#книжная_реплика
Искала одно (женский труд) а нашла другое - большую статью про падших женщин в отечественной литературе, клац. Оставлю выбор цитаты для заголовка (поясняю для тех, кто сходил по ссылке) на совесть авторки!
Коротко: как русские писатели изображали камелий и как в отечественной литературе условная Сонечка Мармеладова (несчастная, но добрая женщина, из нужды торгующая своим телом) превратилась в овцу и «мертвое тело с мертвой душой» (немного перефразировала авторский текст).
Безотносительно исходной статьи, чтобы не заподозрили, не дай бог, что я как-то кого-то критикую, - я о другом. Далее будет конспект, а кто хочет развернуто - велкам по ссылке в начале текста.
Многих русских писателей мучала мысль о существовании «бесчеловечного института продажи тел» (с). Требовалось что-то делать, и:
...способ спасения на протяжении большей части века предлагался один — женитьба.
...основным способом спасения оставался брак.
Начал тему Некрасов:
И в дом мой смело и свободно
Хозяйкой полною войди!
Достоевский тему продолжает и интерпретирует по-своему:
«Я, например, спасаю Лизу, именно тем, что она ко мне ходит, а я ей говорю... Я ее развиваю, образовываю. Я, наконец, замечаю, что она меня любит <...> Но теперь, теперь — ты моя, ты мое созданье, ты чиста, прекрасна, ты прекрасная жена моя. «И в дом мой смело и свободно Хозяйкой полною войди!» («Человек из подполья»).
Крестовский часто и густо описывает нищих и обездоленных проституток в романе «Петербургские трущобы», но:
Что делать с несчастными — хорошими и не очень — падшими женщинами, автор не знает, поэтому к финалу романа они или умирают, или собираются умереть.
А вот Чернышевский находит выход, правда, утопический:
... роман «Что делать?» — единственный в русской классической литературе, где клишированный сюжет о спасении падшей женщины любовью получает счастливый исход: вероятно, такое возможно лишь в жанре утопии, принципиально (в случае Чернышевского) апсихологическом. Любовь хорошего человека и правильный труд создадут условия, в которых женщина непременно покинет путь порока для разумного построения жизни. Так произошло с упомянутой Крюковой, спасшейся из мрака заблужденья с помощью любви Кирсанова и работы в швейной мастерской.
Почему утопический? Потому что ранее в тексте мы читаем:
Профессионализация женского труда в середине и второй трети XIX в. была так низка, что вышедшей по разным обстоятельствам из семьи женщине почти невозможно было заработать на жизнь, не потеряв безвозвратно своего социального и человеческого статуса.
Вклинюсь тут с репликой: НЕТ, не все женщины в XIX веке могли зарабатывать исключительно на панели - судя по книге историка Галины Ульяновой «Купчихи, дворянки, магнатки. Женщины-предпринимательницы в России XIX века»:
Опираясь на свои многолетние исследования, историк Галина Ульянова показывает, что в вопросах финансов и заключения сделок хорошо разбирались как купеческие дочери, так и представительницы всех экономически активных сословий. Социальный статус предпринимательниц варьировался от мещанок и солдаток, управлявших небольшими ремесленными предприятиями и розничными магазинами, до магнаток и именитых купчих...
Но вернемся к художественной литературе. Тему продолжает Чехов в рассказе «Припадок»:
Размышляя, Васильев сводит воедино все известные и испробованные методы спасения падших женщин — и понимает, что спасения нет...
И переосмысляет Андреев с рассказом «Тьма»:
...сила эта — сила смерти; падшая женщина сохранила «душу живу», но душа эта давно продана.
в «Тьме» — это мертвые, мертвые тела и мертвые души.
Хочу отложить немного в сторону несложную мысль о том, что женщин, которых ежедневно многократно насилуют, избивают и унижают, возможно, не стоит упрекать за отсутствие живой души.
Вывод номер 1: очевидно, русские писатели осознавали, что проституция - это плохо.
Вывод номер 2: и они искренне пытались найти выход. Например - жениться! Но это противно:
Я первый не мог бы жениться! Для этого надо быть святым, не уметь ненавидеть и не знать отвращения. (Чехов, «Припадок»).
Или: просто купить ей швейную машинку! Но...
Женщина жила и шила, пока это для нее было интересно и ново, потом же, соскучившись, начинала тайком от проповедников принимать мужчин или же убегала назад туда, где можно спать до трех часов, пить кофе и сытно обедать.(Чехов, «Припадок»).
И наконец, отечественному литератору становится ясно, что эти женщины сами дуры виноваты овцы:
Их продают, покупают, топят в вине и в мерзостях, а они, как овцы, тупы, равнодушны и не понимают... (Чехов, «Припадок»).
Вывод номер 3: классикам великой русской литературы не приходило в голову, что бесчеловечен не только институт продажи тел, но и институт их покупки. Пчелы не выступают против меда.
Возможность купить женское тело, как покупают на рынке селедку, как покупали рабов и крепостных, - писатели воспринимают как естественное мужское право.
Судя по всему, нет текстов, в которых писатели говорят что-нибудь о необходимости работать (влиять, осуждать, менять мировоззрение) не с теми, кто продает свое тело из нужды, а с теми, кто покупает. Не с рабами, а с рабовладельцами. Ведь никто еще не умер от отсутствия секса.
Шажок в эту сторону делает Чехов:
...если проституция в самом деле такое зло, как принято думать, то эти мои милые приятели такие же рабовладельцы, насильники и убийцы, как те жители Сирии и Каира, которых рисуют в „Ниве“. («Припадок»).
Если!
И последнее. В этом тексте речь идет про литературу XIX века. В реальности все уже придумано: существует шведская модель борьбы с проституцией, принятая в ряде стран, в том числе в Швеции и Норвегии, пруф. Список стран, где существует запрет на секс-услуги в той или иной форме, почти полностью повторяется в десятке самых счастливых стран мира, пруф.