Посвящается доблестному 44-му Нижегородскому драгунскому полку, русским воинам, павшим за Отечество и их родственникам
… Войска Отдельного Кавказского корпуса, как никогда ранее далеко углубившиеся в турецкие земли, в августе 1829 г. стояли лагерем на Балахорских горах.
Этот лагерь русских войск вместе с сотнями христианских семейств, бежавших от жестокости турок, был похож на «огромный цыганский табор». Особенно «живописную картину» представлял собой лагерь кавалерии: Нижегородские драгуны, уланы, донские и линейные казаки «представляли Европу, а дальше шла Азия, собравшая сюда представителей чуть ли не половину всех своих народностей» – и все они под русскими знаменами сражались против турок.
Здесь были «мусульманские полки из наших закавказских провинций, чеченцы Бейбулата Таймиева, конница Кенгерлы, карсские армяне, сотня баязетских турок, вольные курды, отряд дагестанских горцев, и, наконец, Дели и Гайта» – чистые османы и «подданные султана, еще недавно сражавшиеся под бунчуком своего сераскира». Если прибавить сюда «сотни бежавших от турецкой жестокости христианских семейств», которые «ютились тут же, на откосах скал, и солдат, перемешавшихся с ними, и делившихся с ними своими черствыми сухарями и даже ухаживавшими за малолетними детьми», то станут понятны все «краски» этой картины.
«И все это было раскинуто цыганским табором, все шумело и кричало, но не разумело друг друга».
* Бейбулат Таймиев – руководитель национально-освободительного движения в Чечне в 1802—1831 гг., одна из самых противоречивых личностей во всей истории Чечни XIX столетия. Не единожды переходил на царскую службу. Участник русско-турецкой войны 1828-1829 гг. В 1829 г. «сопровождал» возвращавшегося из своего «Путешествия в Арзрум» с Нижегородским полком А.С. Пушкина, который в своём очерке называл его «грозой Кавказа» и посвятил ему несколько строк: «Приезд его в Арзрум меня очень обрадовал: он был мне порукой в безопасном переезде через горы и Кабарду».
По законам кровной мести в 1831 г. был убит князем Салат-Гиреем.
Кенгерлы – древний тюркский род, который встречается на пространстве от Якутии до Азербайджана и Анатолии. Из этого рода вышел основатель Нахичеванского ханства, все его правители, а также известные полководцы, генерал-губернаторы, художники.
«Конница Кенгерлы» – специфическая во всех отношениях войсковая структура, созданная после присоединения в 1828 году Нахчыванского ханства к Российской империи. Она была составлена из моафов – особой группы населения, освобожденной от денежных и натуральных податей в шахскую казну, но обязанных за это в военное время нести воинскую службу. Выделялась своей самобытностью и боевым духом. И если конно-мусульманскими полками командовали российские офицеры, то конницей Кенгерлы – полковник Эхсан хан Нахчыванский, этнический азербайджанец, сам из кенгерлинцев. На протяжении всей кампании 1829 года исполняла роль конвоя главнокомандующего генерала Паскевича и являлась последним резервом армии, который пускался в ход в самые критические моменты сражений.
За отличия в сражениях 1829 года была награждена вместе со всеми закавказскими конно-мусульманскими полками памятными знаменами. На этих знаменах (по отличительным цветам полков во время войны: в первом полку - красных, во втором - белых, в третьем - желтых, в четвертом – голубых, и в коннице Кенгерлы - зеленых) был изображен государственный герб, а наверху, в копье – вензель императора Николая. * Дели – отборные кавалерийские отряды, самые «отчаянные» всадники османской армии. В переводе с турецкого «дели» означает сорвиголова, смельчак, отчаянный и даже безумец; со старо-турецкого – избранный воин. Были известны своей безрассудной храбростью и мужеством в бою, а также необычной одеждой, состоявшей из шкур и перьев диких зверей. Их шлемы, щиты, а также попоны были отделаны леопардовым или тигровым мехом, орлиными перьями, спину и плечи украшала леопардовая шкура. Образ дополняли одно или пара крыльев, закреплённых на спине. Униформы в привычном её понимании дели не носили. В мирное время состояли телохранителями великого визиря. Расформированные в 1829 г., после русско-турецкой войны, вышли из-под контроля и превратились в банды, грабившие население.
