После Холодной войны на смену идеологическому противостоянию двух миров – капиталистического и социалистического – пришло деление мира по культурно-цивилизационному признаку. В этой системе координат Турция не могла считаться европейской страной и заявки Анкары на вступление в ЕС натолкнулись на саботаж со стороны западных элит.
Одновременно высокие темпы развития турецкой экономики и демографический рост привели к возрождению национального самосознания.
Охвативший страну национально-религиозный подъём привёл к синтезу прежде враждовавших идей: ислама и пантюркизма. Лидеры турецкого ренессанса ждали в своей стране объединения народов, родственных в языковом и в религиозном отношениях в единую семью.
Приход к власти Эрдогана сформировал курс Турции как заявку на статус «core-state» евразийского мусульманского сообщества, тюркского по этническому происхождению. Призыв к тюркской солидарности получил широкий отклик на постсоветском пространстве, где после краха СССР царила дезориентация и ощущался дефицит идейных проектов.
С конца восьмидесятых годов в Средней Азии усилился спрос на исламское образование. И если в арабском мире братьям по вере предлагали традиционные и фундаменталистские решения, то турецкий сектор совместил основы исламской культуры с достижениями передовой науки. Речь идёт о лицеях Фетхуллаха Гюлена, которые открыли к концу ХХ века в постсоветских странах. В лицеях предусматривалось изучение турецкого и английского языков, с возможностью поступления в европейские ВУЗы.
По замыслу это были школы подготовки будущей элиты среднеазиатских народов, они стали инструментом турецкого влияния. Параллельно турецкие благотворители активно содействовали и становлению традиционного исламского образования в тюркских странах СНГ. Особенное внимание уделялось при этом Азербайджану, наиболее близкому соседу Турции.
В тюркских странах СНГ растёт популярность турецкого высшего образования, всё больше студентов из Центральной Азии и Закавказья отправляется за дипломами в турецкие ВУЗы, которые рассматриваются абитуриентами постсоветского пространства не только как пропуск в Турцию, но и как «окно в Европу».
Турция распространяет в Центральной Азии собственное влияние и, пользуясь преимуществами посредника, частично перехватывает влияние Западной цивилизации
Число молодых азербайджанцев на скамьях турецких университетов в 2013 году составляло чуть более 6 тысяч, а сегодня выросло в 6 раз.
Экономика как фактор интеграции
Надо признать, что процесс сближения Турции и среднеазиатских государств не всегда идёт гладко. Например, в 2000 году лидеры узбекской оппозиции нашли прибежище в Турции, а Ислам Каримов, занимавший пост президента Узбекистана, запретил лицеи Гюлена. В 2011 году аналогичные запреты ввело правительство Туркменистана, обеспокоенное тем, что элитные школы превращаются в рассадники политической фронды.
Турция, чей ВВП вырос более чем втрое, претендует на статус регионального лидера, и на звание «старшего брата» в семье тюркских народов.
Турция выступает как центр экономического сотрудничества, крупный рынок сбыта и поставщик товаров, а также важный инвестор. По данным агентства «Анадолу», в 2022 году на Турцию пришлось 28 % прямых инвестиций в экономику Киргизии, что больше доли прежних ведущих партнёров: Китая (27%), России (12%) и Казахстана (7,5%). Турция осуществляет до 20 % прямых инвестиций в экономику Азербайджана. Однако, абсолютным экономическим лидером и главным центром притяжения тюркской Азии Турция пока не стала, Китай и Россия по-прежнему опережают её.
Негласное соревнование Турции и РФ развивается не только в количественной, но и в институциональной сфере. Если Москва рассчитывает на интеграцию постсоветского пространства в рамках ЕврАзЭС, то Анкара создаёт Тюркский инвестиционный фонд, призванный обслуживать интересы стран-членов Организации тюркских государств (ОТГ): Турции, Казахстана, Узбекистана, Киргизии и Азербайджана. Параллельно учреждён Совет банковских ассоциаций тюркских государств, призванный координировать усилия этой пятёрки в финансовой сфере.
Важным элементом торгового сотрудничества Турции с партнерами является экспорт оружия. Турция начала поставки боевых беспилотников в Киргизию и Казахстан, планирует продажи БПЛА в Туркмению, а также организацию в Казахстане производства дронов по лицензии. Речи о создании военно-политического блока пока не идёт, но развития событий в этом направлении нельзя исключать.
Перспективы Тюркской ойкумены
Сообщество тюркских народов сегодня находится на подъёме. Можно уверенно прогнозировать, что к середине века численность тюркских народов достигнет 300 миллионов и превзойдёт численность славян. Наверняка суммарный ВВП Организации тюркских государств к тому времени превзойдёт ВВП РФ
Россия сегодня находится на критическом распутье. Среди всех бывших союзных республик на западном и юго-западном направлениях успешное взаимодействие строится только с Белоруссией. Непримиримое противостояние с Западной цивилизацией заставляет Москву искать союзников на востоке, среди своих бывших соотечественников в Центральной Азии. Но здесь отечественным интеграционным проектам предстоит жёсткая конкуренция с идеей тюркского объединения.
Экономический прагматизм редко создаёт устойчивые альянсы – с материальной точки зрения любой стране выгоднее придерживаться многовекторной политики. Основой прочных альянсов всегда бывает духовная связь. В этом месте Турция в борьбе за влияние имеет явные козыри, благодаря как этнокультурной, так и религиозной близости с народами Центральной Азии.
Наиболее безальтернативным видится продолжающееся сближение Турции и Азербайджана, происходящее под лозунгом «один народ – два государства». Ни общность свежих исторических воспоминаний о единстве с Россией, ни общность религии с Ираном на сегодня не может конкурировать с этноязыковым азербайджанско-турецким родством, чувство которого доминирует в настроениях азербайджанского общества.
Анализируя настроения азербайджанского общества, надо отдавать себе отчёт в том, что какие бы реверансы в пользу Баку не делала Москва, турецкая ориентация для Азербайджана будет оставаться приоритетной.
Для народов Средней Азии перспективы интеграции с Турцией не столь безоблачны. Местное население относится к турецкому лидерству благосклонно. Здесь велика популярность турецкой культуры: например, турецкий кинематограф занимает на телевизионных каналах Казахстана и Узбекистана не меньшее время трансляции, чем продукция РФ и США.
Однако, есть и другая сторона медали. У молодых государственных элит стран Центральной Азии, мотивированных обретением независимости, есть собственная гордость, не позволяющая смириться со статусом «младших братьев» в новом альянсе. И Астана и Ташкент будут соблюдать дистанцию, балансируя между Анкарой и Москвой, не исключая из этой конфигурации Пекин и Вашингтон.
Турецкие идеологи понимают сложность возникшего положения, деликатно предлагая разделить лидерские функции в потенциальной Тюркской конфедерации. Особая роль в возможном распределении обязанностей отводится Казахстану, и первый саммит Тюркского Совета проходил в Алма-Ате, а Астана затем была объявлена «столицей тюркской культуры».
Есть и ещё одна, болезненная для России причина, почему именно Казахстан становится «фронтиром» борьбы за интеграцию Великого Турана. После начала СВО в казахской медиасфере поднялась волна русофобии. Казахские СМИ рассказывают, что Москва взялась за собирание русских земель, и едва этот процесс завершится на Донбассе и в Причерноморье. Официальная Астана старается заглушить и сгладить подобные настроения, но они являются значимым фактором в обществе и играют в пользу тюркского интеграционного проекта.
Объективно наиболее заинтересованной в сближении с Россией тюркской страной является Узбекистан. Однако и тут есть свои подводные камни - Россия интересна узбекскому обществу лишь как рынок для трудовых ресурсов. Тенденции таковы, что в ближайшие два десятилетия на постоянное место жительства в Россию может перебраться не менее десяти миллионов узбеков.
Такие сдвиги в этнокультурном балансе не могут не отразиться на социальных и политических процессах внутри РФ.
Худшим сценарием развития представляется повторение Россией судьбы Византии, которая проводила политику открытых дверей в отношении тюркских переселенцев, иногда по доброй воле, а иногда под натиском принимая на свои земли булгар, печенегов, сельджуков, османов. Чем это закончилось для Византии, известно: Второй Рим в итоге стал центром нового Халифата, а государствообразующий народ – эллины – с трудом отстоял небольшое реликтовое государство в западном углу империи.
Отечественные интеграционные проекты, однобоко нацеленные только на восток, несут в себе неоправданные риски.
Несколько лучшим сценарием для России видится превращение в цивилизацию-одиночку, отдельное самобытное государство, защищающее свою идентичность перед лицом могущественных соседей.
Другой вариант предполагает создание на просторах Евразии славяно-тюркского дуумвирата, но, если такой союз не будет сплочён универсалистской идеей, выходящей за рамки этнических и религиозных традиций, его существование будет напоминать взаимную игру со скрытыми картами, которые рано или поздно лягут на стол и поломают пасьянс.
Масштабные перемены в раскладе геополитических сил в центральной Евразии неизбежны, и роль тюркских народов в судьбе материка будет возрастать. В среднесрочной перспективе реализация концепции Великого Турана в чистом виде маловероятна потому, что этому будут противодействовать мощные глобальные игроки: Китай, Россия и Иран. Все три страны, состоящие сегодня в конфронтации с Западом, не заинтересованы в развитии тюркского ирредентизма, так как строительство новых тюркских государств грозит им крупными территориальными потерями.
Запад, находящийся не в самых лучших отношениях с Исламским миром, может сделать исключение для Тюркской ойкумены и стимулировать пантюркские настроения, как это уже происходит в отношении уйгуров в КНР. Это – очевидная опасность, над предотвращением которой нужно усиленно работать сегодня русской стратегической мысли, нацеливаясь на поиск решений в стремительно изменяющейся обстановке.
Подписывайтесь на Телеграм-каналы Института РУССТРАТ и его директора Елены Паниной!