Таких переживаний Сашка не испытывал давно. Два дня до понедельника показались ему целой вечностью. Он жил теперь один, в уютной однокомнатной квартирке, в новом двенадцатиэтажном доме из белого кирпича, которую подыскал себе в одном из спальных микрорайонов Калининграда. С женой он давно развёлся. Дети выросли, и они с женой поняли, что их больше ничего не связывает. Сашка ушёл после очередной ссоры, прихватив только паспорт. С тех пор прошло почти десять лет. С женой он больше не встречался, а вот с детьми у него сложились хорошие отношения. Все трое, сын и две дочки, жили в Калининграде, у всех свои семьи. Старшая, Олеся, растила дочку Катю. У младшей тоже была дочка Сабина. Сашкина квартирка напоминала ему каюту на последнем его корабле — НИС «Академик Иоффе». Та тоже состояла из трёх помещений - рабочего кабинета, спальни и санузла. На стенах он развесил картины на морскую тематику — парусники, старинные карты, фото кораблей, оставивших след в его жизни. Особое место в комнате занимала большая картина маслом — НИС «Академик Иоффе» среди айсбергов Антарктики. Над небольшим компьютерным столиком с полочками громко тикали судовые часы, доставшиеся ему по наследству от отца. Грела душу тоже отцовская настольная лампа, та что когда-то освещала штурманский стол. Многочисленные артефакты, обретённые им во время работы в море, стояли или лежали на полочках, напоминая о пережитых событиях. Это были редкие вещи: кусочек от разлетевшегося поршня главного двигателя — из-за него два месяца простояли на ремонте во французском Сент-Назере; статуэтка из эбенового дерева, самого редкого и потому самого дорогого, её он привёз из Южной Африки, заодно узнав, что вино там лучшее в мире; клюв гигантского кальмара, размером с кулак, вроде не большой, но знающий человек поймёт, что сам кальмар был огромным, не меньше ста килограммов. Среди множества редких вещей был на полочке ещё один артефакт, каких в мире ни у кого больше нет — запечатанная бутылка с запиской внутри, одна из тех, которые бросают в море в надежде, что кто-нибудь когда-нибудь выловит её и прочтёт вложенное послание. Почему бутылка на Сашкиной полочке так и осталась не распечатанной, вызывая недоумение всех, кто её там видел? Секрет прост. Сашка нашёл их сразу несколько штук, выброшенных морем на пустынный песчаный берег острова Баффинова земля. В записке сообщалось, что фирма «Гиннес» в честь своего 200-летия, которое отметила в 1959 году, выбросила в море у берегов Ирландии эти пивные бутылки, и что нашедшему такую бутылку будет предоставлен ящик пива. Ящик пива, пусть даже знаменитого Гиннеса, не казался Сашке чем-то сверхъестественным, он мог позволить себе купить при желании и ящик и даже больше. А вот нераспечатанная бутылка в его коллекции, преодолевшая весь Атлантический океан от Ирландии до северной Канады грела его романтическую душу, тем более, что фирма Гиннес давно уже перестала существовать.