Считается, что польские крылатые гусары позаимствовали свой облик как раз у дели.
С Дели во время своего «Путешествия в Арзрум» с Нижегородским полком, видимо, «встречался» А.С. Пушкин: его стихотворение «Делибаш» (Делибаш – начальник Дели) датировано 1829 годом:
Перестрелка за холмами; Смотрит лагерь их и наш:
На холме пред казаками
Вьется красный делибаш.
Делибаш! не суйся к лаве,
Пожалей свое житье.
Вмиг аминь лихой забаве:
Попадешься на копье.
Эй, казак! не рвися к бою:
Делибаш на всем скаку
Срежет саблею кривою
С плеч удалую башку.
…Мчатся, сшиблись в общем крике.
Посмотрите, каковы!
Делибаш уже на пике,
А казак без головы.
Интересное дополнение «в тему» (прочитано в одном из комментариев к статье о воинах-дели в интернет): «Моего деда, ДЕЛИ ГЕОРГИЯ ГЕОРГИЕВИЧА, православного христианина, боялась вся деревня, т.к. в гневе был очень силён и не предсказуем». * Конница Гайты, состоящая из чистокровных османов, появилась в рядах русских войск после взятия Арзрума в 1829 году. Турция и Россия с конца XVII до начала XX вв. имели одиннадцать войн, занявших в общей сложности свыше 50 лет. И почти каждый вооруженный конфликт сопровождался переходом на службу Российской империи представителей различных народов многонациональной Османской империи и созданием из них обособленных вооруженных формирований из турецких армян, болгар, греков, курдов, молдаван, румын, сербов. А поступление на русскую службу этнических турок всегда носило единичный, практически «случайный» характер. И то, что произошло в 1829 г., было явлением исключительным и единственным за всю историю. Большую роль в этом деле сыграл турецкий янычарский старшина Мамиш-ага. Он был взят в плен в сражении 19 июня – незадолго до взятия самого Арзрума. «Благодаря ласковому обращению Паскевича он искренне привязался к своему победителю». Будучи пленником, он, «как гость, жил в главной квартире и постоянно находился при графе». Нужно отдать должное мудрости и предвидению генерала Паскевича. Он словно знал, какие «дивиденды» получит Россия благодаря этой «ласковости». Мамиш-ага был уроженцем Арзрума и пользовался там известностью, уважением и почетом. Именно он и «доставил в Арзрум воззвание русского главнокомандующего» о сдаче города и, более того, сам «уговаривал жителей и самого сераскира сдать город русским без боя».
Затем, после того, как 27 июня Арзрум открыл свои ворота, Мамиш-ага с сотней арзрумцев обратились в штаб Паскевича с просьбой принять их на русскую службу. Просьба была удовлетворена, и уже в августе конница Гайты была сформирована, о чем Паскевич самолично извещал главный штаб: «По занятии города Арзрума первым предметом моим было вооружить здешних жителей против турецкого правительства, почему предлагал я Начальнику Арзрумской области … о приглашении чрез старшин желающих из конницы Гайты и Дели участвовать в военных действиях под знаменами августейшего нашего монарха».
Назначенный генералом Панкратьевым в начальники формируемой Гайты некто Фейза-бек «обещал через 4 дня набрать 100 конных всадников» и Панкратьев докладывал Паскевичу, который просил «как можно наиспешнее прислать оную» к нему, что «по отправлению первой сотни к Вашему сиятельству будет формироваться другая».
