В августе, к годовщине аварии на Чажме, я написала материал для СМИ, в котором годы назад постоянно подрабатывала. Интервью взяла у человека, с которым познакомилась благодаря работе. Привожу текст написанного мной материала (из-за ограничения опубликую в двух частях):
Авария в Чажме 38 лет спустя — воспоминания очевидца
Авария ядерной энергетической установки на атомной подводной лодке Советского Тихоокеанского флота в бухте Чажма произошла почти за год до Чернобыльской катастрофы.
События 10 августа 1985 года повлекли за собой радиоактивное заражение окружающей среды, гибель одиннадцати и облучение сотен людей.
Очевидец аварии на атомной подводной лодке Советского Тихоокеанского флота, ветеран подразделения особого риска Виктор Васюков, живущий в Томске, поделился с «Томским Обзором» своими воспоминаниями о происшествии.
Хлопок
— В 1975 году я окончил военно-морское училище подводного плавания по специальности «Радиосвязь, радиовещание» как специалист по ликвидации аварий на атомных подводных лодках.
Прослужил 14 лет в части на должности старшего мастера по эксплуатации специального ядерного боезапаса, мы готовили ядерное и термоядерное оружие. Как это было: приходила атомная подводная лодка проекта 675 (серия советских атомных подводных лодок с крылатыми ракетами — прим. ред.), либо крейсер, либо противолодочный корабль, и мы всей бригадой снабжали их торпедами, крылатыми и баллистическими ракетами.
В августе 1985 года у пирса № 2 судоремонтного завода номер 30 ВМФ в бухте Чажма залива Стрелок Японского моря происходила очередная подготовка АПЛ К-431 проекта 675 для отправки в Индийский океан.
Было светлое ясное утро, ничем не отличающееся от любого другого. Десять утра. Мы с женой как раз сели завтракать, как вдруг по поселку со свистом пронесся резкий хлопок.
Моментально прибежал оповеститель (телефоны тогда были еще не у всех) со словами: «Товарищ мичман, вас срочно в воинскую часть». Я взял тревожный чемоданчик с пайком и документами — такой был у каждого мичмана и офицера — и помчался к филиалу завода № 30 по ремонту подлодок. Через десять минут я уже был в части.
Командир построил внештатную специальную аварийную команду (5 мичманов, 5 офицеров и командир), сообщил о ЧП и поставил задачу: оперативная группа должна срочно отправиться на место и определить наибольшие и наименьшие дозы радиации вокруг очага аварии.
Я на тот момент являлся заместителем командира специальной военной команды и как дозиметрист-фотограф, оказался на месте первым с приборами и видеокамерой.
Уже в трех километрах близ завода меня поразила жуткая тишина: не было слышно ни одной птицы. На контрольном пункте нас с командиром встретил дежурный и сказал, что взорвалась атомная подлодка.
Приборы зашкаливало: на месте было 200-230 микрорентген в час (безопасным считается уровень радиации максимум до 50 микрорентген в час).
Часть команды начала выводить людей, мы с командиром встали вдоль границы и принялись делать замеры, записывая их углем на бирках. Так мы прошли примерно 5 километров.
Когда приборы стало зашкаливать с показателями свыше 300 микрорентген командир сказал: «Кто сумеет выжить, тот выживет».
В день аварии мне оставался всего год на службе.
Почему случилась авария?
Субмарина К-431 проекта 675 была построена в 1965 году и за два десятилетия совершила семь автономных походов. У пирса судоремонтного завода в бухте Чажма на субмарине К-431 специалисты-атомщики, офицеры береговой технической базы производили плановую перезарядку активных зон двух реакторов типа «ВМ-А» (мощностью 72 мВТ).
Нужно было сменить стержни перед уходом судна в Индийский океан. Также мы должны были снабдить К-431 8 крылатыми ракетами и 18 торпедами.
Реактор правого борта был перезаряжен нормально, а вот после перезарядки реактора левого борта обнаружилась его не герметичность. Собственно, перезарядку завершили в пятницу 9 августа, но тяжелая верхняя крышка реактора легла негерметично (оказалось, что огарок от сварочного электрода попал под прокладку) и при гидравлических испытаниях начала пропускать теплоноситель.
В субботу, 10 августа, ее начали переустанавливать. Кран с пирса поднимал крышку, пока внутри судна была бригада — офицеры, мичманы и матросы.
Корпус раскрывается как два лепестка, открывая доступ к крышке атомного реактора, крышка цепляется вверх, освобождая для замены радиоактивные стержни. Примерно на высоте полутора метров кран сломался и единственное, что удалось сделать, это снова опустить крышку. Пустили тревогу. С Большого камня на буксирах притащили плавучий кран, который продолжил операцию. В такой ситуации всегда дается команда «Атом», в бухте должна быть тишина. Но какой-то катер-торпедолов, игнорируя поднятый на брандвахте сигнал ограничения скорости, пронесся мимо на скорости в 12 узлов, и плавучая мастерская с краном не выдержала волны.
Крышка, которую удерживал кран, на стропах пошла вверх, потянув за собой компенсирующую решётку и поглотители. В реакторе началась самопроизвольная реакция деления урана. Тепловой взрыв с уровнем радиации в эпицентре около 90 тысяч рентген в час отбросил многотонную реакторную крышку. Находившиеся в реакторном отсеке офицеры и матросы погибли мгновенно, мы собирали останки. На подводной лодке начался пожар с мощными выбросами радиоактивных пыли и пара, находившиеся рядом корабли и лодки тоже загорелись.
Матросы ближайшего корабля в момент выброса находились в камбузе и приняли мощную дозу радиации вместе с обедом. О ЧП еще никто не знал, поэтому на пожар прибыли обычные пожарные, погибшие в эпицентре менее, чем за полчаса.
После замеров радиации морякам запретили приближаться к лодке, пожар тушили брандспойтами издалека.
В живых осталось...
Трое суток я не спал: мы постоянно выводили людей. Два КАМАЗа одежды ушло на то, чтобы переодеть эвакуируемых. Я знал некоторых, многих видел на танцах. Сохранить стойкость в таких ситуациях бывает трудно. Знакомые лица женщин смотрели на меня в слезах, когда мне приходилось срезать им волосы, которые нельзя было отмыть от радиации.
В день аварии склоны окрестных сопок локализовали распространение радиации, а вечером прошел тропический ливень, и, слава Богу, пыль осела и ушла в море. Расположенный в двух километрах от места аварии поселок Дунай, где проживала моя семья, благодаря этому пострадал куда меньше, чем мог бы.
После эвакуации нашей задачей стало оттащить лодку и собрать все остатки разрушений. Нам удалось отбуксировать ее с помощью понтонов в бухту Павловского, туда же отправилась стоявшая рядом К-42 «Ростовский комсомолец» проекта 627А, которая в момент аварии находилась поблизости и стала непригодной для дальнейшего использования.
По моим сведениям, из сорока семи дозиметристов в живых осталось восемь, включая меня.