В русской дореформенной орфографии твёрдый знак отделял приставку, заканчивавшуюся на согласную, не только от йотированной гласной, как есть сейчас, но и от э.
«Ъ» всегда ставился после согласной на конце слова (что забавно — й считалась полугласной, поэтому после нее твёрдый знак не ставился). Также из исключений — сокращения слов и инициалы.
Но, конечно, ъ по сложности местонахождения в слове ни в какое сравнение не шел со злополучной ять — «ѣ»...
ѣ
Чтобы понять правила ее произношения, надо было не только запомнить стихотворение про то, как:
«Бѣлый, блѣдный, бѣдный бѣсъ
Убѣжалъ голодный въ лѣсъ»,
Но и знать огромное количество тонкостей, связанных с употреблением буквы в однокоренных словах и одинаковых или похожих морфемах.
Вот к примеру, а почему это слово «рѣчь» писали через «ѣ», а «речение» через «е»?
«Летети» надо было писать через «е», а «лѣтати» через «ѣ»?
Имена Алексѣй, Еремѣй, Матвѣй, Сергѣй писали через «ѣ», а Асмодей, Андрей и Тимофей — через «е»? «Свирѣль» и «апрѣль» — через «ѣ», а «колыбель», «купель», «гибель» и «обитель» — через «е»?
А вот почему:
С самого своего появления, буква «ѣ» обозначала закрытый напряженный звук, средний между [и] и [э].
В русском языке до сих пор сохранились говоры с этим звуком, к которым, предположительно, относился и говор Михаила Ломоносова, который мог безошибочно отличать «ѣ» от «е» и потом дал ему место в своей грамматике. Остальной народ, вне знакомства с территориальным говором, принимал (и не принимал) значительные усилия для различения столь схожих фонем.
В результате «ѣ» навсегда стал символом русской дореволюционной орфографии, который отделял грамотных людей от неграмотных.