Большое любопытство вызывает возможный «английский след» в севастопольской трагедии. Это — геополитика. Стоит поразмыслить. Тем более что на момент гибели линкора англичане имели отлично подготовленные, имевшие боевой опыт, поставившие жирную точку в биографии, например, «Тирпица», хорошо оснащённые подводные диверсионные силы. Напомним, которые готовили и итальянцы, после капитуляции их страны. Бывший командир Xª MAS (10-й флотилии штурмовых средств) князь Валерио Боргезе поклялся отомстить за бесчестие и взорвать линкор во что бы то ни стало. Князь Боргезе не бросал слов на ветер.
Переворачивая листы истории невольно ловишь себя на мысли, что история развивается по спирали.
Статья опубликована в газете ПРАВДА суббота, 14 мая 1988 года:
Взрыв
В ночь на 29 октября 1955 года самописцы сейсмических станций Крыма вздрогнули и прочертили острый пик. Отметка походила на обычный подземный толчок. Никто не знал тогда, что бесстрастные приборы чутко откликнулись на взрыв, рванувший днище линкора «Новороссийск». Эпицентр толчка приходился на Севастополь: Северная бухта, 1-я якорная бочка, в двухстах метрах от набережной Морского госпиталя...
Имя этого корабля я услышал давно—еще школьником. Его произносили вполголоса: так и должно было быть — в знак скорби. Но при этом оглядывались: не подслушал ли кто государственную тайну? Шел пятьдесят пятый год... Однако ни тогда, ни теперь гибель линкора «Новороссийск» не составляла и не составляет никакой особой тайны. Не могла быть тайной весть, облетевшая весь флот, сотни семей, все крупные газеты мира...
Несколько лет назад натовские военные журналы, комментируя события тридцатилетней давности, писали, не скрывая злорадства:
«Русские потеряли самый крупный свой корабль, доставшийся им как трофей, только потому, что они не смогли овладеть слишком сложной для них западной техникой».
Тридцать три года мы молчали о трагедии «Новороссийска», словно нам нечего было возразить нашим недругам. Это молчание воспринималось ими (или выдавалось широкой публике) как наше невольное согласие с оценками западных военных обозревателей драмы в севастопольской бухте, оценками весьма предвзятыми, а то и вовсе извращенными. За треть века нашего неправедного молчания имя погибшего линкора обросло множеством небылиц, домыслов, кривотолков. «Новороссийск» стал мрачной легендой нашего флота.
По счастью, еще живы люди, которые могут рассказать, как было все на самом деле...
Старшина I статьи Л. О. Бахши:
— Столб взрыва прошел через наш кубрик, метрах в трех от моей койки. Когда я очнулся — тьма кромешная, рев воды, крики. Первое, что я увидел: лунный свет, лившийся через огромную рваную пробоину, которая, как шахта, уходила вверх..
Я собрал все силы и закричал тем, кто остался в живых: "Покинуть кубрик!" Выбрался наверх сам. Первый кого увидел,— Сербулов. Помощник командира. Он стоял над проломом без фуражки, обхватив голову, повторял: «Ребятки, спокойно... Спокойно, ребятки!..» Я увидел его возле развороченных шпилей и сразу как-то успокоился. Едва одевшись, мы бросились помогать товарищам, что в низах. Они подпирали брусьями переборки. Вода хлестала изо всех щелей. Матросы работали споро, без паники.
Лейтенант К. Жилин, дежурный по низам:
— Спрыгнул с койки, натянул брюки уже на ходу... Первый трап, второй трап, верхняя палуба. Темно. Огляделся. Перед носовой башней — вспученное корявое железо. Зажатый труп... Все забрызгано илом... бросился на ют — к вахтенному офицеру.
Объявили аварийную, а затем боевую тревогу. Но корабль обесточен. Все пакетники вырубились. Колокола громкого боя молчат. Сначала послали рассыльных с боцманскими дудками. Засвистали. Ударили в рынду...
Парторг корабля капитан-лейтенант В. Ходов:
— Как партийный работник скажу со всей ответственностью: люди держались стойко, никто не устрашился вида ран, крови, трупов... Действовали, как в бою, хотя молодежь войну видела только в кино.
Заместитель командира линкора по политической части напитан 2 ранга Г. Шестак:
— Я был дома, когда произошел взрыв. Прибежал на Графскую пристань, оттуда катером на - "Новороссийск". Площадь пробоины — уже потом, когда линкор подняли,— определили в 48 квадратных метров.
Через эту гигантскую брешь в первые минуты в корпус корабля поступили сотни тонн забортной воды. Все службы на линкоре сработали четко: сразу же выставили семь линий обороны. Правда, постепенно их пришлось сдавать одну за другой. Пока затапливался один отсек, подкрепляли другой. Ни один человек не покинул свой пост без приказа. Сдавали переборки, а не люди.
Благодаря героическим усилиям и умелым действиям экипажа линкор с такой огромной пробоиной продержался один час сорок минут...
Тщательно изучив все обстоятельства гибели линкора «Новороссийск», можно прийти к выводу, что экипаж корабля во взрыве не виновен, более того, матросы, мичманы, офицеры проявили подлинный героизм, спасая корабль, высочайшую верность воинскому долгу, самопожертвование.
Наиболее вероятной причиной взрыва можно признать связку немецких донных мин с прибором кратности приостановившим на время свою работу и заработавшим снова после того, как линкор задел мину своим якорем. Связка ящичных мин, выставленная фашистскими минерами, ушла глубоко в донный ил... То был протуберанец войны, вырвавшийся из ее огненного пекла на десять лет — в будущее.
Опрокидывание же было предопределено устройством корпуса линкора, вся нижняя часть которого до ватерлинии была сделана герметичной, верхняя же, надводная,— пронизана всеми основными и вспомогательными магистралями, так что вода затапливала корпус сверху. В итоге надводная часть заполнилась, утяжелилась, подводная же представляла гигантский воздушный резервуар. Возник, как говорят инженеры, опрокидывающий момент.
Для всех — и для тех, кто был в момент катастрофы на линкоре, и для тех, кто изучал потом причины его гибели, — было полной неожиданностью то, что морское дно, которое держало якоря, оказалось ложным дном, под ним на глубине сорока метров (I) находился истинный материковый грунт. Линкор прорезал своими мачтами, трубами надстройками эту сорокаметровую толщу ила, провернулся в ней, как ключ в масле, и опрокинулся, став смертельной ловушкой почти для всех, кто находился в низах его корпуса.
Рассказывает Адмирал флота, Герой Советского Союза Н. Смирнов:
— В конце пятьдесят пятого я командовал подводными силами Черноморского флота. В то время на наших кораблях работала группа учёных. Они испытывали опытный образец аппаратуры связи.
Когда в скорбно памятную октябрьскую ночь меня разбудил звонок оперативного дежурного, я сразу же подумал об этой аппаратуре: а не поможет ли она нам? Утром 29 октября мы вместе с изобретателем и его приборами прибыли на катере к месту катастрофы. Днище линкора еще возвышалось из воды.
Прибор поставили прямо на корпус опрокинутого корабля, я взял микрофон и стал медленно повторять: "Всем, кто меня слышит! Всем, кто меня слышит! Ударьте в корпус один раз!"
Едва я опустил микрофон, как весь корпус загрохотал от ударов. Насчитали около шестидесяти. Потом я стал называть номера кубриков. Если там кто-то находился, тут же откликались стуком...
Так довольно быстро мы составили точную схему нахождения людей в недрах линкора.
Больше всего людей находилось в 28-м (кормовом) кубрике - восемь человек. К ним послали водолаза, но он не смог пробиться - на его пути стеной стояли трупы погибших. Пошёл второй и тоже вернулся ни с чем. Тогда я вызвал с подплава бывалого мичмана-водолаза - Ю. Кургаева. Тот сказал "Я пройду!" И прошёл. Он доставил узникам стальной западни кислородные аппараты и термос с горячим какао. Правда, к тому времени их оставалось уже шестеро... Матросы не умели пользоваться "кислородниками" и тогда я стал их учить "по радио".
В кромешной тьме, на ощупь, они освоили эти аппараты. Вскоре доложили о готовности к выходу. Все шестеро благополучно вышли. Но оставались те, к кому невозможно было пробраться. Последнее, что слышал в наушниках гидрофона,- это едва различимое пение. Умирая, «новороссийцы» пели «Варяга».
К 1 ноября водолазы перестали слышать какие-либо стуки из корпуса перевернувшегося линкора. Признаки жизни в «Новороссийске» затихли. Севастополь же гудел от горя, скорби, слухов... Траурных флагов по погибшим морякам не вывешивали.
Как ни странно, но в нашей коллективистской стране траур объявляют лишь по отдельным лицам. Как всегда, состоялся ноябрьский парад. Но на парад матросы вышли не в белых, а в черных перчатках. Это было все, чем они могли почтить память «новороссийцев».
