150 лет назад родился великий иллюзионист Гарри Гудини, имя которого стало нарицательным. Специально для VK Гида историк философии, автор книг по истории искусств Никита Добряков проанализировал жизнь фокусника и нашёл ответ на вопрос, что такое искусство.
Кто такой Гудини?
Эрик Вайс, более известный нам под псевдонимом Гарри Гудини, родился 24 марта 1874 года в Будапеште. Семья будущего «короля иллюзий» эмигрировала в Америку, когда ему было четыре. Всё детство Эрика прошло в нищете, уже с восьми лет мальчик вынужден был самостоятельно искать деньги на пропитание. Но тяжёлые условия жизни не отразились на природном артистизме Эрика. С десяти лет Эрик практиковал фокусы, а уже в 13 устроился в бродячий цирк, где выступал акробатом. Примерно в это же время он начал совершенствовать свой главный инструмент — тело.
Десятилетия тренировок превратили тело Гудини в гибкий, крепкий и выносливый механизм. Он задерживал дыхание на четыре минуты, гнулся в любых плоскостях и мог за секунды складываться пополам. Фирменным приёмом стало освобождение из оков. Не важно, был Гарри в стальном бидоне, под землёй или висел вверх ногами, наручники, казалось, раскрывались сами. А секрет был прост: Гудини умело прятал отмычки между складками кожи или привязывал их к зубам. Остальное — дело техники.
Сам иллюзионист никогда не скрывал секреты своего мастерства и выпускал книги с разоблачением собственных фокусов. Но публику его откровения интересовали мало, зато слухи о сверхъестественных способностях Гудини распространялись со скоростью света. Повлияло повсеместное увлечение магией и медиумами на рубеже XIX–XX веков. Так Гудини понял, что на самом деле требуется публике, — ей хочется быть обманутой. Именно ради этого на его представлениях собирались толпы зевак, каждый раз удивляясь по сути одному и тому же. А Гудини умело манипулировал их вниманием. В этом искусстве ему не было равных.
Где-то здесь дежурная заметка о юбиляре могла бы закончиться. Но Гудини, кажется, сам того не понимая, раскрыл нам природу любого зрелища — не только фокусного, но и художественного. Ведь кого ещё так же часто определяют в волшебники, как иллюзионистов? Художников!
Искусство как иллюзия
Мой тезис прост: основа любого искусства — иллюзия. Как заправские фокусники, художники всегда обманывают нас своими работами.
Существует древнегреческий анекдот о противостоянии художников Зевксиса и Паррасия. Они не могли определить, кто из них лучше, поэтому решили публично сравнить свои работы. По легенде, Зевксис первым снял покрывало с картины, на которой была изображена виноградная лоза, причём настолько реалистично, что даже птицы пытались склевать её. Зевксис самодовольно призвал своего соперника сделать то же самое, но Паррасий парировал: «А никакого покрывала нет, оно нарисовано!» Публика единогласно отдала победу Паррасию. Так, в показательном соревновании двух художников победил тот, кто смог обмануть публику и своего противника.
Это был всего лишь анекдот, но если мы взглянем на работы Караваджо с его театральными сценами насилия или Вермеера с невероятно естественным освещением, везде мы увидим, как живопись обманывает нас, разными средствами заставляя поверить в реальность изображаемого.
Я скажу больше: даже самое реалистичное искусство, например фотография или документальное кино, в своей основе — иллюзия. Любой фотограф, кадрируя реальность, уже обманывает нас и управляет нашим вниманием с тем же проворством, с которым Гудини выбирался из оков.
Конец представлениям
Тем удивительнее, что последнее время в галереях мы теряем это ощущение иллюзорности. Искусство XX века бросило вызов своей собственной природе.
Вот, к примеру, arte povera, буквально «бедное искусство». Художники этого направления работают с текстилем, камнем и деревом в необработанном виде, возвращая ощущение «живого» материала. Такие работы, как «Кубистический метр земли» (1967) П. Паскали или «Без названия (иглу Гиапа)» (1968) М. Мерца, призваны обозначать только то, чем они физически являются. И ничего больше.
Созвучен им Ричард Серра со своими огромными лабиринтами «Материи времени» (1997). В зале нас встречают монументальные железные листы, образующие замысловатые узоры. Всё, что от нас требуется, — ходить рядом с ними, воспринимая их физическое существование. Да, в них нет никакого смысла, они ничего не изображают и ни к чему не отсылают. В этом и суть. Также мы можем вспомнить световые инсталляции Дэна Флавина («Памятник I В. Татлину», 1964) или скульптурный минимализм Дональда Джадда («Без названия», 1967). Всё работает точно так же: мы сталкиваемся с материальной фактичностью предмета, за которым нет никакой символической или иллюзорной природы. Он просто есть, и наша задача — открыться ему.
Все эти произведения искусства объединяет одно — они пытаются преодолеть иллюзорный характер художественного творчества и превратить его в реалистичную правду жизни. Но, если честно, публике такое сложно: искусство без иллюзии превращается в научный эксперимент или антропологическое исследование. Безусловно, мы всё ещё можем получать от него эстетический опыт, но для этого требуется куда больше сил и терпения, которое есть не у всех.
А я уверен: мы приходим к искусству, чтобы нас обманули, чтобы нам показали мир, удивительно похожий на наш, но всё же другой. Искусство — это побег от реальности, и когда она прорывается в произведения напрямую, нам от этого не по себе. Как не по себе от перформансов М. Абрамович, Й. Бойса или Венских акционистов, где живая плоть, кровь, а иногда и другие человеческие жидкости знаменуют собой отказ от театрализации. Тело художника — его произведение. В перформансе всегда всё по-настоящему — это ужасает и завораживает одновременно. Может, это новый Гудини?
Цифровое спасение
Помощь пришла откуда не ждали. Последние несколько лет наиболее активно развивается искусство цифрового мира, в частности искусство нейросетей. Что оно собой представляет?
В таком искусстве от художника требуется только ввести запрос, дальше нейросеть всё сделает сама и выдаст готовую цифровую картинку. Как вы понимаете, физически эта картинка не существует. Единственное, что создаёт нейросеть, — обманчивое изображение, которое на первый взгляд похоже на творение рук художника, но таковым не является. Не побоюсь высказаться прямо: искусство нейросетей — это чистая, дистиллированная иллюзия. Ведь это искусство, которое повторяет внешний образ искусства, ничего за этим не предполагая. Французский философ Жан Бодрийяр назвал бы это симулякром — образом без оригинала. То есть это искусство, вся сущность которого — быть похожим на искусство.
Удивительно, но даже в таком виде оно вызывает гораздо больший отклик аудитории. Почему? Искусство нейросетей реализовывает наш базовый запрос на иллюзорность. Мы хотим обманываться, и оно — пока, правда, с переменным успехом — старается это сделать.
Спасибо, Гудини
В завершение хочется вернуться к Гарри Гудини. Что позволил нам понять великий фокусник? Основа любого зрелища — обман. Иллюзионист, управляя взглядом толпы, маскирует от неё секреты своего дела, сталкивая зрителя с необъяснимым.
Создание произведения искусства — это такой же фокус, где ловкость рук и щепотка везения создают вау-эффект. Реальность сама по себе скучна. Нам хочется иллюзий, и не важно, что за ними стоит и стоит ли хоть что-то.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.