Однако не все шло гладко и 9 августа тот же Панкратьев вынужден был донести Паскевичу, что «собрав с большим трудом 50 чел. турецкой здешней конницы, называемой Гайты, я счел за лучшее отправить их при сем к Вашему сиятельству, ибо не вижу никакой возможности сформировать оной в скором времени большее количество».
Одновременно, «предвидя возможное разочарование Главнокомандующего, генерал Панкратьев подчеркивал, что во всяком случае присутствие сей конницы в войсках действующего корпуса под личным начальством Вашего сиятельства, будет иметь на здешний народ весьма полезное влияние. Турецкая Гайта, служащая под знаменами российскими против султана и соотечественников своих, есть пример единственный, совершенный Вашим сиятельством».
Командование Кавказского корпуса, однако, все-таки не решилось использовать турок в качестве самостоятельной воинской части, а включило их, что интересно, в отряд полковника И.М. Андроникова, дивизионного командира Нижегородского полка. Уже в сентябре конница Гайты приняла участие в боях за город Бейбурт. И «люди эти с удивительным усердием и стойкостью дрались противу своих единоземцев; шестеро из них были убиты и ранены». В списке чинов отряда, отличившихся при взятии Бейбурта, фигурируют трое, удостоенных Знака отличия Военного ордена, которые, судя по их именам, вполне могли быть турками: Пулат Али Султан оглы, Ваад Мамут оглы и Абдул Раза Мамарз оглы.
Причины такого беспрецедентного, хоть и «незначительного» по количественным показателям, «события» были в том, что в эти годы султаном Махмудом II проводились коренные реформы, в том числе ликвидация в 1826 г. корпуса янычар, которая сопровождалась кровопролитием и лишением их всех прежних привилегий, что естественным образом породило среди последних оппозиционные настроения и вызвали вообще недовольство части общества. Достаточно сказать, что по некоторым данным в этот период янычары даже ходатайствовали перед Николаем I о своем переселении в Крым или Казанскую губернию с условием, что им будут предоставлены определенные права, подобные тем, которыми в России обладали казаки.
Ну и деморализация значительной части турецкой армии и населения, произошедшая из-за беспрецедентно глубокого проникновения русских войск в Анатолию в 1829 г. «Никогда еще русское оружие не достигало на Востоке столь отдаленных пределов, и никогда со времен владычества мусульман в Малой Азии Арзрум не видел в своих стенах христианского войска. В четырнадцать дней граф Паскевич прошел до полутораста верст, перешагнул через два высоких горных хребта, рассеял две турецкие армии, взял в плен обоих главнокомандующих, покорил многолюдную укрепленную столицу турецкой Армении и ниспроверг власть Оттоманской Порты». * О происхождении курдов до сих пор не сказано «последнего слова» и «их загадочное происхождение относят к доисторическим временам: в их языке есть много санскритского». В течение целых тысячелетий они не изменяли ни своих обычаев, ни языка, ни национальной одежды, ни образа жизни. И до сих пор «древний родовой обычай для курда» значит больше, чем «любой закон». И никогда этот народ не имел своего государства. В подавляющем количестве курды принадлежит к магометанскому исповеданию, но «в их религии сохранилось столько предрассудков от древних верований Азии, что сами мусульмане едва удостаивают их названием своих единоверцев».
«Само название «курд» значит по-турецки «волк», и они вполне оправдывали его: курды почти поголовно являются разбойниками». При этом самые миролюбивые из всех куртинских племен – езиды, хотя их «равно презирают и христиане и магометане».
Турецкому правительству курды были «настолько враждебны, что оно не могло и думать о привлечении их к правильной военной повинности. И только в экстренных обстоятельствах, например, во время войны, Турция вынуждена была давать им разные льготы, и только этим приобретать в них союзников весьма сомнительной верности».
*
Самим своим существованием этот «табор» обязан был генералу Паскевичу. За его появлением в Отдельном Кавказском корпусе стояли серьезные военно-политические и экономические причины.