Правда, было принято решение об оказании помощи семьям погибших при исполнении воинского долга и об увековечении памяти моряков-<новороссийцев>. И помощь была оказана, и мемориал на старинном Братском кладбище, где похоронены участники первой и второй оборон Севастополя, был воздвигнут достойный. Из бронзы одного из гребных винтов линкора отлили фигуру Скорбящего Матроса с приспущенным знаменным флагом. В гранитных пропилеях барельефные панно рассказывают то, о чем молчат надписи, о чем умалчивают экскурсоводы и путеводители. В обрамлении силуэта опрокинувшегося корабля — эпизоды отчаянной и героической борьбы за спасение линкора: матросы, подпирающие дверь аварийным брусом, офицер, прижимающий к уху тяжелую трубку корабельного телефона, моряки, выносящие раненного товарища... На пьедестале монумента горит золотом: «Родина — сыновьям». И еще на мраморной плите, открывающей мемориал, выбито: «Мужественным морякам линкора «Новороссийск», погибшим при исполнении воинского долга. Любовь к Родине и верность присяге была для них сильнее смерти».
Много лет прихожу к этим камням, заботливо обсаженным вечной зеленью туи и можжевельника. И всякий раз вижу, как из газонной травы - муравы выглядывают фотографии молодых матросских лиц. Их оставляют здесь матери, приехавши из далека на величественную, но, увы, безымянную могилу сыновей. "Здесь нет ни одной персональной судьбы,— как поется в песне, - все судьбы в единую слиты". И всё же, нарушая благолепие гранитного мемориала, то тут, то там выглядывают навеки двадцатилетние лица парней в тельняшках, форменках, бескозырках. Секут эти фото на самодельных подставках осенние дожди и весенние ливни, заносит их недолгим крымским снегом, коробятся они и желтеют, но не исчезают никогда.
Бывший заместитель по политчасти командира дивизиона главного калибра линкора «Новороссийск» капитан 1 ранга запаса М. Ямпольский:
— Совет ветеранов нашего корабля зовут в Севастополе «подпольным». Есть в этой горькой шутке доля правды. Мы, оставшиеся в живых «новороссийцы» долгие годы действительно собирались негласно, вопреки воле начальства. Однажды я попросил катер для возложения венка на месте гибели линкора. Один высокопоставленный политработник заявил мне: «Нечего засорять гавань». Правда, сейчас выделяют катер и венок разрешают спускать на воду. Но тень какого-то недоверия к нам до сих пор не рассеяна. Мол, помнить не велено, а вы все помните. Да, помним! и будем помнить.
Но обиднее всего то, что на все наши просьбы установить на кладбище плиты с именами погибших «новороссийцев» мы слышали и слышим осторожное чиновничье: «Нас с вами не поймут!»
Мне было довольно просто проследить ход этой удручающей переписки, так как все три включенные в нее учреждения—политуправление Черноморского флота, музей и горисполком расположены друг от друга в пяти минутах ходьбы. Как выяснилось, дело стало за тем, что командировать музейного работника в Ленинградскую область, где находится Центральный военно-морской архив, политуправлению не по средствам. Пусть так. Но что же архивные работники, неужели они не понимают, о каком запросе идет речь? Неужели ни у кого из них за полтора года не нашлось времени, чтобы, не прибегая ни к каким особым розыскам и поискам, как это делают нынче повсюду десятки энтузиастов-следопытов, снять с полки нужную папку и отослать в Севастополь список погибших?
По номерам обгорелых орденов, по надписям на солдатских котелках, по истлевшим лентам в «смертных медальонах», найденных в полуоплывшей траншее, на картофельном поле, на дне реки, мы научились вызывать из небытия имена павших воинов. Ибо девиз «Никто не забыт» стал мерилом нашей совести, нашей нравственности. Почему же столь глухо захоронены в архивах сотни имен тех, кого Родина золотом на граните назвала своими "мужественными сыновьями"?!
Линкор «Новороссийск» — не жертва несчастного случая. Линкор «Новороссийск»-боевая потеря в ходе минной войны, начатой в июне сорок первого и, увы, не остановившейся, продолжающейся поныне. Сотни наградных листов на матросов, старшин, мичманов, офицеров «Новороссийска», как погибших, так и ныне живущих, остались не подписанными в высших инстанциях. Сегодня пришло время вернуть долг памяти героическому экипажу. Пришло время вручить задержанные ордена и медали. Пришло время назвать всех, кто стоял до конца, поименно. (Николай ЧЕРКАШИН. г. Севастополь.)
Несмотря на то, что проект "Родина на экране. Кадр решает всё!" не поддержан Фондом Президентских грантов, мы продолжаем публикации проекта. Фрагменты статей и публикации из архивов газеты "ПРАВДА". Просим читать и невольно ловить переплетение времён, судеб, характеров. С уважением к Вам, коллектив МинАкультуры.