Найти тему

Глупость ведь тоже дар Б-жий

Байки для Завального

Шел 1990-й. Год, когда россиянам было ни до чего, кроме неутолимого желания выжить да прокормить себя и семью. И среди этого «ни до чего» оперно-балетное искусство плелось в самом хвосте очереди.

Лето. Самарский театр оперы и балета рванул на 3-месячные гастроли по маршруту «Сибирь – край высокой культуры». Он и впрямь оказался «высокой культуры», если бы не первый город. Кемерово.

Первый секретарь обкома регулярно ходил на наши спектакли – без предупреждения и свиты. Но городом управлял не он, а руководитель местного стачкома, угрозы которого остановить работы подвигали местных чиновников и партийных бонз к набору действий – плохо, впрочем, структурируемых. Ночью Кемерово окутывал фенольный туман – после выбросов с местных перерабатывающих заводов, а днем матери с детьми на руках громко протестовали против закрытия вредных производств, не обращая, похоже, внимания на свое потомство, родившееся с букетом хронических заболеваний, без ногтей, порой и без кожного покрова.

Горожанам было не до нас, и несколько дней, пока я не понял, кто отдает команды и к кому следует обратиться за помощью, пришлось заниматься поисками альтернативных вариантов работы.

Проверенный вариант – пойти к владыке. Предложить ему отыграть в храме прекрасную программу православной хоровой музыки. Ну почти как в Омске, о котором я писал в декабре.

И мы с нашим завпостом Олегом Хохловым отправились к владыке. Храм стоял где-то на отшибе, пройти к нему можно было только через огромный пустырь, густо утыканный пивнушками. Но это нас не остановило – пошли.

Аккурат в центре пустыря на нас начали надвигаться угрюмые фигуры. Неприятно, но мы продолжали свой путь. И когда «Шура понял, что его будут бить, возможно, даже ногами», один из приближавшихся рухнул передо мной на колени и возопил: «Отпусти грехи, отец!»

Причин этого утробного вопля я не понял, но на размышление у меня было несколько секунд. Если бы я начал объяснять этому постоянному клиенту местных тратторий, что я не его отец, то мы с Олегом получили бы в нюх мгновенно. И я выбрал путь кощунственный, но, в конце концов, забота о собственном здоровье и здоровье товарища – священна!

Я осенил отрока крестом (не уверен, что верно исполненным) и молвил: «Отпускаю!» После этого ритуала «отрок» схватил мою руку и обслюнявил ее от всей своей потерянной души.

Когда мы дошли до храма, я понял причину экстатического поступка аборигена: владыка был такой же рыжий, как и я (я в то время был рыжий), а в церкви «отрок» бывал редко, наблюдая происходящее вокруг него, не отходя от своего «намоленного» «паба».

***

И это не единственный мой двусмысленный поступок в отношении «матушки вашей церкви». Несколько лет назад (дело было осенью) двигаемся мы с Михаилом Яковлевичем Купербергом, президентом «Ракурса», от моего дома к его. Двигаемся степенно, разговариваем, и только начали пересекать площадь Павших Героев, обгоняют нас две «отроковицы», по всему – слушательницы расположенной неподалеку Духовной семинарии. Обогнали, оборотились, остановились, поклонились, перекрестились, вновь поклонились – и стоят как вкопанные!

Я, конечно, понял, что те, с кем меня перепутали – надеюсь, что только меня, иначе я даже предположить не могу, какой сорт грибов они осенью предпочитают, – чего-то при этом делают, но что делают в таких случаях, я не знаю! Сымпровизировал: подошел, поцеловал обеих в лбы и разрешил продолжать движение.

Не обижайтесь только: дурь – она не щадит никого, ни верующих, ни атеистов. «Глупость настолько непроходима, что ее невозможно исследовать до дна. В ней не рождается никакого отзвука. Она всё поглощает без возврата» (Оноре де Бальзак).