Году эдак в 1974-ом ехал я в трамвае 23 с Сокола на Красную Пресню. Это был мой обычный маршрут, и я, уютно устроившись с книжкой у окна, практически не обращал внимания ни на то, что происходило в трамвае, ни на привычные виды за окном. Как вдруг в районе Беговой ко мне обратилась сидевшая рядом еще не старая, но уже вполне пожившая женщина с миловидным лицом:
– Сейчас совсем нет вредителей. Раньше было столько вредителей!
Я слегка прибалдел от ее добродушного тона, но потом снисходительно подумал: ничего страшного, гражданка просто молодость вспомнила. А события молодости, как известно, часто помнятся нам в розово-голубых* тонах, хотя и не все тогда было столь радужным**.
Действительно, пятьдесят лет назад слово «вредитель» казалось навсегда ушедшим в сельскохозяйственный лексикон и к человеку разумному больше не относящимся. Конечно, были тогда и диссиденты, они же инакомыслящие, и просто люди, временно споткнувшиеся на гладкой дороге по направлению к коммунизму и загремевшие по статьям 70-й и 190-й, и так называемые хулиганы, ставшие позднее видными общественными деятелями, и даже изменники родины, которых зато можно было выгодно обменять на людей, родину беззаветно любящих.
Казалось безвозвратно канувшим в лету и ярое определение «враг народа», которым тридцать лет пришлепывали рабочих и колхозниц, членов Политбюро и маршалов Советского Союза, пролетарских поэтов и их домработниц.
Вот так вот казалось, казалось, а оказалось, что креститься надо было. А мы хорошенько не перекрестились и закономерно по уши вступили в другую популярную поговорку: никогда не было, и вот опять. Как поется в песне, «опять метель, и мается былое в темноте». Песню, между прочим, поет та самая Алла Пугачева, к имени которой пока непонятно сколько звездочек надо ставить, а музыку к ней написал тот самый Константин Меладзе…
Сегодня пятница, и к вечеру опять скормят нам очередную порцию «иноагентов». Если добавить к ним регулярно обновляемые списки экстремистов, террористов, нежелательных и просто шпиёнов, то окажется, что на неделе у нас, если и не семь пятниц, то уже как минимум пять с половиной.
Напоследок заключительный пассаж повести великого украинско-русского писателя Николая Гоголя «Как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»:
Я вздохнул еще глубже и поскорее поспешил проститься, потому что я ехал по весьма важному делу, и сел в кибитку. Тощие лошади, известные в Миргороде под именем курьерских, потянулись, производя копытами своими, погружавшимися в серую массу грязи, неприятный для слуха звук. Дождь лил ливмя на жида, сидевшего на козлах и накрывшегося рогожкою. Сырость меня проняла насквозь. Печальная застава с будкою, в которой инвалид чинил серые доспехи свои, медленно пронеслась мимо. Опять то же поле, местами изрытое, черное, местами зеленеющее, мокрые галки и вороны, однообразный дождь, слезливое без просвету небо.
– Скучно на этом свете, господа!
* – словосочетание, иногда признаваемое экстремистским.
** – слово, почти всегда признаваемое экстремистским.