Найти тему

Памятник с особенным статусом

Приказ Гитлера местные оккупационные власти исполнили без колебаний. За уничтожение партизанами железнодорожной станции Славное, парализовавшей движение воинских эшелонов к фронту, жестоко расправились с мирными жителями.

Цинично и прагматично

— И сделали это предельно жестоко, не преминув привнести в этот жуткий процесс немецкую рациональность, — отметил ветеран глубоко изучавший эту преступную акцию. — Дело в том, что приказ Гитлера первоначально гласил: население всех деревень вдоль железной дороги от Борисова до Орши подлежит тотальному уничтожению. Командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Клюге, получив его, пришел в ярость. Дело не в его гуманизме (хотя он едва ли не единственный из верховного командования вермахта время от времени препятствовал жестокому обращению с населением). В данной ситуации он исходил из сугубо практических соображений. Кто в таком случае будет ремонтировать железнодорожное полотно, заправлять эшелоны водой и углем, загружать вагоны, очищать рельсы от снега? Фельдмаршал настоял, чтобы ставка Гитлера ограничилась частной акцией устрашения. Пусть нехотя, но с его доводами там согласились. Решили показательно расстрелять «всего лишь» 100 человек.

— Ну, и на кого пал этот страшный жребий?

— Оккупационные власти решили, раз станция располагается в нашем районе, пусть за ее разгром ответит местное население. Выяснять при этом не стали, кто конкретно в Славном помогал партизанам. Решили принести в жертву людей, сидевших в «Пушнине», по подозрению в сопротивлении оккупационным властям («Пушниной» в Толочине в годы войны называли тюрьму, которую оккупанты устроили в деревянном здании на углу площади в центре города.). К ним добавили, очевидно, жителей из ряда других деревень. Говорю это осторожно, потому как документальных свидетельств, что хватали их по этому поводу, нет. Достоверно известно только одно: в большинстве своем это были дети, женщины и старики. Логика оккупантов в этом случае была проста. Мол, партизаны, смотрите, что станет с вашими семьями в случае дальнейшего сопротивления.

Подробности, от которых стынет кровь в жилах

— И где же они с ними расправились?

— В Крупском районе. Этому тоже, как мне представляется, есть объяснение. Костяк бригады Жунина, разгромившей станцию Славное, составляли его уроженцы. Вот и решили оккупанты предостеречь местное население, что его ждет за связь с партизанами. В первую очередь это касалось мужчин, несколько тысяч которых согнали на место казни. Вот рассказ жителя Крупок Виктора Фомича Шершеня об этих страшных событиях: «У калону паставілі і усіх калонай пагналі да могілак. Гэта немцы тады расстрэльвалі у паказацельным парадку. Ніхто глядзець не хацеу, дык каб людзі, значыць, не уцякалі, кругом былі пастаулены кулямёты. А потым машыны прыйшлі, на якіх былі заложнікі. З машын здымаюць і да ямы. Верхнюю адзёжку з людзей паздымалі, з машыны далоў, а потым вядуць туды, да ямкі. Па адным, па адным. Тады страляць пачалі. А сагнаных мужчын вакол ямкі абганялі. Была там у заложніках адна жанчына, дык у яе дзяучынка была. Ужо з годзік, напэуна, ёй быў, ладненькая такая. Нехта з людзей пытаўся яе узяць. Але немец убачыу, адабраў дзіця і ў яму кінуў. Кожны тады старауся, каб меней глядзець. Вочы не падымалі. Потым ужо, як забілі заложнікаў, яны нас яшчэ каля ямкі абагналі, а тады пусцілі».

И таких воспоминаний в Крупском историко-краеведческом музее, где я познакомился с соответствующими материалами, десятки. Читаешь, и кровь стынет в жилах от ужаса. К слову, десятки мужчин после этого зрелища домой вернулись седыми.

— Фамилии жертв сегодня известны?

