца воды, кажущиеся безобидными мелкими лужицами, коварно подающиеся под ногами. Но Степа шел уверенно. Задержался на большой кочке. Наметил подходящее оконце воды. Сбоку, поодаль увидел большое дерево. Под ним кто-то сидел. Степану даже показалось, что он увидел огонек цигарки. «Наверное Генка Наколеннк», - подумал Степан. Генка был местным дурачком, где его только не находили! Даже на старых шахтах, километрах в шестидесяти от деревни. Степану показалось, что Генка двинулся, пытаясь остановить его. Одним движением Стёпа сбросил ремень ружья с плеча. Ствол послушно лег в ладонь. Снова кольнула жалость. Но тут же он вспомнил тоскливый вой Алтая, заснувшую над кубиками Ксюшку, глаза Насти, глядящие с надеждой… И Степан, размахнувшись, швырнул вороненый ствол далеко в смутно темнеющую воду. Сверкнула молния, и он ясно увидел, как ружьё упало в болото, подняв маслянистый всплеск. Забулькали пузыри, один больше другого, потом стали затихать, и Степан почувствовал, что надо уносить ноги, и побыстрее. Тень уже не различалась под деревом, стало темно, как в сумерках.
Прыгая с кочки на кочку, Степан выбрался, наконец, на твердую землю, и понесся через лес. До деревни, было довольно далеко, но страх подгонял. В лесу становилось все темнее, стали иногда сверкать молнии. Когда Степан выбрался на лесную дорогу, ведущую к деревне, ему оставалось чуть больше километра. Он остановился было, чтобы передохнуть, но услышал что-то такое, отчего волосы зашевелились на затылке: знакомую тяжелую поступь где-то сзади, в отдалении. Ужас сорвал Степана с места, и буквально выстрелил им вдоль по дороге. Он бежал, задыхаясь, чувствуя, что сердце вот-вот остановится, не выдержав бешеного ритма. И вот, как и в тот раз, лес распахнулся, открывая взгляду Степана деревню с мирно светящимися окошками.
Он поднажал ещё, хоть это казалось невозможным, и оказался на деревенской улице. Шагов сзади больше не было слышно, и Стёпа рискнул оглянуться… Ничего особенного сзади не было. Только трещал и шумел лес, его нещадно трепал предгрозовой ветер.
Шатаясь, как пьяный, Стёпа пересек деревню и ввалился в дом к Белоярихе.
- Вернулся, значит, - улыбнулась она, - Ну, слава Богу! Всё сделал?
Степа только кивнул, не в силах отдышаться. Понемногу успокоившись, он рассказал, как было дело.
- В общем, сделал, как ты сказала, - подвел он итог, - У меня даже свидетель есть. Генка Наколенник меня видел. Уж не знаю, как он выберется оттуда, но он и не из таких переделок выбирался.
- Генка? – удивилась Белояриха, - Откуда же там Генка?
- Да он где только не шатается, сама знаешь! Я его самого не видел, только так, какая-то тень. Зато цигарку его хорошо разглядел.
- Генка, говоришь, - тихо произнесла знахарка, - Да Генку нашего ещё четыре дня назад в лесу мертвым нашли. В аккурат – возле той дороги, которой и ты шел. Я опознавать ездила. Я ведь его единственная родня. Он сын моей двоюродной сестры, Люды. Мне сказали, чтобы я никому не говорила. Плохо он выглядел, насилу опознала. Я ему говорила – не суйся в лес один! Не послушал… Все его тянуло куда-то…
У Степана отвисла челюсть:
- Да ты что! Тогда это, значит…
- Вот-вот! – значительно сказала Белояриха, - Только об этом – молчок! Никто знать не должен! Ни дети, ни внуки, ни Настя! И сам берегись. До весны, пока снег не растает, про охоту и рыбалку в одиночестве – забудь. И со станции…
- Что ты! Что ты! – замахал руками Степан, - Я теперь ни туда, ни оттуда один – никогда!
- Ну-ну! – покивала Белояриха.
- Это что, все кончилось? Надо думать, мне повезло, - задумчиво сказал Степан.
- И не представляешь, как! – подтвердила Белояриха, - Только, я думаю, не совсем это случай. Дед твой тебя любил. Ружьё оставил. Избавил от необходимости брать грех на душу. Настя тебя любит. Готова с тобой любую напасть пережить. Даже пес твой тебя любит. Готов за тебя биться, даже не зная, с чем. Вот и выходит, что мы спасли тебя всем миром. Да и ты не подкачал! – улыбнулась знахарка.
- А теперь иди домой, пока дождь не начался.
Войдя в калитку, Степан тут же подвергся нападению: Алтай, неистово виляя обрубком хвоста, скакал вокруг хозяина, как в дни своей щенячьей юности, а потом, вдруг прекратив все это, подошел и молча уткнулся Степану в живот своей огромной медвежьей головой и замер. Степан не оттолкнул собаку, а Алтай, постояв так, вздохнул и ушел к себе, под навес.
Степан поднялся на крыльцо, где, обнявшись и улыбаясь, стояли Настя с Ксюшкой и ждали его. А сразу вслед за ним, как ждал, обрушился ливень, смывая все следы событий последних дней. И до утра громыхала гроза.
Автор: Юлия_Бел
Источник: https://litclubbs.ru/articles/47688-kto-guljaet-temnym-lesom.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: