Одним морозным зимним днем, плелись снежинки нитью под окном. Холодный ветер завивал и свистом из щелей окон в квартиру Льва немного проникал. Подул сильнее ветер зимний и свеч качающий огонь, потух и тонкий столб из дыма поднялся ввысь и там застыл средь копоти и дыма табака, что Лев за месяц накурил. И копоть та спускалась вниз, от потолка к обоям на стене, и лампа, что когда-то белой, девственной и чистой давала свет, уже покрылась желтой краской дыма, обои стали потемней, а их узор сменился с красок золотых, на цвет монет из меди. День ото дня Льва гложит мысль на темы истин бытия, он в думах мыслит и читает, но ничего не понимает, все выводы его идут к тому, что красный угол на стене, забыт и пылью годовой покрыт, там паутина на иконах и старых свечек фитили, что догорели до конца, а пепельница на окне забита пепелом от табака, который Льву не помогает, а лишь в депрессию вгоняет. Так днем и ночью в полудреме, пытается понять он, как в этом мире прожить без смысла и веселья, которого лишил себя. В шкафу резном лежит его одежда, пылится в нем, его изящный фрак, что он любил надеть к концерту, но более не видел он нужды, для посещения подобных мест. Его кровать прижата к стенке, белье на ней он не менял, привык он спать на ней в одежде, он никогда ее не заправлял. Напротив был хороший стул, задвинут он под секретер, единственному в этом доме, простому, чистому столу. Лежат в нем книги и тетради, все аккуратно, по местам. И Лев проводит вечерами за ним по несколько часов подряд. За ним читает он и ест, он пишет в нем по наслажденью, да только перестал он есть, да и писать забыл уж как. Он смотрит в тусклое окно, которое забито снегом, он смотрит каждый день туда, он видит тройки и кареты, цилиндры там и тут, то вниз по улице, то вверх по ней. Зажгут фонарь, так значит вечер, потухнет значит надо встать. Напротив вечностью стоят Петровских лет дома, с такими же забитыми от холода окнами. От вида стало тошно Льву, надел он плащик, шарф, цилиндр. Пошел на выход из тюрьмы, которая его держала, тоску ему все нагоняла, открыл он дверь и так свежо вдруг стало, там свет от солнца за домами, там небо яркое вверху, там воздух колется в носу и пар из рта идет, он выпрямил осанку, посмотрел налево, вправо и стал былое вспоминать. Налево шел, там помню был театр, кафе и центр города того, направо было дело, там был большой и шумный город, заводы, рельсы и вокзал. Подумал Лев и стал считать, так посчитав минутку, прикинул, про себя сказал и стал направо выдвигаться. Нос красным стал, прогнал из легких дым тот свежий воздух улиц, немного легче стало в голове, уверенней пошел по направленью Лев. Гудок! Раздался свист и дым из под моста забил, промчался паровоз, клуб дыма из трубы валил, большими облаками, верхушки белым переливались, а к низу зарево от солнца, растекшись по пару, всю линию идущую из труб, озаряло. Невероятно, так красиво, подумал Лев и не спеша продолжил путь. Садилось солнце и луна, как в декорациях театра, на тонкой ниточке тихонько поднималось, а на другом краю у неба, спускалось солнце за кулисы. Фонарщики зажгли огни и легкий запах газа, наполнил улочки, дворы. Лев шел, хотел скорей попасть к каналу, чтоб посмотреть на волн застывшие пейзажи, давно он не ходил гулять, отпало настроенье, но он решил сегодня встать, чтоб вспомнить прошлое веселье, чтоб жить продолжить, не страдать и поразмыслить над прошедшим, возможно позже навестит забытых дорогих людей, что были с ним все время вместе. И вот канал, на берегу нет освещенья, там лунный свет все открывает и блеск от кромки льда, его повсюду отражает, слой льда, так толст, что можно ехать на карете, и волны сильные ходили, что лед забрался друг на друга, образовав застывший облик волн. Насытившись увиденным он повернул обратно, уж поздно стало и опасно, и полный воздухом свободы, насытился он вдохновеньем и зашагал обратно к дому, прошел он мост, что был недавно, клубами пара перекрыт, прошел квартал, остановился, поникла к низу голова, шатнулась левая нога, рука, что трость его держала, разжалась выпустив ее, он на мгновенье испугался, почувствовал укол в груди, но было поздно и никто, не проходил вблизи него. Упал, слетел цилиндр, пошла по плитке кровь от головы, лицо застыло в цепененье, которое изображало, испуг и легкий признак на надежду, что это просто пустяки. Но сердце другого мнения держалось, оно не выдержало тромб, уже не билось ни оно, ни время на часах его. Один, под фонарем, на улице холодной, в шагах пятнадцать от дома, лежит теперь он головой, на льду, покрытом кровью. И как в театре, пелена, как занавес закрыла сцену. Закончилась его борьба, за жизнь, теперь тоски не будет вечность, теперь лишь отдых и покой, в небытие за гранью жизни на земле.
Тг канал автора: