И было всё как на яву
Свет Фавора
Так всегда бывает весной. Прошли благодатные зимние дожди. Их пригнал северо-западный ветер с моря. Как же расцвела благодать долин и склонов гор! Травы начали стремительно расти. Тысячи цветов яркими цветными пятнами вкрапливались в зеленое море. То там, то здесь вспыхивали островки гиацинтов. Желтым, синим, и пурпурным цветом они красовались среди метлистой травы. Синие продолговатые метелки иссопа гордо возвышались над верхушками травы, пока еще не очень высокой, но совсем скоро вырастающей почти до пояса. Серые высокие стебли полыни с мохнатыми листьями большими пятнами жались к краям оврагов, спускаясь вниз и закрывая дно оврага. Правда, в некоторых местах еще держалась мутная вода от горных снегов и дождей ранней весны. Однако, совсем скоро она исчезнет, дно станет сначала хлипким, чавкающим, а потом и вовсе пыльным остатком глины. Но это случится уже летом, когда безжалостная белая летняя тарелка солнца раскроет пасть небесной печки, которая будет изливать на землю нестерпимую жару. Но солнце бывает таким нестерпимо жарким только в конце лета, перед началом сбора винограда и маслин. А пока она еще ласково греет землю и людей. И сейчас оно еще не поднялась над далекой линией ливанских гор.
Жара придет потом. А сейчас царствовали ароматы цветущих диких лилий, мгновенно вспыхнувшего темно-розовым пламенем, кустов миндаля. Вспыхнувших и погасших уже через несколько дней. Ветер разнес лепестки цветов. Теперь миндаль стоял, зеленея своими листьями. Наступало изумительное время цветения этрога. Ни с чем несравнимый, тонкий, чуть сладковатый запах его красных цветов плыл тонкими невидимыми полосами, когда затихал ветер. Совсем скоро наступит время сбора священного для евреев этого плода.
В один из таких весенних дней за вечерней трапезой Учитель, разломив пшеничную лепешку, обратился к сидящим Двенадцати:
- Петр, Иаков и ты, Иоанн будете мне нужны завтра поутру. Мы должны отправиться к горе Табор. Приготовьте немного еды, наполните походные кувшины водой из нашего колодца и с миром отправляйтесь спать. Путь предстоит не малый, и нам придется добраться к вершине горы до полудня. Так что вставать придется рано, до восхода солнца.
О «пупе земли» знали многие. Правда, эту гору, странным образом возвышающуюся на Изреельской равнине называли по-разному. Немногочисленные арабские жители долины именовали гору Джебель-эт-Тур, евреи – называли: Фавор, а римляне – Итабирий. Впрочем, Сам Иисус и его ученики называли ее Тавор. Так привычнее
Она, эта самая гора, была удивительным творением. Почти правильной формы с покрытыми растениями пологими склонами и плоской, довольно большой вершиной. Возвышенность высотой почти три стадии одиноко царствовала над равниной, Там не было ни одного мало-мальски высокого холма вплоть до череды Ливанских гор. Удивительно было и то, что верхушка Фавора была почти идеально ровной и довольно широкой. На ней громоздились останки укреплений, построенных во время многочисленных войн между израильскими царствиями. Эти самые укрепления неоднократно уничтожались и вновь строились в вечной борьбе племен, населявших равнину Земли Обетованной
Одно из таких кровавых сражений случилось между хананейским и израильским государствами. В древних еврейских книгах рассказывалось, как израильтяне, возглавляемые Бараком, наголову разгромили войско хананян. Пророчица Дебора тогда предрекла эту победу, передав божье повеление вождю израильтян: «Иди и направляйся к горе Фавор, возьми с собой десять тысяч воинов. Ты победишь врага». В самом деле, так и случилось. Армия Барака стремительно спустилась с пологих склонов горы, уничтожила намного превосходящее войско Сисара, хананейского военноначальника
Однако Двенадцать могли слышать эти повествования только на молитвенных собраниях в медаш меат. Ведь знания, умение читать Тору были только у фарисеев и книжников. Те, кто стали учениками Иисуса, были неграмотны. Может быть, кроме одного, Матфея, служившего до встречи с Иисусом сборщиком податей. Вряд ли они помнили рассказы о кровавой истории своего народа.
Скорее всего, ученики слышали что-то об этой самой горе, но не поняли, зачем Учителю нужно было оказаться там.