Как ни старался Сашка отвлечь себя чем-нибудь другим, все мысли были только об одном, о море. Ночью во сне он уже был на корабле. Ему виделось, как он берёт у старпома ключ от своей каюты и заносит туда свои вещи. Затем идёт осматривать корабль. Почему-то снился рыбцех, с такими узкими проходами, что он с трудом протискивался между транспортёрами. Затем никак не мог снова найти свою каюту, то ключ не подходил, то там уже было занято…
…
Управление «Запрыбпромразведка» прекратило своё существование в середине 90-х, трансформировавшись сначала в небольшую компанию «Рыбпрогноз», а потом и вовсе уйдя в небытие. Этот уход был болезненным. Начальником разведки оставался Офицеров, хороший умный порядочный мужик, всеми силами пытавшийся сохранить корабли и людей, постепенно преобразуя разведку в рыбодобывающую организацию. Но на него «нажали» сверху. Поговаривали, что ему даже пригрозили и вынудили уйти на покой. Новый начальник, присланный Москвой, быстро, буквально за год-два добил то что ещё оставалось, распродав флот и береговые объекты. Его фамилия, Находкин, для разведчиков стала как бы нарицательным. «Нашёлся же такой …»
Из всего некогда большого флота остались только два научных СТМ-а, которые перешли в ведение института АтлантНИРО. Эти суда занимались в основном гидроакустическими съёмками на шельфах африканских стран, с целью определения состояния их рыбных запасов, что служило основанием для выделения квот на добычу для нашего флота. Здание, где некогда находилось управление, теперь было занято офисами разных фирм. Такая же учась постигла и здание СЭКБ промрыболовства находившееся по соседству. Лаборатория гидроакустики АтлантНИРО по-прежнему размещалась в правом крыле промразведовского здания, занимая несколько помещений на втором этаже. Там всё было по-прежнему, только в кабинете начальника, где раньше находился «Киса» — Владилен Михайлович Воробьёв, Сашкин преподаватель в высшей мореходке, теперь расположился его друг и однокашник Володя Северин. Он рассказал ему о сути дела. Оказывается, институту выделены значительные деньги в виде гранта на организацию экспедиции в Тихий океан в район ЮВТО. Задача — найти ставриду в Перуанском подрайоне, определить возможности её промысла, а также проверить банки хребта Наска, и посчитать кальмаров. Но самое главное — обозначить своё присутствие в некогда традиционном районе работы нашего флота и наладить сотрудничество с перуанцами. Так сложилось, что в тот момент в лаборатории не хватило специалистов для обеспечения рейса и тогда вспомнили про Сашку.
— Как у тебя с медкомиссией, Саня, пройдёшь? — спросил Северин.
— Наверное пройду, есть связи. — Сашка, в свои 58 лет, чувствуя себя вполне здоровым, всё же не был уверен, что врачи не придерутся к чему-нибудь. Он рассчитывал на помощь знакомой женщины, работавшей в регистратуре больницы. Она, родом из Полесска, была знакома ему ещё со школы и всегда помогала в случае необходимости.
— Тогда не тяни, проходи, отход через две недели, — сказал Северин. — А сейчас дуй в отдел флота к Дерябину.
Сашка знал, что отдел институтского флота находится этажом выше прямо над лабораторией. Он встретился с Дерябиным в коридоре у входа в его кабинет.
— Сансаныч!
— Николай Николаич!
— Сансаныч, — повторил Дерябин, крепко пожимая Сашкину руку, — заходи, — он открыл дверь, пропуская Сашку вперёд. — Присаживайся, — указал он на стул рядом со своим в торце стола. — Ну как ты, рассказывай. Чем живёшь, чем занимаешься?
— Да всё в порядке, Николай Николаич, на пенсии. Из академии ушёл, надоело американцев в Антарктиду катать, противно всё время чувствовать себя вторым сортом, не в радость такая работа. По большому счёту дурака валяю, рыбалка, турпоходы. А мог бы ещё послужить Родине.
— Спокуха, Хрящ, — улыбнулся Дерябин. — послужишь, тебе Северин объяснил задачу?
— В общих чертах. Надо снова найти ставриду в Перуанском районе.
— Да, хотелось бы, хотя я понимаю, что этого может и не случиться.
— Кому как не тебе это понимать, Николай Николаич, тем более, что рабочего гидролокатора на судне нет. Чем искать то? Перуанская ставрида часто только по верхам ходит. Эхолотом её не увидишь.
— Что-нибудь придумаешь, Саша, у тебя и мозги и руки, а главное опыт. В институте из ходячих никого не осталось, кто там работал. Я бы и сам с удовольствием сходил в Тихий, да вот здоровье…
— Что со здоровьем? — поинтересовался Сашка.
