В одном чудесном городке решили установить памятник чиновнику. Инициатива исходила снизу, из народа, поэтому памятник должен был выглядеть так: толстый одышливый чиновник с тупым выражением на толстой ряхе свысока смотрит на маленького несчастного худенького просителя-очкарика интеллигентного вида, который на ниве борьбы с чиновничьим беспределом растерял последнее здоровье.
Памятники - вещь хорошая, и пущай ставят, если желание есть и возможности. Я не против. Однако вспомнилась мне в связи с этим история, которая разворачивалась у меня на глазах.
Сразу скажу - в этой истории изменены фамилии. В реальности фамильный коллапс действительно случился, у чиновницы и просительницы были "говорящие" фамилии. Например, Зайцева-Волкова, Кошкина-Собакина, Львова-Антилопова.
Также изменено название структурного подразделения. В реальности оно существует, просто называется иначе.
Первая часть Марлезонского балета
Итак, в «жилищном отделе» мэрии города Н. работала некто Мышкина. Не знаю, девичья это фамилия или по мужу, но она ей абсолютно подходила. Мышкина была субтильна до тщедушности, обладала тихим голосом, носила большие очки с сильными диоптриями. Увидев её в транспорте или на улице, вы бы приняли её за библиотекаря, учителя младших классов и тому подобное, но никак не за зажравшуюся чиновницу. При этом она ловко и быстро вела дела, не скандалила, умещала в своей голове целую энциклопедию и была незаменима на своём месте. Её не раз вытаскивали из отпуска, беспокоили в выходные и праздники, и она безропотно, с улыбкой Джоконды, тащила воз разнообразных дел. За себя, за коллегу, у которой опять заболел ребёнок, и за другого коллегу, который просто обнаглел.
Была весна, природа улыбалась, радостно пели птички, цвели одуванчики, когда в кабинет к Мышкиной вдвинулась "несчастная просительница", гражданка Кошкина. Гражданка Кошкина была в два раза крупнее Мышкиной, на две головы выше, и мощь её голоса была сравнима с Иерихонской трубой.
- Здрасьть, я по делу!
- Здравствуйте, слушаю вас.
Повисло молчание. Гражданка Кошкина выразительно смотрела, стараясь собрать слова в предложение без мата. Мышкина начала понимать, что добром все это не кончится и загрустила.
- Квартира у меня, понимаешь?
Мышкина кивнула.
- И сын Сашенька, хороший мальчик, не в отца пошел, отец козёл, трусов сыну ни разу не купил, как связался с этой шваброй крашеной, так сын не нужен стал, а мне ещё мать говорила...
- Так вот квартира у вас, что с ней?
- А, да! Жить нельзя в ней - грязь, клопы, унитаз раскололся, понимаешь?
Мышкина опять кивнула.
- Ремонт нужен, понимаешь?
Мышкина снова кивнула. И снова повисло молчание. Мышкина ждала продолжения, а Кошкина решила, что всё и так понятно.
Помолчали. Но молчание затягивалось и Мышкина решила уточнить:
- А в чем собственно вопрос?
Кошкина шумно выдохнула и покачала головой - экая ты дура! Всё же понятно!
- С ребёнком я живу, ремонт нам нужен, понимаешь?
- А-а-а! У вас проблема с перепланировкой, согласовать наверн...
- Какая перепланировка, чо там планировать-то! Ремонт нужен, РЕ-МОНТ! Обои поменять, унитаз, потолки покрасить.
- Так делайте, на это разрешения не нужно.
- Так неимущая я! - чётко отрубила Кошкина и впервые её лицо озарила улыбка от уха до уха. Можно было подумать, что её радует такое положение. Как будто бы она отдала бедным всё, что имела, отринула материальное и погрузилась по этому поводу в нирвану.
Мышкина по инерции тоже заулыбалась, и была немедленно наказана за неуместную радость.