— Несколько фамилий назвала в своих воспоминаниях жительница Славного Нина Антоновна Жуковская: «Тады ў Крупках мужа майго Рому расстралялі. Са Слаўнага яшчэ Вараксу Івана, Валю Касмовіч з гадавалым дзіцём і Франю Навіцкую. А тады Рому і мяне забралі і павялі. На станцыю павялі, там сарайчык такі во стаяў. Укінулі ў гэты сарайчык. А ў мяне дзяучынка маленькая была, Галя. Каб не яна, не было б мяне цяпер. Як ішлі бежанцы, яна прыбілася. Матку бомба забіла, бацька на фронце. Жыла ў мяне за дачку. Гадоў сем ёй было. Дык яна прыйшла пад сарайчык і плача: «Маю цётку забралі... Майго дзядзьку забралі...» Тады пасля начы бургамістр мяне пусціў. Дзяцей ён дужа любіў. Гаворыць: «Ідзі і во прынясі свайму адзенне, чаму ён голы сяздіць». Я і пайшла. Але сама несці пабаялася, думала, другі раз пасадзяць. Дзяўчынка занесла. А тады Рому і Вараксу Івана адразу ў Талачын павезлі, у «Пушніну». Яны да расстрэлу там трохі сядзелі. А потым нехта бачыў, сказаў мне, што павязлі Рому ў Крупкі, па магістралі павязлі, што ў Крупках расстрэльваюць. Людзі казалі, што ямка там была такая, дык іх каля ямкі ў кружок паставілі і круглянскіх усіх пазганялі. Каб глядзелі: паказацельны расстрэл... Сама я тады ў людзей хавалася».

Приводит в своих мемуарах некоторые имена и командир партизанской бригады Жунин: «К яме подвели двух красивых девушек. Одна из них — Нина Крушинская, комсомолка, бывшая секретарша толочинской комендатуры. Они обнялись и запели... Следующей жертвой оказалась учительница Валентина Чеснович с грудным ребенком. Она крепко прижимала малыша к груди, но один из палачей вырвал ребенка и швырнул в яму. Женщина страшно закричала, глаза ее сделались большими-большими. Она бросилась на фашиста и здесь же повалилась на землю. Труп столкнули на живого ребенка. Мертвыми падают в яму Ирина Голубева с сыном, Мошкарёва с ребенком...

Так было расстреляно 100 человек. Свидетелей выстроили в колонну и провели вокруг ямы, заставляя смотреть на убитых и раненых. Того, кто отворачивался, били плетьми. А в огромной яме шевелились люди, слышались их предсмертные стоны. Еще живых начали засыпать землёй».

Некоторые фамилии жертв нам известны давно

Это случилось в самих Крупках?

— Нет, в 2-3 километрах от городка, рядом с кладбищем. Сегодня там проходит оживленная трасса, а в годы войны был глухой лес. В 1967 году рядом с братской могилой был установлен монументальный мраморный памятник с надписью: «Воинам, партизанам, подпольщикам, погибшим в 1941 — 1945 годах при защите Родины. Мирным жителям Крупского района и станции Славное, расстрелянным фашистами в 1942 году».

— Получается, в братской могиле покоится прах и других жертв оккупантов?

— Сотрудники историко-краеведческого музея Крупок говорят, что других захоронений здесь не было. Просто это место со временем стало символом злодеяний фашистов, творивших зло на нашей земле. По памятным датам именно здесь стали проводить общественно значимые мероприятия, связанные с трагическими событиями Великой Отечественной войны.

— Но на памятнике выбито много имен. Получается, жертвы преступления фашистов сегодня известны?

— Я тоже вначале так думал. Но, как оказалось, местные власти решили увековечить здесь и память своих земляков, погибших от рук оккупантов, чьи имена открылись в послевоенные годы. К слову, этот список в ходе исследовательской работы пополняется у них постоянно. За последний год три новые фамилии были выбиты на граните.

А вот имен наших земляков там нет до сих пор. Хотя некоторые из них известны давно.

— Может, со временем появятся и другие...

— Может быть. Опыт показывает: народная память цепкая. Считаю, будем уместным в этой связи обратиться к жителям района с просьбой: если кто-то знает любые подробности этой трагедии, обратиться в редакцию. Ведь памятник этот стараниями наших соседей, по сути дела, обрел особенный статус. Он хранит память о злодеяниях оккупантов на территории двух наших районов. Еще в конце прошлого века делегации из Толочина регулярно приезжали туда, возлагали цветы, участвовали в совместных мероприятиях. Увы! Сегодня эта связь как-то ослабла…

И еще одно яркое впечатление, которое я вынес оттуда. На месте этой братской могилы сами по себе выросли сосны удивительной формы. Их крупные ветви, словно руки погибших людей, из земли тянутся к небу, будто проклиная своих палачей или взывая к отмщению.