—Понимаешь, до шестидесяти всё было более-менее нормально, а после… — Дерябин махнул рукой, — то одно вылезет, то другое. Короче, вот тебе направление, иди в отдел кадров, оформляйся.
Двадцать лет прошло с той поры, как Сашка ушёл из разведки, а всё равно всё здесь в этом здании казалось родным, знакомым до боли. Вот дверь в комнату, где был «Отдел связи», теперь тут чей-то офис. А здесь был кабинет главного бухгалтера Кведераса, маминого друга. Тут в торце находились секретчики. Нет-нет, да и попадались знакомые лица, только Сашка не мог сразу припомнить, где он раньше их встречал. Заглянув в Отдел главного капитана, он с удивлением обнаружил, что на этой должности «сидит» Боря Милявский, с ним он ходил в ЮВТО на «Русском поле», когда тот был старпомом. «Самый маленький (в смысле роста) штурман на самом высоком посту, — улыбнулся про себя Сашка, обрадовавшись неожиданной встрече». В здании АтлантНИРО он встретился с Кириллом Кашириным, тот после развала промразведки перебрался в институт, где и продолжал работать. Ещё одной приятной неожиданностью было то, что наукой в институте руководил Славик Сушин. Но это для Сашки он был Славик, гитарист его ансамбля в американских рейсах, а для других — Вячеслав Александрович, кандидат биологических наук, заслуженный работник рыбного хозяйства.
…
Сколько раз Сашке приходилось вот так вот, стоя на в верхней палубе мостика, провожать взглядом родные берега. Только в этот раз он понимал, что это наверняка последний в его жизни случай, что судьба подарила ему возможность ещё раз испытать всё то, что было так дорого его сердцу, его морской душе. Что виновник случившегося, Володя Северин, стоит с фотоаппаратом рядом с Сашкой и тоже, может быть в последний раз, переживает те чувства, которые испытывает моряк, надолго покидающий родной порт с такими знакомыми силуэтами зданий, причалов, башенных кранов. Вот постепенно стало удаляться высокое жёлто-песочное здание элеватора. Справа потянулись заброшенные корпуса бывшего ЦБК-2, затем Судоремонтного завода. Слева проплыла постсоветская часовенка, приютившаяся на самом торце между причалами почти пустого рыбного порта. Когда-то сюда, в стоящее рядом с ней здание, всеми моряками называемое каланчой, бегали оформлять паспорта. Потом показался завод «Янтарь» или, как его часто называли горожане, 820-й, тоже прозябающий в бездействии. Не то что раньше, когда все стапеля и причалы завода были заняты строящимися и ремонтируемыми военными кораблями. Зато появилось множество яхт и катеров, которыми обзавелась элита и разного рода проходимцы, набивающие карманы на развалинах некогда могучей державы, которую они же и развалили, убедив преданный ими народ, что он жил в эпоху застоя, что это был путь в никуда, и что теперь то и есть та самая жизнь, о которой все мечтали…
«Вот они, эти «счастливчики» из народа, — Сашка помахал рукой двум рыбакам на небольшой резиновой лодке, приткнувшейся к берегу островка, отделяющего канал от залива. — В рабочий день два не старых ещё мужика прозябают в утхлой лодчёнке, завистливо провожая взглядами траулер. Тоже, наверняка, бывшие моряки, как мы с Виталькой».
Через час пути подошли к Светлому. На городском променаде суетилась группа людей, отчаянно махавшая, шумевшая, свистящая в сторону их корабля. Это были провожающие, которые на машинах примчались сюда, чтобы ещё раз помахать своим родным и близким. Среди них Сашка искал и наконец увидел свою младшую сестру Лену с мужем и двумя сыновьями, которые жили в Светлом и вышли проводить его в море, о чём договорились заранее по телефону. Некоторые, особо отчаянные, помчались на машинах, обгоняя судно, дальше, до причалов рыбзавода колхоза «За Родину» в посёлке Пайза, и там ещё раз отмахали руками.