- Что смешного? Живём с Сашенькой в этом клоповнике, отец трусов за всю жизнь не купил, сама тяну, а он всё этой швабре своей...
- Так вам пособие нужно оформить! Это в собес, они сидят на улице Ленина, дом...
- Не дают мне пособие, говорят, не положено. Мне ремонт нужен. Вы же жилищный отдел? Значит, по жилью работаете. Ремонт нужен.
- Так вы хотите, чтоб Я вам ремонт сделала!?
- Ну не ты конечно, строители...
- А за чей счёт?!
- Ну вы тут миллионами ворочаете, воруете - ладно, ты может не воруешь! - но все тут у вас воруют. Уж найдете, где денег на ремонт сиротам взять.
Мышкина даже не заметила, как "несчастная худенькая просительница, столкнувшись с несправедливостью и чиновничьим беспределом", перешла на ты. В своей жизни Мышкина общалась со многими людьми, среди которых попадались хамы и жулики, идиоты и зануды. Но всем им было далеко до тупой наглости и наглой тупости гражданки Кошкиной.
Собрав волю в кулак, "зажравшаяся чиновница" объяснила, что жилое помещение находится в собственности гражданки Кошкиной, и унитазы в нём она должна менять за свой счёт.
- Да унитаз ладно, мужик мой уж поменял... А ремонт-то вы мне сделайте, я не могу всё за свой счёт. Сашенька страдает, я неимущая...
- У вас же муж есть, сами работаете?
- Не муж он мне. Работаю, конечно.
- Не имеем мы права в вашей квартире за вас ремонт делать, понимаете? Если малоимущая - оформляйте пособие.
И так по кругу. Где-то на пятом кругу Кошкина сошла с дистанции. Пообещала найти управу, дойти "до самых верхов" и ушла.
Мышкина выдохнула и собиралась больше никогда с «несчастной просительницей» не встречаться. Ха, наивная!
Вторая часть Марлезонского балета
Сирень уж отцвела, но картошка ещё не заколосилась, когда Кошкина вновь появилась у Мышкиной. За два месяца она действительно дошла до верхов, откуда её ожидаемо спихнули обратно к низам, отчаявшись добиться понимания и адекватности от этой гражданки. Низы трепетали в предвкушении, а Мышкина хотела уволиться. Не отпустили.
Кошкина поняла, что "в рамках закона" она ничего не добьётся, и стала использовать другую тактику - брать измором. В ход пошли слезы несчастной матери 16-летнего страдающего лба, который мог бы и подработать летом на обои, и помочь их поклеить. Кошкина упирала на своё сиротство (ей на тот момент было под сорок), пьющую мать (лишенную родительских прав, когда Кошкиной-младшей стукнуло четыре), на отсутствие алиментов от бывшего дурака-мужа, на маленькую зарплату кассира в гипермаркете, на общее неблагополучие здоровья и тяжесть жизни. Она приходила аккуратно, раз в две недели, на протяжении четырёх месяцев. Ни разу не пропустила приём. Если ее не пропускали – сидела немым укором на лавочке под окном мэрии, ждала, пока Мышкина выйдет и затем провожала ее до остановки, идя немного поодаль и причитая. Иногда приходила и просто так – посидеть…
«Привлечь» ее было не за что – агрессии гражданка Кошкина не проявляла, а на лавочках сидеть никому не возбраняется.
Мышкина каждый раз, видя гражданку Кошкину в окно, грустила до скорби. Пару раз её выручали коллеги, но им не хватало терпения. Михалыч откровенно сказал, что в следующий раз даст "этой мерзкой бабе в глаз". А у него трое детей и ему нельзя терять работу и тем более ехать на полное гособеспечение на северА. Это ведь когда слесарь "мерзкой бабе" в глаз даёт, то его в лучшем случае пожурят и пальчиком погрозят. А когда это сделает чиновник... Как пить дать - сядет.