Но они привыкли в точности исполнять Его слова. Не счесть столько раз убеждались в их правильности и справедливости. В путь они отправились рано утром. Вышли, когда еще не совсем закончилась ночь, но уже утро вот-вот должно было начать свой стремительный бег в дневной порядок весеннего месяца адара. Горизонт уже начал меняться в преддверии восхода, окрашиваясь в обычную для этого времени красно-оранжевую полосу
Путь не был особенно длинным: всего каких-то 49 стадий. Именно столько отделяло Назарет от «пупа» на северо-востоке долины. К третьему часу они подошли к крайним домам Кфар Тавора, и остановились на немного. Впереди извивалась, пробиваясь сквозь маквис – заросли колючих кустарников, довольно широкая тропа на вершину горы. Путники остановились, чтобы перевести дыхание, глотнуть из походных, прикреплённых к поясу, глиняных кувшинов с узким горлышком немного воды из Назаретского колодца. Полоса горизонта начала терять свою предутреннюю окраску. Небо становилось блеклым. Красновато-оранжевый цвет исчезал, сменяясь серо-голубым. Солнце вот-вот должно было появиться из-за горизонта.
- Братья, надо поторапливаться, чтобы до полного солнца оказаться на вершине. А это путь хоть и короткий, но трудный. Там и помолимся.
Четверо отправились в путь. Они шли друг за другом. Тропа, хотя и была довольно широкой, но вдвоем пройти по ней было сложно: за одежду цеплялись колючки кустарников в великом множестве расселивших по склонам горы. Впереди шел Учитель. За ним Симон, последним был Иоанн. Шли молча, опираясь на пастушьи посохи. Высота горы была чуть больше 3 стадий. Но тропинка изгибалась по склонам, чтобы легче было подниматься на вершину. Поэтому путь туда оказывался длиннее почти на одну стадию
Посохи были сделаны из стволов миндаля, и в верхней части были изогнуты вниз. Таким посохом можно было отбиваться от собак и прогонять наглых лисиц и шакалов. И именно такой посох был у Моисея, когда он вел евреев в страну Обетования. Только у него он оканчивался змеей, появившейся на жезле во время второго чуда. Змея превратилась в твердый набалдашник и осталась на нем до самой кончины Моисея. Он не смог добраться до Земли Авраама, умер, лишь коснувшись взглядом почти достигнутой границы этой священной для евреев земли. А место его упокоения вместе с его посохом затерялось.
Пастушья палка очень помогала и в путешествиях. На нее можно было опираться. Путь становился легче. Это и стало главной причиной, почему люди всегда брали с собой этот предмет.
Путники молчали: надо было беречь дыхание, да и воздух стал быстро нагреваться. Ещё недолго, и солнце появится из-за горизонта. А вот тогда станет, в самом деле, трудновато.
Симон, покачиваясь при ходьбе, наклонял свою вечно лохматую голову и постоянно произносил про себя какие-то слова. Он плохо понимал, зачем все же надо было ни свет, ни заря идти к какой-то скале, да еще подниматься наверх. Но он был предал Иисусу, как никто другой. Для него Учитель был всем. Его слова падали в горячее сердце Симона, оставаясь там навсегда. Всё чаще и чаще он вспоминал то утро на берегу Кине́рета, когда он в конец усталый присел на борт лодки, опечалившись донельзя. Какое проклятья сопровождало его в этот день! Все четыре заброшенные сети оказались пустыми. Теперь он не знал, что он принесет в дом, чем будет кормить свою семью – любимую жену Конкордию, красулек дочек - Петрониллу и Фелипулу и больную горячкой тещу.
Особенно его беспокоила теща. Она, уже который день металась от боли и невозможности встать и хоть чем-то помочь по дому. Вдруг он ощутил прикосновение к плечу. Рядом с ним стоял молодой мужчина в светлом хитоне. На ногах сандалии с ремешками из черной кожи. Ну, в общем, совершенно обычный израильтянин. Но что-то было в нем безумно притягательное, чудесное, необъяснимое. Может блеск карих глаз? Или бледное лицо, нетронутое обычным загаром, с почти незаметной, но чарующей улыбкой нездешней доброты?
- Встань, не печалься, забрось еще раз сеть.
- Но, господин, я уже проделал это неоднократно! Сегодня проклятый день. Рыба ушла куда-то.
- Ты попробуй. Может, повезет в этот раз.
До сих пор Симон сын Ионин не может объяснить, что заставило его последовать словам путника. Он отплыл от берега, забросил сеть, дождался, пока она уйдет на глубину и начал ее вытаскивать. Она казалась неподъемной. Много усилий пришлось применить Симону и брату его Андрею, чтобы поднять ее на поверхность. Сеть была полна рыбой. Чешуя блестела серебристым цветом, переливаясь в солнечных лучах.
Симон и Андрей причалили к берегу. Человек продолжал стоять, улыбаясь.
- Господин, - воскликнул Симон. Несмотря на свой зрелый возраст, ему исполнилось 30 лет, рыбак с трудом сдерживал чувства.