После громких поражений первого года русско-турецкой войны 1828-1829 гг. «по всей Порте шла усиленная мобилизация. Вновь собранный десятитысячный, корпус занял Арзрум, а из отдаленных областей – Сиваза, Токата, Кессарии, Алеппо и даже из Египта – шли новые значительные ополчения».
К весне в Арзрумском пашалыке «должно было собраться до восьмидесяти тысяч человек с большим числом артиллерии. С этими силами турки предполагали занять центральную позицию на пути от Арзрума к Карсу, в то время как пятьдесят тысяч курдов, также с артиллерией, должны были идти со стороны Муша и Вана на Баязет. А шестьдесят тысяч при сорока орудиях – действовать от Трапезунда на Ахалцих и Гурию». Таким образом, общая численность турецкой армии, которую турецкий султан «предполагал собрать к весне, могла простираться до двухсот тысяч».
Силы, имевшиеся в распоряжении Паскевича, «совершенно не соответствовали громадным средствам, подготовляемым противником». По окончании персидской войны 1826-1828 гг., «славной для русского оружия, но сопряженной с большими потерями в людях, Паскевич не только не получил никаких подкреплений, но еще должен был сам отделить значительные подкрепления для европейской России. Турецкая кампания 1828 года ослабила войска его новыми потерями»: часть полков потеряла до половины личного состава, и были и такие, от которых оставалась лишь четвертая часть. Правда, на усиление кавказского корпуса «назначено было двадцать тысяч рекрутов, но это усиление мало могло изменить положение дел. Прежде всего, из-за дальнего расстояния рекруты не могли прийти ранее, как через пять-шесть месяцев, т.е. в июне, когда военные действия могли быть уже в полном разгаре. Во-вторых, часть их должна была остаться на Кавказской линии, и, в-третьих, нельзя не принимать в расчет большую смертность, неизбежную из-за непривычных климатических условий страны, в которую шли рекруты. И в результате выходило, что действующий корпус или выступил бы в поход без всяких подкреплений, или, в лучшем случае, чуть не наполовину составленный из не обученных новобранцев».
При таких условиях, казалось, «не только продолжать завоевания, но даже удерживать оборону было бы крайне трудно, а из Петербурга между тем, помня успехи минувшей кампании, требовали расширения планов похода, чтобы этим облегчить тяжелую войну на Дунае». Находясь в таком трудном положении, Паскевич вынужден был «обратиться к изысканию местных средств, чтобы хоть сколько-нибудь уравновесить свои силы с силами противника».
Паскевич мог бы воспользоваться «добрым расположением Персии» и привлечь ее к войне против турок, тем более, что Аббас-Мирза сам просил позволения открыть военные действия». Но предложение это только на первый взгляд «казалось не безвыгодным»: при более внимательном рассмотрении дела «нельзя было не прийти к заключению, что вмешательство Персии может замедлить заключение мира, так как Россия, сверх достижения своих собственных целей, будет поставлена в необходимость еще вести переговоры о выгодах своей союзницы. С этим можно было бы примириться в случае, если бы Персия могла оказать существенную помощь; но она была в таком положении, что сама просила у России помощи и деньгами и артиллерией».
Паскевич поблагодарил Аббас-Мирзу за предложение, «но отклонил его содействие под тем предлогом, что Персия после тяжкой для нее войны нуждается в покое».
Расчеты Паскевича основывались «на других вариантах». С самого начала зимы он вел переговоры, пытаясь привлечь на сторону России курдов и аджарцев. «Владетелю Аджарии, Ахмет-беку, за подданство был предложен генеральский чин, орденская лента и десять тысяч пенсии. Предложение было заманчивым, и старый бек колебался».