Осенью Мышкина снова пошла к юристам. Она ходила и раньше, но те не могли ей ничем помочь. Ну не делает мэрия ремонты в приватизированных квартирах граждан, хоть ты тресни! Но Мышкина снова пошла в безумной надежде найти выход. И он, представьте, нашёлся!
Всю схему рассказывать не буду, во-первых, сама не вполне её поняла, во-вторых, чтобы ни у кого не возникло соблазна. Скажу только, что для реализации этой схемы гражданка Кошкина должна была обратиться в суд с иском к мэрии. От ответчика выступила бы Мышкина, признала всё полностью, взяла на себя убийство Кеннеди, три «висяка» райотдела полиции и обязанность сделать несчастной просительнице ремонт за счет городского бюджета.
Третья часть Марлезонского балета
Примерно три месяца ушло у Мышкиной на то, чтобы уговорить Кошкину подать в суд. Мышкина не могла сказать напрямую, мол, мутится схема, чтоб ты просто отвалила, дура с ремонтом! Поэтому она вежливо своим тихим голосом уговаривала. Выглядело это предельно комично. "Понимаете, вы должны подать на меня в суд... Так надо, понимаете? Чтоб вы пошли и на меня в суд подали, решение примут в вашу пользу, понимаете? Конечно, меня обязательно накажут!".
Кошкина не понимала, плевалась огнём и слюной, костерила на все лады «бюрократов», и наконец затеяла визг и возню в соцсетях, обратившись к недоумкам-блогерам. Рыдала, что она слабая женщина, и в суде ее непременно обманут и обвесят. Пользователи соцсети ей в итоге и объяснили, что НАДО в суд. Иди, мол, неумная женщина. Дело тебе говорят. И Кошкина вняла голосу разума. Иск на Мышкину она писала под диктовку Мышкиной. В суд – подавать иск - её отвезли прямо из кабинета Мышкиной на служебной машине (не Мышкиной!). Вьюжил февраль, трещал морозец, когда дело в суде было рассмотрено и закрыто за 15-20 минут.
К маю в квартире Кошкиной уже завершился ремонт.
Кульминация Марлезонского балета
И снова буйствовала сирень, пели соловьи и дятлы, всё живое проснулось и тянулось к Солнцу, когда Мышкина снова увидела в окно Кошкину. Сомнений не было - Кошкина шла к Мышкиной. Наверняка, шла с благодарностью и несла в пакетике шоколадку. Или даже целый набор конфектов! Мышкина за два месяца без Кошкиной расправила плечи, стала хорошо кушать и перестала плакать во сне. Она была готова принять благодарность, а шоколадку с аппетитом съесть с послеобеденным чаем.
Кошкина начала разговор по-деловому:
- Ну чо, ЮльАндревна. Мать-то моя, знаете, чай?... Допилась до смерти!
Конечно, знаем! У нас не вот какая деревня на тридцать домов без телеграфа и телефона, чтоб не знать! У нас город на 300 тыщ жителей, с троллейбусами и центральным водопроводом. И, конечно, мы все 300 тыщ друг с другом близко знакомы. А уж за судьбой Кошкиной-старшей все ревностно и истово следили – уважаемая леди-пьянь, мать Кошкиной-младшей! Не кот начихал, извините за каламбур!
- Соболезную…
- Да черт с ней, туда ей и дорога! Так вот квартира осталась от нее – ужас! Грязь, клопы, унитаз расколот…
Вместо эпилога
Таки да. Я не против памятников – пусть их будет много и разных. Но пусть уж они отражают действительность. Эта история – лишь одна из тех, что мне известны. И я не отрицаю существование «зажравшихся бюрократов», но и выставлять всех просителей «несчастненькими жертвами чиновничьего произвола» никак нельзя.
P.S. От Кошкиной удалось избавится, она перестала ходить. Мышкина дышит полной грудью и по-прежнему числится среди самых ответственных и добросовестных сотрудников мэрии.