Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Надеюсь, все запаслись в апреле бонбоньерками, ловкой заграничной работы табакерками и лорнетами в изящных оправах? Не то, чтобы это было обязательным условием - вроде пасса на путешествие, но - согласитесь - отправляться в первую четверть позапрошлого столетия в... лоферах и худи (я лишь приблизительно представляю - что это такое) было бы не совсем комильфотно. Тем паче - в Одессу пушкинского периода. Тамошний наместник англоман Михаил Семёнович едва ли нас поймёт. Тогда - ещё один русский весенний пейзаж - и в путь!
В самом начале мая 1824-го из Одессы в Австрию отбывает прелестная Амалия Ризнич: сердце поэта, ещё не так давно разрывавшееся на две части, теперь может сохраняться в относительной целостности... что косвенно доказывают профили Элиз в черновиках того месяца. Отныне семейство Воронцовых - так или иначе - целиком занимает его: Елизавета Ксаверьевна - как предмет привязанности сердечной, Михаил Семёнович - как предмет всё более прорывающейся неприязни. Мы исподволь подходили к этой деликатной теме с прошлого лета: сперва легонько сокрушались - как же это не нашли общего языка два достойнейших представителя русского общества? два примечательнейших образчика образованного дворянства?.. После даже немного сочувствовали Воронцову, входя в его не очень-то ловкое положение: что ж ему - стреляться в самом деле, что ли? Но вот с марта сего года произошёл некоторый тектонический сдвиг - прежде всего в голове у наместника. Мы не знаем истинной физики пружин, приводимых в действие коварным Александром Раевским (с ним Воронцов много позже окажется в ещё более нелепом положении, чем с Пушкиным), но несомненно этот Яго манипулировал Михаилом Семёновичем, что называется, от души. Что ж последний - ехидно поинтересуемся мы - и в самом деле такая тряпка? Боевой заслуженный генерал, талантливый и деятельный чиновник высшего ранга... Нет, просто так сложились обстоятельства. С одной стороны - комариное нуденье Раевского. С другой - каждодневное лицезренье "бездельника" Пушкина, человека вовсе не его круга, имеющего наглость... да просто - "имеющего наглость"! Тревожат его и вести из столицы. Опять прокатывают с повышеньем в чине: кому ж давать "полного" генерала, как не ему? А всё, верно, от того, что Государь полагает, что в вверенной его попечению Одессе многие занимаются "неосновательными и противными толками, могущими иметь на слабые умы вредное влияние". Складываем один и один. Кто здесь главный возмутитель умов? И Воронцов продолжает в мае жать на все кнопки, могущие, наконец, привести в действие неповоротливую государственную машину.
- "... я повторяю мою просьбу — избавьте меня от Пушкина; это, может быть, превосходный малый и хороший поэт, но мне бы не хотелось иметь его дольше ни в Одессе, ни в Кишиневе"
- "... нужно, чтоб его от нас взяли, и я о том еще Нессельроду повторил..."
Ура, ответ от графа Карла Васильевича получен серединою мая:
- Я представил императору ваше письмо о Пушкине. Он был вполне удовлетворен тем, как вы судите об этом молодом человеке, и даст мне приказание уведомить вас о том официально. Но что касается того, что окончательно предпринять по отношению к нему, он оставил за собою дать свое повеление во время ближайшего моего доклада
Долго, очень долго!.. Каких же ещё доказательств им там надобно? И Воронцов (вероятнее всего - не без "совещательного голоса" Раевского) принимает решение о знаменитой отправке своего подчинённого (имеет право - в конце-то концов) "на саранчу" - в Херсонский, Елисаветградский и Александрийский уезды для получения сведений от тамошних властей о местах, пораженных саранчою, о количестве ее и о принятых мерах борьбы с нею, а также лично обследовать важнейшие поврежденные места и проверить результаты действующих против нее средств. Полученные сведения донести.
23 мая коллежский секретарь Пушкин получает за двух лошадей 400 рублей (около 500 000 на современные рубли - ежели выдали ему серебром) прогонных и отбывает в Херсон. За день до того он - по совету всё того же Раевского - пишет "управделами" Воронцова Казначееву нечто вроде прошения... или объяснительной... или даже исповеди. Впрочем, - неважно. Письмо так и не будет отправлено! Оно слишком искреннее - для этих подковёрных игрищ. Искренность - не тот козырь, что в ходу в подобных случаях. Соответственно - ничего тут не поменяешь, стало быть - в путь!