— Наши жёны нас так не провожали, а Володя, — сказал другу Сашка, тоже помахав провожающим. — Отчаянная молодёжь!
— Были бы у наших свои машины, Саня, тоже бы дурачились не хуже нынешних.
Вскоре подошли к Балтийску. Грустно было смотреть на остатки флота, согнанного сюда из своих баз в Таллине, Лиепае и других портов, доставшихся прибалтийским республикам. Сашка знал, что зачастую для этих кораблей не было средств не то что на модернизацию, а даже на топливо, чтобы выйти лишний раз в море на учения. Два джейрана на воздушной подушке, несколько тральщиков и малых ракетных кораблей, да один БПК (большой противолодочный корабль), вот и всё, что осталось от Балтийского флота, да и то было не ясно сколько из них сейчас готово выйти в море на защиту рубежей. Зато красивой изюминкой на этом распадающемся торте, был памятник императрице Елизавете, недавно появившийся на выходе из канала как бы говорящий о том, что русские пришли сюда навсегда, и всё у нас будет хорошо.
Балтийское море встретило свежим осенним ветром умеренной силы, быстро сдув всех наблюдателей с верхней палубы. Сашка ушёл последним, закончив снимать на камеру удаляющийся берег Родины.
…
Как-то быстро, почти не цепляя взгляда промелькнули все достопримечательности, встречаемые на пути из Балтики в Атлантику. Те, что раньше так притягивали Сашкино внимание, заставляя подолгу всматриваться в манящие берега. Ну мост в Швецию из Дании новый, ну ветряки стали погуще, а так всё, как и раньше, и замок Гамлета, и снующие туда-сюда паромы. Везде он уже побывал, во всех этих европейских странах. Они уже не манили его как в молодости своей таинственностью, своими богатствами, своими запретными плодами. С тех пор как наша страна вступила в их буржуинство, получив в награду бочку мёда в виде их западных ценностей, всё теперь было и у нас. И эта жевачка, и джинсы, и бытовая техника, а в придачу ещё ножки Буша и спирт Рояль. А самое главное, появилась свобода. Как сказал первый президент России, общаясь с простым народом: «Россиянин? Свободен!»
Ох уж эта мифическая свобода. Не зря умные люди говорят: «Свобода без ответственности — это анархия. А с другой стороны, ответственность без свободы, — это рабство». Только вдоволь наглотавшись анархии народ понял, насколько был свободен при СССР. Ну да, перегибали иногда палку партийные идеологи, затыкали рты смутьянам, даже из страны высылали. А что, не было разве у людей возможности поменять работу или перебраться в другой город? Да пожалуйста! Что там говорить — женились по любви! И правильно рты затыкали тем, кто не понимал своей ответственности за будущее страны. Взять к примеру Солженицына, с его «Архипелагом Гулаг». Наврал с три короба, облил грязью страну, потом сожалел о содеянном, вернулся, а страны то уже и нет, и надо как-то обустраивать то, что от неё осталось. Даже книжку такую написал, только кто ему теперь верит. Или вот Говорухин, режиссёр, снял фильм «Так жить нельзя», показав всю изнанку, весь негатив государства. Потом сожалел: «Получилось, что мой фильм, принес больше вреда, чем пользы. В итоге сегодня сбылись слова, которые произносит один из героев романа Достоевского «Бесы»: «Я проведу вас через царство безграничной свободы в страну абсолютного бесправия».
Сашка теперь без всякой зависти смотрел на европейский берег, то там, то тут как женщина сомнительного поведения выпячивающий свои прелести. Он был равнодушен к этой заманчивости, понимая на чём держатся пресловутые западные ценности, с их грабежом колоний и фальшивыми улыбками — их он вдоволь насмотрелся работая с американцами. «Ничего личного, Алекс, просто бизнес». — Этими словами оправдывались любые гадости с их стороны по отношению к русскому экипажу, для которого чувство справедливости ещё не совсем утратило своей ценности.