Переговоры с курдами, находящимися на нашем левом фланге и занимавшими «обширную территорию, и уже поэтому располагавшими полной возможностью оказать непосредственное влияние на дальнейший ход кампании в глубине Анатолии», имели еще большее значение. Переход их на нашу сторону не только «открывал свободный путь к Арзруму со стороны Баязета, но и лишал неприятеля лучшей его конницы, которая могла поставить самого сераскира в безвыходное положение». Расчеты Паскевича строились на самом складе жизни и характера курдов, и на исторически сложившихся отношениях между ними и Турцией. Переговоры с курдами пошли так успешно, что Мушский паша «сам подослал в Тифлис армянина, обещая принять русскую сторону, если получит приличную пенсию и сохранит за собою достоинство паши». Паскевич отправил к нему переодетого в армянского купца офицера из грузинских князей, «чтобы условиться с ним на первый раз о найме двенадцатитысячной конницы, которой обязывался выплачивать жалованья по десять тысяч червонцев в месяц».
А во главе курдских вождей в то время стоял Сулейман-ага – человек, «пользовавшийся огромной славой, наследственно переходившей в его роде. Геройскими подвигами был знаменит и его отец, а сам Сулейман стал живой легендой во всем персидском и турецком Курдистане».
Тот же «грузинский князь-армянский купец» начал секретные переговоры с этим Сулейман-агой, и когда ему удалось переманить его на русскую сторону, между курдами «почти всех племен обнаружилось движение в пользу союза с Россией. Даже из отдаленного Диарбекира начальник племени езидов, некто Мирза-ага, прислал Паскевичу следующее оригинальное послание: «Извещаю тебя незнакомый, но заочно любезный Паскевич, моя подпора и слава, что я езид, и хотя имею небольшое число народа, но в глазах турок считаюсь большим, и с помощью Божией сто человек моих курдов могут бить триста человек турок. Поэтому народ турецкий считает меня врагом своим. Я имею одну голову – и ту буду жертвовать за тебя, а со мной и весь народ мой также».
Начав так удачно столь важные переговоры, Паскевич, «испросив у государя сто тысяч червонцев на предмет подобных сношений, не щадил ничего, чтобы привлечь на свою сторону и турецких сановников, и курдских вождей». Но, чтобы не ставить себя «исключительно в зависимость только от одной чужеземной силы», одновременно с этим главнокомандующий «решился обратиться и к другим источникам, более близким к нему,– к средствам земского народного ополчения».
В мусульманских провинциях в те времена при ханах существовал «особый класс людей – моафов, освобожденных от податей, но обязанных нести повинности военной службы; к ним, по призыву ханов, присоединялись беки со своими подвластными и, таким образом, формировалась довольно значительная земская сила».
«Войны в то время состояли или в разбойничьих набегах, или в отражении разбоев, а потому, как в том, так и в другом случае, жители охотно становились под знамена своих повелителей, ибо походы продолжались не долго, завоевания не простирались далеко и земское войско не отвлекалось надолго от своих хозяйственных занятий. К этому нужно прибавить, что привилегия моафства, избавлявшая от податей, ценилась высоко в крае, что наступательная война каждому представляла случай нажиться и вернуться домой с полными вьюками награбленной добычи, и что, наконец, помимо всего этого, ханы нередко дарили поступавшим в милицию земли, мельницы, оросительные каналы, сады или предоставляли в их пользу различные сборы. На этих условиях не трудно было набирать охотников, и в ставших российскими мусульманских ханствах всегда имелось наготове не менее двенадцати тысяч всадников».
Таким образом Паскевичем и был решен «вопрос по личному составу».
Источник: 1. Потто В.А. История 44-го Драгунского Нижегородского полка / сост. В. Потто. - СПб.: типо-лит. Р. Голике, 1892-1908. 2. Потто В.А. Кавказская война, том 5. Центрполиграф, 2023 г.
3. Познахирев В.В. © Кандидат исторических наук, кафедра истории и социально-политических дисциплин, Смольный институт Российской академии образования (Санкт-Петербург). Турецкая конница на русской службе.