- Почтенный Александр Иванович! Будучи совершенно чужд ходу деловых бумаг, не знаю, вправе ли отозваться на предписание его сиятельства. Как бы то ни было, надеюсь на вашу снисходительность и приемлю смелость объясниться откровенно насчет моего положения. Семь лет я службою не занимался, не написал ни одной бумаги, не был в сношении ни с одним начальником. Эти семь лет, как вам известно, вовсе для меня потеряны. Жалобы с моей стороны были бы не у места. Я сам заградил себе путь и выбрал другую цель. Ради бога не думайте, чтоб я смотрел на стихотворство с детским тщеславием рифмача или как на отдохновение чувствительного человека: оно просто мое ремесло, отрасль честной промышленности, доставляющая мне пропитание и домашнюю независимость. Думаю, что граф Воронцов не захочет лишить меня ни того, ни другого. Мне скажут, что я, получая 700 рублей, обязан служить. Вы знаете, что только в Москве или Петербурге можно вести книжный торг, ибо только там находятся журналисты, цензоры и книгопродавцы; я поминутно должен отказываться от самых выгодных предложений единственно по той причине, что нахожусь за 2000 верст от столиц. Правительству угодно вознаграждать некоторым образом мои утраты, я принимаю эти 700 рублей не так, как жалование чиновника, но как паек ссылочного невольника. Я готов от них отказаться, если не могу быть властен в моем времени и занятиях. Вхожу в эти подробности, потому что дорожу мнением графа Воронцова, так же как и вашим, как и мнением всякого честного человека. Повторяю здесь то, что уже известно графу Михаилу Семеновичу: если бы я хотел служить, то никогда бы не выбрал себе другого начальника, кроме его сиятельства; но, чувствуя свою совершенную неспособность, я уже отказался от всех выгод службы и от всякой надежды на дальнейшие успехи в оной. Знаю, что довольно этого письма, чтоб меня, как говорится, уничтожить. Если граф прикажет подать в отставку, я готов; но чувствую, что, переменив мою зависимость, я много потеряю, а ничего выиграть не надеюсь. Еще одно слово: Вы, может быть, не знаете, что у меня аневризм. Вот уж 8 лет, как я ношу с собою смерть. Могу представить свидетельство которого угодно доктора. Ужели нельзя оставить меня в покое на остаток жизни, которая, верно, не продлится. Свидетельствую вам глубокое почтение и сердечную преданность
Любопытно, что примерно тогда же князь Пётр Андреевич Вяземский пишет Пушкину о необходимости быть предусмотрительнее, несколько - меж тем - неверно оценивая одесские пасьянсы. Ведь тутошний тигр уже раздражён постоянным дёрганьем его за усы со всех сторон, и он хочет мяса... покоя, наконец! А понятия "покой" и "высылка Пушкина" для него сейчас - суть одно и то же.
- Сделай милость, будь осторожен на язык и на перо. Не играй своим будущим. Теперешняя ссылка твоя лучше всякого места. Что тебе в Петербурге? Дай мне отделаться от дел своих, но не так, чтобы можно было всё бросить на несколько лет и ехать в чужие краи, я охотно поселился бы у вас. Верные люди сказывали мне, что уже на Одессу смотрят, как на champ d'asyle ("пристанище, место убежища" - "РРЪ"), а в этом поле верно никакая ягодка более тебя не обращает внимания. В случае какой-нибудь непогоды Воронцов не отстоит тебя и не защитит, если правда, что в он подозреваем в подозрительности. Да к тому же, признаюсь, откровенно: я не твердо уповаю на рыцарство Воронцова. Он человек приятный, благонамеренный, но не пойдет донкишотствовать против власти ни за лице, ни за мнение, какие бы они ни были, если власть поставит его в необходимость объявить себя за них или за нее. Ты довольно сыграл пажеских шуток с правительством; довольно подразнил его, и полно! А вся наша оппозиция ничем иным ознаменоваться не может, que par des espiègleries ("как только проказами" - "РРЪ"). Нам не дается мужествовать против него; мы можем только ребячиться. А всегда ребячиться надоест.
Теперь мы знаем достаточно, чтобы или присудить Воронцову "полумилорда-полуподлеца", написанного, кстати, Пушкиным в конце мая - после прибытия "с саранчи", либо, найдя раздражение Пушкина недостаточным и необъективным поводом для такого клейма, всё же развести соперников по углам. У всякого найдутся свои аргументы - в том числе, и оправдывающие Михаила Семёновича. Давайте откровенно - он оказался в сложной позиции. Там, где генерал не тушевался и не пасовал под огнём неприятеля, где вёл себя в высшей степени благородно (имею в виду, конечно, выплату огромных офицерских долгов во Франции, для чего продал собственное имение), здесь, в пустяшной - казалось бы - ситуации он вдруг... растерялся. И повёл себя неловко. Не сказать - некрасиво, едва ли. Просто - не совсем достойно человека и вельможи его ранга и габаритов. А мог бы? К примеру, попробовать найти общий язык с этим, не укладывающимся ни в какие стандарты, "подчинённым"? Поговорить по душам? Просто - по-мужски? Нет... Jamais. Они - не просто разные, Они - разные планеты, и, кажется, даже из разных вселенных. Воронцову никогда не понять мир Пушкина, а Пушкину же - претит всё. что движет наместником. "Отрасль" его "честной промышленности" безмерно далека от сферы деятельности нового патрона. Вероятно, именно поэтому не была отослана его полуисповедь Казначееву. Зачем? Всё одно - не поймут, не услышат. Ни к чему унижаться. Унижением и так было после стать нечаянным героем комментариев, подобных тому, что трактовал близкий его знакомец М.Ф.Орлов жене: "Пушкин был послан на саранчу. Он воевал с нею и после весьма трудной кампании вернулся вчера, отступив пред несметным неприятелем". Смешно. Ха-ха. Пушкин вызывал на дуэль и за гораздо меньшее. Именно поэтому для него экспедиция "на саранчу" - оскорбление. А Воронцова... А его - просто жаль. А жалость для Михаила Семёновича - тоже оскорбление. Квиты!
Традиционно не уложившись очередным месяцем в одну публикацию, жду всех на вторую его часть прямо завтра!
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Предыдущие публикации цикла "Однажды 200 лет назад...", а также много ещё чего - в иллюстрированном гиде "РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ИЗБРАННОЕ. Сокращённый гид по каналу