Берега Европы интересовали Сашку не в материальном плане, а в географическом. Что-то подсказывало ему, что это последний его рейс, и поэтому хотелось ещё раз посмотреть, как она смотрится со стороны моря — старушка Европа.
…
Из всего экипажа нашлось всё же пару человек, с которыми Сашка раньше ходил в море от промразведки. Это были боцман и старший тралмастер. Прошло ровно тридцать лет с того рейса на «Звезде», когда он впервые побывал в Тихом океане и двадцать лет, как ушёл из разведки. Теперь, снова оказавшись на поисковом траулере Сашка понял, что именно эта работа была для него той самой, которая, как выразился в эпоху застоя незабвенный Леонид Ильич, вызывает «чувство глубокого удовлетворения». Он всё здесь знал, всё умел, искренне любил каждый корабль на котором работал, в том числе и этот траулер. Предстоял месячный переход через Атлантику до Панамского канала. Можно было особо не дёргаться, а просто наслаждаться ничегонеделанием на переходе. Но Сашка нашёл себе интересное занятие с пользой для дела. Ещё на берегу он знал, что на судне нерабочий гидролокатор. Так сложилось, что для акустической съёмки при работе по подсчёту рыбных запасов на судне использовался современный эхолот фирмы Фуруно. Отечественный гидроакустический комплекс «Сарган» использовался только как навигационный, для показа инспекторам при проверках. Его и поддерживали в слегка рабочем состоянии. Что же касается гидролокатора, то никто не помнил, когда его включали последний раз, и точно знали, что он не работает. Чинить его не имело смысла, поскольку он больше не использовался. Рыбу у берегов Африки и искали, и считали её количество с помощью Фуруно. Но теперь то они шли в Тихий, где надо найти ставриду. А это не так просто. Ей не скажешь «замри», сейчас мы тебя нарисуем, посчитаем, и плыви себе дальше.
Что такое косяк ставриды в Перуанском подрайоне. Это как рота солдат с завязанными глазами, на которую надвигается танк. При определённой дистанции, те, кто оказываются ближе к опасности паникуют и бегут прочь, увлекая за собой остальных. У стайных рыб этот поведенческий рефлекс так и называется «стайный». Стоит нескольким рыбам сделать резкий поворот в сторону от опасности, как сразу весь косяк делает то же самое. Этот рефлекс очень эффективно используется в канатном пелагическом трале. Его передняя часть состоит из крупных в несколько десятков метров ячей, образуемых канатами. Казалось бы, рыба может легко пройти сквозь эти дыры. Но канаты создают в воде колебания, которые рыба чувствует и уходит от них прочь. Если косяк попал в пространство между досок трала, то быть ему в мешке. Но прежде чем этот самый косяк окажется между досок трала, его надо сначала обнаружить. А как его обнаружить эхолотом если он находится в поверхностном слое и под киль судна не попадает, уходя от него в сторону. Сашка всё это хорошо знал и понимал, что если он не починит гидролокатор, то шансов отыскать ставриду будет мало.
Не откладывая на потом он сразу занялся ремонтом. К счастью, все механические агрегаты работали. Крутились моторчики самописца, опускалось ПВУ, разворачивалась антенна. Главная проблема оказалась в генераторе излучения. Почти все конденсаторы, накапливающие заряд, чтобы потом отдать его на мощное излучение в антенну, оказались негодными. Есть такая проблема в радиотехнике, Сашка об этом хорошо знал и не раз встречался, — электролитические конденсаторы имеют свойство выходить из строя от старения. Электролит в них высыхает, и они перестают накапливать заряд. «Как хорошо, — думал Сашка, — что у Саргана есть ЗИП, дублирующий все блоки. К нынешней импортной технике хрен чего найдёшь, а к нашей…» Но его оптимизм вскоре улетучился, когда оказалось, что и в запасных блоках конденсаторы в основном плохие. И ладно бы, если эти конденсаторы сразу при проверке тестером показывали, что они уже не рабочие. Нет, они подло маскировались под хорошие, Сашка их устанавливал взамен плохих, запускал гидролокатор, а через день-другой работы они выходили из строя, да ещё прихватывали с собой парочку мощных выходных транзисторов. Таким образом, Сашка почти весь переход проторчал в гидроакустической шахте, каждый день героически сражаясь с отечественной электроникой, пытаясь доказать и себе и другим, что и он, и она ещё что-то могут. Победила, как и следовало ожидать дружба, и конечно любовь. Сашкина дружба с техникой и любовь к профессии. Когда НПС «Атлантниро» подошёл к Панамскому каналу, гидролокатор комплекса «Сарган» работал как новые часики.
