Зовут меня Леопольд. Такое имя дал мне отец в честь дедушки, который упал с лошади и разбился. В этом году мне исполнилось 58 лет. Я профессор русской литературы в институте в славном городе Тула. Сейчас 18 июня, почти полночью. Я стою на набережной реки Упа, которая протекает сквозь город. Хлещет теплый дождь, он барабанит по моей ковбойской черной шляпе, я наклоняю голову, чтобы посмотреть в телефон, и струйка воды стекает по полям прямо на живот. Укрытия нет. Я жду ее, мою ненаглядную, мою Машу, чтобы подарить ей ее любимый букет гибискуса.
Я познакомился с Машей на паре 1 сентября. Это была первая лекция для первого курса. Пара начиналась в 9-00. Минута в минуту я зашел в аудиторию, схватил преподавательский стул и вставил его ножки в ручки распашных дверей.
— Пусть опаздуны знают, как опаздывать! А то разведут здесь обломовщину. Сегодня у нас вводная лекция по литературе, русской литературе… — сказал я.
Фокус со стулом и дверями я проделывал много раз на первой лекции очередного учебного года, и, как и в прошлые годы, зал взорвался смехом. Уже через пять минут прыщавый юнец тщетно пытался открыть двери. Студенты прыскали в кулаки и снимали на телефоны. Я ликовал. Знай наших!
Стараясь не замечать, что творится в коридоре, я рассматривал вновь прибывших. Первокурсники! Еще необстрелянные юнцы. Ах, если бы молодость знала, если бы старость могла!
Я надел очки и стал всматриваться в юные лица. Мужчин, некрасивых и толстых дев я пропускал, а красивые девушки меня манили. Каждый год я выбирал новую любовь, новое приключение и старался добиться расположения прелестного создания.
И боже упаси вас подумать, что моя цель была их оттарабанить. Да, их тело мне было важно, но не было ничего более вожделенного, чем душа, трепещущая душа молодой нимфетки, которая еще не знала мужчин, но была настолько прелестна, что манила, звала, шептала: «я нетронутая птичка, подойди ко мне, возьми меня, посади в свою клетку и наслаждайся мной».
И вот, наконец, жертва, если так можно сказать, была найдена. Но почему же жертва она? Жертвой был я, я был сражен красотой, юностью, чистотой лица, худенькой шеей, двумя грудками, которые возвышались и поднимали кофту.
— Вот скажите мне, дорогие студенты, кого из русских писателей вы знаете? Давайте их перечислим! Называйте по одному.
— Чехов, — раздался голос с галерки.
— Хорошо, допустим.
— Толстой.
— Принято. Занесем в список сразу всех Толстых, и Льва, и Алексея и всех мелких прочих, вроде Татьяны.
— Достоевский.
— Пикуль.
— Гончаров.
— Булгаков, — сказала моя прелесть.
— Булгаков, хм. Давайте поговорим о Булгакове. Вы же читали «Мастера и Маргариту»? — я не сводил глаз с волшебницы.
— Читала. Это моя любимая книга.
— Как вас зовут?
— Мария.
— Так вот, Маша, вы, наверно, помните, какие цветы несла Маргарита? Булгаков писал: «Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы. Черт их знает, как их зовут, но они первые появляются в Москве». Этот роман тоже мой любимый, и я вам скажу, что открыл тайну эти цветов. Булгаков не говорит о том, что это за цветы, но намекает. Многие ошибочно думают, что это тюльпаны. Но нет! Это могла быть только мимоза, легкая, невинная, которая складывает свои тонкие листочки от любого прикосновения. Это и есть символ целомудрия, девичьей скромности и женской стыдливости! Именно такой хотел показать Булгаков свою Маргариту.
Студенты жадно внимали мне. Девяносто минут прошли как одна минута.
— И передайте опаздунам, что после того, как профессор вошел в аудиторию и лекция началась, никто не может больше переступить порог! — закончил я лекцию.
Время шло, а Маша никак не реагировала на мои знаки внимания. На парах я пытался с ней заигрывать, но она была холодна. Наверно играла со мной, а может я ее не интересовал, и мой большой профессорский живот вызывал в ней отвращение? Да, я был не так подтянут, свеж и молод, как ее сверстники, но, в отличие от них, я знал квинтэссенцию русской литературы! У меня были государственные награды, а был профессором! Я не хмырь с горы, как многие. Я состоявшийся человек!
На одной из пар в ноябре я снова поднял тему Булгакова. Целых двадцать минут я разбирал фразу из «Мастера и Маргариты» «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца ирода великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат». Я пытался объяснить студентам, почему подбой был кровавым и почему это был именно подбой, а не подкладка.
Вдруг моя Маша подняла руку и сказала: «И все-таки Булгаков был не прав. Мимозу надо было заменить на гибискус». Я был шокирован такой наглостью. Подошел к дверям, снял стул с ручек и вышел. Внутри меня все клокотало! Ну ничего, ничего. Еще не вечер, еще не декабрь, Маша!
В конце декабря я принимал зачет. А без зачета закрыть сессию было нельзя. Я сидел в аудитории № 56, светлой и просторной. Зачет не предполагал билетов, и я мог задавать любые вопросы по прочитанным лекциям.
Студенты заходили по очереди. Я давал легкие темы, ставил зачет и запускал следующего. И вот, наконец, зашла она, моя жертва! Ну что же, пройдемся по классике!
Маша весело посмотрела своим прелестным личиком на меня. Ее ненакрашенные губы манили к поцелую. Я расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, поправил пиджак, который становился тесноват для меня, надел очки, чтобы лучше разглядеть ненаглядную. Маша села напротив меня и подала зачетку.
— Ну что же, с кем ехал Князь Мышкин в поезде?
— С Рогожиным.
— Верно.
— От чего умерла первая жена Пьера Безухова.
— Толстой говорит об этом иносказательно, но критики приходят к мнению, что смерть наступила в результате приема лекарства для порывания беременности.
— А общественности что сказали? — ввернул я.
— Что Элен умерла от ангины…
— Хм. Ладно, еще вопрос. С чем Самойленко рекомендовал дьякону есть кабачки?
— Я «Дуэль» читала, но не припоминаю про кабачки. Предположу, что со сметаной…
— Ну как же, милочка, классику нужно знать! Кабачки вкуснее всего с… впрочем, перечитайте. Вам незачет. Подготовьтесь получше и приходите на пересдачу.
— А когда? — спросила Маша потухшим голосом. Она вот-вот могла заплакать.
— 31 декабря. В 19-00 я буду ждать в своем кабинете на кафедре.
— Но…
— 31 декабря, иначе вас отчислят, — я протянул зачетку. — Следующий!
Я не зря назначил встречу на 31 декабря. В это время университет пустел, и я мог остаться с Машей один на один. Я успел проводить с коллегами старый год и был уже навеселе. Полбутылки шампанского и 150 грамм коньяка сделали свою дело, и Маша, в сущности, мне была не нужна. По венам разливалось блаженство. Я отдыхал от забот бренного мира, я был победителем!
Ровно в 19-00 в дверь кафедры постучали. В кабинет зашла накрашенная Маша с черным пакетом.
— Это вам подарок к новому году, — сказала она, поставив пакет на стол.
— Что же это, давай посмотрим, — я стал вытаскивать из пакета продукты. Черная икра, палка вяленой говяжьей колбасы, королевские оливки, шампанское «Вдова Клико»… — Подарок тянет на приличную сумму…
— Мой отец владеет фирмой по производству шлакоблоков, не обеднеем.
— Ну мне же не икра нужна, Маша!
— А что? — спросила прелестница.
— Вы сами! Ваше тело, ваша душа! Я люблю вас, — шампанское и коньяк развязали мне язык.
— Но я не могу так быстро! Не могу! Я еще не знала мужчин!
— Хорошо, не будем торопиться. У нас весь год впереди. Давай так. Я поставлю тебе зачет за поцелуй. Ну а уже экзамен будет подороже…
— Ладно.
Маша подошла ко мне, положила свои лебяжьи руки на мои плечи, сняла с меня очки и поцеловала с языком. Я всеми фибрами пытался всосать в себя аромат моей ненаглядной, ощутить мягкость ее губ, влажность ее рта, подвижность ее язычка. Ах, как мало длился этот поцелуй!
Свидание для экзамена Маша мне назначила на набережной 18 июня. В этот день все должно было произойти. Я стоял, как дурак, с букетом гибискуса. На мою ковбойскую шляпу лил дождь и стекал на живот. И вот, наконец, пришла она. Я подарил ей букет, и мы пошли в гостиницу. В ту же ночь я поставил в ее зачетке «отлично».