- Господин! Я узрел чудо! Я – бедный рыбак, но я хочу разделить с тобой нашу радость. Идем ко мне в дом, там женщины приготовят улов. Ты знаешь, моя жена великолепно готовит. Ты никогда не ел такого вкусного обеда. А приготовленную рыбу мы будет заедать чудесными лепешками. Жена их тоже испечет. Муки хватит. Такой праздник! А ту часть улова, которая останется, Андрей отвезет на рынок, и мы получим немного денег. Там будет и твоя доля.
- Хорошо, - ответил путник. Пойдем. Надеюсь это недалеко.
- Рукой подать. Я вот только поставлю лодку на прикол. Возьму улов, который нам пригодится для нашего обеда, А Андрей повесит сети и отвезет рыбу на базар.
Действительно, хижина Симона была недалеко от берега. Ведь для него труд рыбака был главным источником жизни. Симон радовался, как ребенок. Такого улова он еще не видел. Открыв дверь, он с порога крикнул: «Конкордия! Смотри, что я принес! Это был огромный улов. Андрей уже, наверное, продает рыбу. Теперь у нас появится хоть немного денег. А этот человек мне дал совет забросить сеть. Тогда, когда я совершенно потерял надежду».
Спутник Симона, чуть наклонив голову, вошел в дом. Теща стонала в глубине комнаты, укрытая одеялами.
- Подождите, - промолвил мужчина. Он подошел к постели больной женщины. Поднял вверх руки.
- Отец небесный, - произнес Он. Дай этим людям узреть Твою силу и укрепи их веру.
Потом он прикоснулся к голове лежащей.
- Встань и иди, - сказал Он.
Симонова теща поднялась с кровати, отбросила одеяла, подошла к кувшину с водой, чтобы умыть лицо. Болезни, как не бывало. Женщина суетливо подошла к очагу, просила туда охапку хвороста и высушенных водорослей, зажгла огонь.
- А вы что стоите, как громом пораженные? Видите, я здорова. Давайте уже готовить, чтобы накормить мужчин.
Те, и вправду, стояли в оцепенении: на их глазах случилось чудо. Еще несколько мгновений назад все думали о том, как придется хоронить мать жены Симона. Теперь она совершенно здоровая и энергичная суетится, помогая готовить угощение.
В тот день странник остался у Симона. Они долго говорили. Андрей, и сосед Симона - Иаков Заведеев с братом Иоанном тоже пришли. Слова Иисуса из Назарета падали в души и сердца людей, сидевших за столом, оставались там навсегда. Женщины, теща и жена Симона, присели рядом и тоже завороженно внимали речам Иисуса. Его слова были такими привычными и такими простыми, что каждый из слушателей невольно сравнивали их с проповедями раввинов, полными малопонятных слов, да еще и на иврите, на котором говорили немногие. Но то был язык Завета, язык пророков. Иисус говорил с ними на их языке, на гортанном арамейском, хотя и произносил серьезные вещи о судьбе человека в мире, о любви плотской и к Богу, о пути человека к истинной вере. Фактически, это была первая проповедь. Потом будет много других. Но эта была первой. Как и первыми были ее слушатели. Симон то и дело кивал головой, страстно сжимал кулаки. Ведь то, что говорил Иисус, было так близко для разума и сердца Симона.
- Господин! Ты говоришь то, о чем я подозревал. Но ты сдвинул мои мысли и они стали светлыми, чистыми и непреодолимо верными. Говори еще. Надо, чтобы твои слова услышал наш народ. Он увидит в тебе великого пророка. Царя человеческих душ, преданных Господу.
- Симон, сын Ионин. Твоя вера крепка. Она спасет тебя. Если хочешь, отправляйся со мной, чтобы нести слово Божие всем иудеям. И отныне я буду звать тебя – Кифа, Петр, камень. Будь верным мне, Отцу нашему небесному станешь камнем новой веры, словом Нового Завета.
- Господи! Как же мне не верить тебе!? Ты дал мне знание. Я буду с тобой всегда.
- Мы тоже станем твоими верными спутниками, - вскрикнули Иоанн и Иаков.
- А вы, первенцы Нового Завета отныне будете именоваться Боанергес, «сыновья грома». Идите за мной и Петром. Скоро придет время, когда многие услышат слово Нового Завета, которому мы будем учить народ иудейский. И не станет силы, которая сможет предстоять этому Слову. Но прежде мы пойдем по трудной дороге к истине, которая сделает верных Господу, свободными.