…
Панамский канал — рукотворное чудо уровня Египетских пирамид. Только про пирамиды неизвестно, как построили и зачем, а вот канал хорошо известно, кто, как и зачем. Сашка много раз пересекал канал. Он давно сбился со счёта — раз десять, наверное. «Трамвайчики поменялись, были жёлтые, теперь серые, угловатые, не такие весёлые, как раньше, — отметил он первое, что бросилось в глаза. — Остальное, вроде, всё то же». Вот подошла лодка с работягами, заведшими тросы и разложившими свой минирынок. Тот же перезвон колокольчиков, когда тягачи потащили судно в шлюзовую камеру. Сашка всё снимал на камеру. Его очень интересовало, сохранился ли скол в бетонном пирсе третьей камеры шлюза Готун, куда однажды впилился носом РТМС «Русское поле». Это случилось, когда возвращались из Тихого домой, кажется в 1982-м. Капитаном был Фёдор Фёдорович Гавриленко, а старпомом Боря Милявский, тот самый, который теперь сидел на должности Главного капитана институтского флота. Сашка хорошо помнил их лица, когда всё это произошло. Они даже перебирались с судна на берег, чтобы осмотреть повреждение корпуса. Сашка потом, каждый раз, проходя канал, показывал всем этот скол бетона. Последний раз это было в середине 90-х на НИС «Академик Иоффе». Скол был уже тщательно замазан, но ещё виден. Теперь, как ни старался он что-нибудь разглядеть, ничего не просматривалось. Время стёрло след, оставленный когда-то советским траулером, как стёрло в Сашкиной памяти количество прохождений Панамского канала. Снять на камеру хоть что-то в озере Готун не получалось. Было уже слишком темно. Но вот озеро закончилось и судно вошло в узкую часть канала, В поле зрения появился новый мост, соединяющий две Америки. Вскоре с левой стороны стало хорошо видно ярко освещённое пространство, где кипела стройка на месте нового шлюза. Он должен был стать значительно больше, чтобы пропускать через канал огромные суда, танкеры и контейнеровозы, не вписывающиеся в старые шлюзы. Сашка заснял, как в свете прожекторов работает гигантская дноуглубительная машина, черпая своим ковшом кубометры грунта со дна будущего прохода. Затем был ещё шлюз «Мирафлорес» и старый мост. Сашка, как стойкий оловянный солдатик, отстоял с видеокамерой весь проход Панамского канала, запечатлев всё, что видел, точнее всё что могла заснять его отнюдь не навороченная любительская цифровая камера. Ну как, скажите, можно запечатлеть камерой, звёздное небо, оно просто не влезает в крошечный объектив, а тропические запахи, а настроение…
…
— Внимание экипажа, судно ложится в дрейф, всем выйти на лов кальмаров.
Непривычное объявление резало слух. Какой там выйти. Несмотря на позднее время, Сашка уже давно стоял на палубе у планширя правого борта со спиннингом в руке, готовый сразу сделать заброс, как только снизится скорость. Такого кайфа он никогда себе не представлял. Его, заядлого рыбака-любителя, доставили чёрте-куда, на другую сторону земли, и каждый день предлагают порыбачить. Причём, как говорил Лёлик из «Бриллиантовой руки», клёв обеспечен. Да, и за всё это удовольствие не надо платить, наоборот, тебе платят зарплату, потому что лов кальмаров входит в рейсовое задание по которому в числе прочих задач предстоит дать количественную оценку распространения кальмаров в Перуанском подрайоне, как перспективному объекту промысла. И Сашка ловил, как фанатик, при малейшей возможности брал спиннинг и выходил на рыбалку, хорошо понимая, что такой счастливой возможности в жизни больше вряд ли случится.