Преступление и наказание

— Хорошо, что мы этой темы коснулись. Возмездие, пусть время спустя, организаторов этого чудовищного преступления настигло?

— С 15 по 29 января 1946 года в Минске состоялся судебный процесс над восемнадцатью представителями немецкой оккупационной администрации, которым были предъявлены обвинения в многочисленных преступлениях на территории Беларуси. Среди них — генералы, офицеры, рядовые вермахта и СС, полиции, гестапо, жандармерии, взятые в плен и свезенные в Минск из разных стран Европы. Процесс проходил в окружном Доме офицеров и носил открытый характер. Его материалы впоследствии были изданы отдельным изданием. Приведу выписку из стенограммы допроса Иоганна Рихерта, генерал-лейтенанта, бывшего командира 286-й охранной дивизии, который был непосредственным организатором расстрела в Крупках наших земляков.

Прокурор: Теперь расскажите, что произошло на станции Славное.

Рихерт: В августе 1942 года партизанами была уничтожена вся охрана железнодорожной станции Славное, разрушено здание вокзала и водонапорная башня.

Прокурор: Какие в связи с этим событием вы получили указания от ставки верховного немецкого командования?

Рихерт: На следующий день я был вызван фельдмаршалом фон Клюге, который сказал мне, что он получил строгий приказ от фюрера, в котором говорилось о том, что нужно 100 человек расстрелять и сжечь все деревни, расположенные в районе железнодорожной станции Славное.

Прокурор: На каком протяжении было приказано сжечь деревни?

Рихерт: На протяжении от Орши до Борисова. Фельдмаршал Клюге спросил мое мнение насчет сожжения деревень, я отклонил это предложение, заявив, что немецкая армия не будет тогда иметь места для размещения своих частей, а население уйдет на сторону партизан. Население нам нужно было для того, чтобы зимой очищать снег на железной дороге. Фельдмаршал Клюге согласился со мной и убедил высшее командование в том, что эти деревни сжигать не следует. Но 100 человек было приказано расстрелять, что и было исполнено.

Прокурор: Кого вы расстреляли, лиц, непосредственно напавших на охрану, или людей, совершенно не имевших никакого отношения к этому происшествию?

Рихерт: Так как виновников, которые действительно принимали участие в нападении на железнодорожную станцию, было установлено мало, то в число намеченных к расстрелу были включены лица, которые никакого отношения к этому случаю не имели. Таким образом было расстреляно 100 человек.

Прокурор: В числе этих 100 человек старики и дети были?

Рихерт: Это мне неизвестно.

Прокурор: Таким образом, по вашему приказанию было расстреляно 100 человек. Об этом вы расписали в газетах, огласили по радио. А скажите, зачем вы согнали 1500 человек смотреть, как вы расправляетесь с населением?

Рихерт: Это было сделано для устрашения.

Прокурор: Кто непосредственно выполнял приказ о расстреле 100 человек?

Рихерт: Батальон моей дивизии.

Прокурор: Как вы, Рихерт, расцениваете расстрел этих 100 человек?

Рихерт: Как меру против человечности, против интернационального права неприкосновенности мирного населения.

Но раскаяние и осуждение нацистского режима на суде генералу не помогло. Он и еще 13 человек были признаны военными преступниками и приговорены к смертной казни через повешение. 30 января 1946 года на городском ипподроме рядом со Свислочью он публично был приведен в исполнение в присутствии десятков тысяч людей. Соответствующий документальный фильм сегодня есть в Интернете. Трудно в это поверить, но на кадрах кинохроники видно много детей. Впрочем, чему удивляться. Как вспоминает минчанка Инесса Мицкевич: «Мы сбежали с урока тогда, чтобы посмотреть. Дети войны, мы не испытывали ни страха перед убийством, ни тем более жалости к повешенным. Ведь они не люди! Так мы были воспитаны».

Но, увы, не всех виновников этой трагедии достала рука правосудия. Начальник оперативного управления генерального штаба сухопутных сил вермахта генерал Хойзингер, подписавший преступный приказ, укрылся в западной части Германии под крылом США. Требования СССР в 1961 году выдать его для суда как преступника отклонили. Увы! В годы холодной войны подобное поведение стало нормой. Более того, в ФРГ он занял крупный пост в бундесвере и умер своей смертью только в 1982 году.

Беседовал Михаил ПАВЛОВ.