Петр вспоминал тот день и ту встречу потому, что он пытался понять, почему Иисус идет к горе, почему он взял с собой только их троих. Подниматься было трудно: мешались не только колючки, почти с человеческий рост, но и какое-то неприятное ощущение как будто кто-то пытался помешать восхождению. Но не мог. И лишь невидимая злоба как будто подушкой из воздуха вставала на пути. Шаг за шагом путники поднимались все выше. Вот и последняя ступенька к плоской вершине. Усталость набросила на учеников свою тонкую сеть.
- Давайте присядем, братья, - скал Иисус.
Все трое послушно расположилось на валунах, стоящих рядом, как будто специально расставленных так. Глаза закрывались помимо воли. И как будто сквозь пелену различался силуэт Иисуса. Он почему-то стоял спиной к ученикам лицом на восток. Дрема накрыла троицу. Сопротивляться было просто невозможно. Они мгновенно заснули…
Но сон длился недолго. Кто невидимый встряхнул учеников. Они мгновенно проснулись. То, что они увидели, ввело их в оцепенение. Руки не могли двинуться, произнести хоть слово было выше сил.
Фигура Иисуса как будто парила над землей. Вокруг нее струился необычайной совершенно белый переливающийся свет. Он не был ослепительным, невыносимым, режущим глаза. Трудно объяснить, но он был каким-то добрым, ласковым и одновременно всесильным. Рядом справа и слева парили над землей два седовласых старца.
Один, который расположился слева, угрюмо смотрел на учеников. Лицо его было напряжено. Руки сложены на груди. По всему было видно, что это был суровый и непреклонный старик.
Второй, повернув голову к Иисусу, что-то говорил, улыбаясь. В правой руке он держал посох. Точь в точь, какие были у путников на гору. Только вместо крюка на верхнем конце жезла сверкала, желтым немигающим. вечным взглядом, змея. Тело свернулось в тугой узел, а голова приподнималась над ним.
Первым очнулся Петр. Он стремительно бросился навстречу Иисусу. Его остановил решительный взгляд Учителя. Тогда он, пав на колени, простирая руки к Учителю, прокричал:
- Господь! Иисус! Так хорошо здесь. Давай мы построим три дома тебе и двум твоим спутникам.
- Петр! Ты опять торопишься. Мне не нужны кущи здесь. Мой дом у Отца небесного. Он ждет меня. И я должен выполнить Его волю. Волю пославшего меня. Ради спасения, прощения и вечного обетования в кущах Моего Отца. Думаю, ты узнал стоящих со мной. Это Моисей и Илия. Один взошел в Элизиум после телесной смерти, а второй вознесся к Отцу телесно.
Совершенно неожиданно над ними появилось облако. Белое с чуть сероватыми краями. И оттуда Ученики услышали голос: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте».
Позже, Андрей, он был учеником Иоанна и был среди крещаемых на Иордане, рассказал Петру о видении облака над Иисусом и страшный гром, который тогда раздался. Он испугал всех. Но через мгновение облако рассеялось. Все стало тихо, даже ветерок перестал шелестеть ветвями деревьев, опустивших свои длинные зеленые космы в воды Иордана. Петр вспомнил слова Андрея и понял, что он удостоился услышать слова самого Создателя.
Вдруг все опять изменилось. Исчезли старцы, Иисус вновь стоял рядом с ними в своем обычном хитоне. Наклонился, чтобы завязать ремешок на сандалии.
- Вы мои первые ученики. Первозванные. Вы – соль земли. Теперь вам открылась великая тайна. Пока я с вами. Но недолго осталось быть свету. Вы увидите и мерзость, злобу и проклятья. Предстоят испытания. Но затем я пришел на землю по велению моего отца небесного, чтобы окончилось царствие властителя тьмы и порока, чтобы люди получили прощение и жизнь вечную. За это я потерплю муки и поругание. Но я прошу вас, мои братья, быть твердыми, не впасть в искушение. Я с вами буду отныне. Слово еще не обрело пристанище в сердцах всех людей. Вы пойдете во все края и понесете это слово. А пока прошу вас хранить молчание о том, что вы видели здесь и том, что я сказал вам сейчас до времени моего возвращения в дом отца моего.
На обратном пути никто не проронил ни слова. Ученики были потрясены увиденным и услышанным. Даже Петр, который часто не мог сдержать чувств, и пытался противоречить Иисусу, молчал. Он думал о словах Христа, о будущем. В нем не было обреченности и неверия. В нем кипела горесть и страх возможного соблазна.
Молчал и Иоанн. Только он был погружен в мысли о том, что память обо всем, что случилось сейчас, в предшествующие дни и ночи, и в дни скорби и в дни служению делу Христа не ушла бы с ними, а стало вечностью и передавалось людям как Благая Весть.
Добрались ученики и Иисус до Назарета поздно ночью. Заснули мгновенно.
Теперь оставалось всего лишь год до событий, о которых говорил Иисус.