Кальмара ловили на приманку, которая у рыбаков называется «джеггер». Это такой пластиковый цилиндрик размером с палец, с иголками из стали на одном из концов. Иголки-зацепки — их много, они расположены плотно по нижнему кольцу и загнуты вдоль цилиндра. Заусенцев, как на обычных крючках на этих иголках нет. Кальмар, он такой, если чего схватит, то уже ни за что не отпустит. Это вам не лещ, или щука какая, цапнет слегка блесну, а потом выплюнет. Кальмар не выплюнет, нет у него такого рефлекса — что-то отдать. Настоящий хищник. Зато его легко снимать с приманки, когда он уже пойман. Те джеггеры, которые были взяты для лова кальмаров, были промышленного образца и предназначены для кальмароловочных машин. Они были лёгкими и не очень подходили для заброса спиннингом. Поэтому каждый рыболов или в данном случае кальмаролов (кальмар не рыба, а моллюск) переделывал джеггер, как ему нравилось. Внутрь добавляли свинец для утяжеления, а вокруг обматывали полосками фосфоресцирующей плёнки. Иногда джеггеры цепляли по два, а то и по три, один за другим. В общем, каждый изощрялся как мог. Те же, у кого не было спиннингов, ловили просто с руки.
Тот подвид, которого ловили разведчики, назывался Гигус, то есть гигантский. Во время световой станции, которая делалась в тёмное время суток, одни научники считали сколько кальмаров попадает в световое пятно, создаваемое прожектором на поверхности воды, другие забирали пойманных кальмаров, производили их замеры и биологические исследования, — кромсали на куски и смотрели что там у них внутри. А Сашку очень интересовало, что у кальмаров снаружи. Тонкая плёнка, покрывающая всё тело кальмара обладала поистине фантастическими свойствами. Она могла принимать любую окраску и отображать узоры. Кожа напоминала ему тонкий жидкокристаллический экран телевизора, способный отобразить любую картинку. Когда-нибудь человек тоже сделает нечто похожее на кожу кальмара, чтобы передавать изображение, или маскироваться, как это делает кальмар. Вот он лежит на палубе, стряхнутый с иголок джеггера, легендарный хищник, способный вступить в борьбу даже с китом, но в силу своего интеллекта не смогший выплюнуть примитивную приманку. Его кожа переливается всеми цветами радуги. Она подбирает узор, который может спасти от того что произошло. «Странно, — думал Сашка, — почему он не зеленеет, под цвет палубы? Видимо на воздухе этот механизм не работает. На воздухе кальмар размазня, не то что в воде, где он железо перегрызёт. Как в анекдоте про «Железного Феликса», — усмехнулся Сашка, и тут же подумал — случись наоборот, и окажись он в воде, усмехался бы уже не он, а кальмар».
Нельзя сказать, чтобы этот вид кальмара был особо хорош. Сашке доводилось пробовать и по вкуснее, например, на патагонском шельфе. Впрочем, он вполне себе был съедобен до определённого размера. Крупные экземпляры были уже не вкусными. А попадались иногда экземпляры по 10 кг. и больше. Чтобы их вытащить из воды моряки использовали специальный сачок, точнее кольцо с сеткой на верёвках. Но самый большой кальмар, он весил почти сто килограмм, был пойман тралом. Правда это Сашку не удивило. Тридцать лет назад здесь же однажды попались в трал сразу два кальмара по двести килограмм.
Кальмаров Сашка варил сам. Брал несколько небольших, чистил от кожи, укладывал в пластиковый тазик и дважды заливал крутым кипятком. Всё, он был готов к употреблению. Те, кто по незнанию варили кальмара в кипящей воде рисковали его переварить, тогда он становился жёстким, не прожуёшь. А так и быстро, и вкусно. Щупальца — это особый деликатес. Отваренными и очищенными от кожицы и присосок, их Сашка развешивал в гидроакустической шахте, там была хорошая вентиляция. Затем, подвяленные, они шли в ход как некое подобие чипсов или солёных орешков для лёгкого перекуса.
Вот уж кто ловил здесь кальмара по серьёзному, так это китайцы. Однажды разведчики оказались рядом с китайской флотилией, растянувшейся на много миль вдоль границы экономической зоны Перу. Ночью это выглядело как большой светящийся город на половину горизонта. Судов было много, наверное, сотни. Специальные машины, установленные вдоль бортов, вращали барабаны, где в несколько рядов тянулись лески с гирляндами джеггеров. В темноте, свет ярких ламп, слепящий глаза, не давал разглядеть подробности. Зато, когда рассвело, стало хорошо видно, что это были за суда. Казалось, китайцы собрали весь хлам способный держаться на воде и пригнали сюда ловить кальмаров. Ржавые до черноты, эти посудины самых разных типов, вряд ли бы смогли вернуться домой, в Китай, через весь океан. Скорее всего их добьют прямо здесь и пустят ко дну, когда они станут слишком опасными для своих моряков. Еду китайцы готовили прямо на палубе в большом казане на треноге под которым разводили костерок. Это Сашка разглядел в бинокль. Кто-то из наших моряков рассказал, что спят они в койках по очереди и что в экипажах не только китайцы, но много разных филиппинцев. «Один хороший шторм, — думал Сашка, и от этого флота ничего не останется». К счастью, в этих широтах сильно не штормит. «А ведь я уже видел нечто похожее, — припомнил он свой первый рейс в море. — Только это было Северное море, а ржавые посудины наши».
Свой первый в жизни рейс Сашка помнил довольно хорошо. После третьего курса мореходки он попал на практику на плавбазу «Кронштадтская Слава». Плавбаза принимала рыбу с наших рыболовных траулеров. В основном это были СРТ. Четыре судна постоянно выгружали рыбу на базу, а ещё с десяток крутились поблизости в ожидании своей очереди. Ржавые, с помятыми боками, эти трудяги как пчёлы подлетали к своему улью, чтобы отдать то, что насобирали и снова улететь за горизонт. «Как они на воде то держаться? — Удивлялся он тогда, — как там вообще люди могут жить?» Вскоре он узнал, как. Практика закончилась, и его отправили домой на одном из этих СРТ. «На наших хотя бы камбуз был, и койка у каждого моряка своя, а тут? — продолжал удивляться Сашка, разглядывая ржавые посудины с иероглифами на борту. — А задача у них та же, что и у нашего флота тогда. Надо любой ценой накормить свой народ. Красивые корабли они обязательно построят, а этим установят памятники, как и мы у себя в Калининграде.
Он припомнил, как этой весной вместе с Женей Кашкевичем, другом ещё по «Фламинго», ходили в гости на СРТ-239. Единственный из сохранившихся легендарных траулеров этого типа, навечно установлен у причала Музея Мирового Океана. Капитан на траулере-музее был знаком им ещё по работе в разведке, и они зашли к нему в гости на «чай».
— О чём задумался, Сансаныч, — к нему на крыло мостика подошёл старпом, мужик за шестьдесят с добрым усатым лицом. — небось тоже думаешь, понаехали тут».
— Молодость вспоминаю. Ты на СРТ ходил?
— А как же, с них и начинал.
— Тебе эти китайские кораблики ничего не напоминают?
— Ничего хорошего, Саша, — вздохнул старпом, — тяжёлые были времена.
— А я им завидую. У них все впереди, как у нас тогда.
Ссылка на весь контент:
Ссылка на предыдущую книгу автора: