Короткий мужской крик заставил Тошиюки вздрогнуть. Он точно знал кому он принадлежит.
- Даже умерли почти синхронно.
- Не говори так... Это просто ужасно, – его собеседник на секунду испугано взглянул на него, но снова сосредоточился на своих поисках.
В охотничьей комнат и впрямь было много оружия. Массивные неподъемные уточницы, изящные украшенные «парадоксы» и «рояли» с соблазнительной надписью «Голланд и Голланд», безымянные двустволки – бесполезно красивые без пороха и патронов. Грозно стоящие на резных подставках охотничьи ножи с изящными рукоятками были предусмотрительно затуплены, дабы никто из гостей отеля не поранил себя по глупости или незнанию. Даже бутафорские короткие дротики и копья крошились в руках двоих мужчин – тени лишь насмешливо пробежали по папье-маше, рассеиваясь под приглушенными проклятиями. Вся комната была полна оружием, но ни одно из них не могло послужить своей цели.
Микель взъерошил свои короткие светлые волосы обреченно прикусив губу. В камине еще плясали остатки пламени, а на столике аккуратно лежала колода карт – всего каких-то тридцать минут назад они жили в совершенно другой реальности. В легкой, успешной, радостной иллюзии знания будущего. Взгляд мужчины упал на несколько так и неоткрытых бутылок разного алкоголя. Они думали открыть их завтра после прогулки в лесу и устроить дегустацию. У них были великие планы на целую жизнь вперед. Мужчина резко отогнал мысль об алкогольной анестезии, он не мог позволить себе просто так опустить руки.
А вот Тошиюки, не менее раздосадованный, но все еще более сдержанный, проследив за взглядом друга, сделал два быстрых шага и сорвав крышку ближайшей бутылки, щедро заполнив большой бокал абсентом. Он прекрасно понимал, к чему все идет. Эта комната – их ловушка. В ней не было окон, не было выходов, не было оружия. Надеяться что эта иллюзорная баррикада сможет их спасти было бы глупо – если это нечто выламывала двери номеров, значит, пусть и не сразу, но оно сюда проберется. Конечно, была призрачная надежда, что их не услышат, не заметят, пропустят – но это было бы глупостью. Наивно даже на секунду подумать, что им может повези. А значит...
- Не вижу смысла более переживать, – Тошиюки протянул бокал Микелю.
Мужчина несколько секунд застывше смотрел на бутылку, снова мысленно решая про себя. Но отвел беспокойный взгляд, потерянно обшаривая комнату, ища хотя бы намек на возможное спасение. Он все же подхватил большой охотничий нож и кочергу с костяной ручкой. Примериваясь, он несколько раз махнул своим оружием, и нервно прошелся по комнате, уже в который раз судорожно ища выход.
Тошиюки, опустошивший свой первый бокал и уже наливая второй, молча наблюдал за миром вокруг. Он расслабленно плюхнулся на кресло, глядя в изумрудный омут в своих руках, иногда краем глаза отслеживая очередной рывок надежды своего друга.
- Ты так боишься смерти?
- Что? Дда, конечно, – пара шагов на осмысление вопроса. В воздухе наконец-то замерла тишина, – ты уже смирился, да?
- Дорогой мой друг, есть очень хорошая фраза, – алые от блеска пламени глаза мелькнули из-за очков, – если ты не готов быть убитым – не убивай сам. Я хирург, на моем столе было очень много людей. И среди них были те, кто нашел там покой. У кого-то кладбище, у кого-то целый некрополь, но суть одна. Мы все умрем рано или поздно. Не вижу смысла делать из этого трагедию или увеличивать свои мучения. Все остальные должно быть побежали в гостиную или столовую, и возможно даже смогут спастись. А может и нет. И я сколько угодно могу строить из себя скептика, но мы оба видели это своими лазами. Всегда есть шанс что это только дурной сон и ничего страшного не произошло. В любом случае, – он пожал плечами и сделал глоток. Он вытянул руку вперед, глядя на огонь сквозь призму хрустальных граней, заполненных ярким травяным светом.
- Я не могу смириться, только не я, – Микель сглотнул. Он устало опустился на шкуру медведя перед камином, все таки приняв из вытянутой руки бокал. Небольшой полуглоток, не более. Он попытался заглянуть в зеленую бездну, но, не найдя там ответа, вернул бокал обратно, – мы планировали поехать к моим родителям после. Я, моя жена, близнецы. Не могу даже представить, через что они пройдут, если я не вернусь.
- Через скорбь, мой друг. Они почувствуют как их сердца разрываются только от одной новости о твоей смерти. То что останется, будет уничтожено когда они увидят твое тело. Это невероятная боль от потери близкого. Но пройдет время, и поверь мне, мой друг, даже эти раны затянутся. Они будут помнить тебя. А может наоборот, забудут, проклянут и отрекутся. Ты никогда не знаешь, что произойдет после твоей смети. Вот только даже выдумывать сценарии нет смысла – жизнь повернется так, как ты не предполагаешь. И ты не можешь ничего изменить, – новый глубокий глоток, почти до дна. Рука не дрогнет от опьянения, но все таки на трезвую голову это должно быть будет крайне неприятно, – дорогой мой друг, когда ты умрешь, тебе будет все равно, что происходит в мире живых. Ты знал, что последним работающим органом чувств у человека является слух? Ты уже не сможешь видеть и даже чувствовать, но ты продолжишь слышать еще несколько секунд, прежде чем мозг окончательно погаснет. Однако, в нашем случае мы не услышим плача близких. Так что оставь их участь им, и пойми, какая участь ждет тебя.
Плеск абсента прервали новые крики. Приглушенные, эхом доносившиеся из далекого коридора. Осмысленные и беспорядочные, они отражались от каменных стен и проникали в самые тихие и спокойные уголки замка.
- Чтож, поздравляю, сейчас будет решаться наша судьба, – Тошиюки тихо поставил бутылку на стол,- иронично. Люди стадные животные, и обычно отделившиеся от стаи животные погибают первыми, а тут все наоборот, – он невольно перешел на громкий шепот, мысленно усмехнувшись. Каким бы он ни был скептиком, жить все равно хотелось.
Микель подскочил, нервно сжимая рукоятки своего оружия. Он не заметил сам, как от напряжения его тело буквально стало горячим. Испарина на лбу отражала в своих мелких капельках огонь. Тошиюки тихо хмыкнул, но все таки небрежно расстегнул несколько верхних пуговиц на рубашке и нащупал во внутреннем карма пиджака футляр со скальпелем. Он решительно достал плоскую деревянную коробочку и открыл. На прохладной стали миниатюрного хирургического инструмента было выгравировано «Учителю от благодарных последователей». Мужчина улыбнулся. Может у него не было детей, не было продолжения в материном мире, но он точно знал, что в духовном аспекте этой планеты он уже оставил большой след. Он оставил свои знания, свой опыт, и сможет успеть умереть не очерня своего образа в чужих глазах.
Пламя резко пропало, прибитое внезапным вниманием тьмы, и снова расправилось, мелкими языками пламени дрожа в камине. Дверь содрогнулась от резкого удара, но все таки выдержало эту тяжелую атаку.
- Полагаю, мой друг, пришла пора прощаться. Нам не повезло,- Тошиюки с немного грустной улыбкой посмотрел на испуганного Микеля, – я все еще могу помочь ускорить процесс, – он недвусмысленно покачал в воздухе лезвием.
- Что? Нет, нет, я... Я же пообещал им, что когда я вернусь... Нет, я не могу, – мужчина сглотнул, чувствуя как к глазам накатывают слезы.
Его друг, такой спокойный, лишь улыбался. Он встал в с кресла, опрокинув в себя еще один бокал резким движением. Новый удар, сотрясший всю комнату и начинающую съезжать баррикаду. Мужчина протянул своему потерянному другу руку.
- Тогда пора прощаться. Я не хочу растягивать свою агонию и представлять что они делают с телами. Я рад нашему знакомству и хочу верить что у тебя все таки получится. Спасибо.
- Тошиюки, я... – мужичины на секунду замершие в рукопожатии сделали шаг навстречу друг другу и обнялись.
- Прости, что я такой трус и ухожу вот так... Удачи.
Тошиюки первым сделал шаг назад и опустился в кресло. Чувствуя как опьянение уже вовсю бежит по его венам, он облокотился на спинку кресла. «Надо же, такое удобное» подумалось ему и мужчина прикрыл глаза. «Это как будто ты бреешься опасной бритвой, только неудачно» – пошутил он у себя в голове напоследок. Под звуки третьего удара на пол упало острое лезвие.
Последний в живых всхлипнул, отведя глаза от страшного действия. Он остался один.
Четвертый удар. Следующий будет последним. Да, шансов мало, а точнее вообще нет. Но убить себя добровольно? Ни за что. Привыкший сражаться до конца Микель просто не мог так взять и опустить руки. Нет!
- Прости, – прикрыв свои глаза ладонью, боясь посмотреть в сторону умершего друга, он подобрал скальпель. Бесполезный нож и кочерга были отброшены. В последние секунды мозг заработал быстрее. Звон разбиваемого стекла, приглушенного мехом погибших животных. Плеск выливающегося абсента, виски, водки. Последняя бутылка разбилась в камине, взрываясь всплеском пламени одновременно с последним ударом. Выбитые волной тьмы двери разлетелись в стороны бесполезными кусками древесины. Баррикада посыпалась, скрипя резными ножками по паркету. Вспыхнувшая шкура медведя ослепительно и сухо загудела от объявшего ее пламени. Огонь заплясал по всей комнате: по высохшим чучелам, пожирая стеклянные глаза; по дорогим пахнущим алкоголям креслам; заползал на красивые гобелены со сценами охоты. А на секунду застывший посреди этого безумия человек слепо смотрел в сторону входа. Туда, откуда тянулась тьма. Туманные лохмотья кожи свисали с мутных жемчужных конечностей, больше похожих на плети погонщика с крючьями. Где-то в глубине расплывающейся в воздухе фигуры пульсировало белесое созвездие – были ли это глаза или нечто иное - у Микеля не было времени на разгадки. Выход был перекрыт и его надежда на то, что напуганные пламенем твари отпрянут растаяла без следа. И вот он сам, заточенный в жаркую ловушку, теряя кислород, обреченно смотрел на то, как тварь равнодушно перетекает в комнату.
- Не приближайся , – такой маленький, смешной скальпель в вытянутых руках, последний жест умирающего, – я не умру, я не умру! Я не буду умирать, слышите?! Вы не убьете меня! Ради детей, ради Марты – я буду жить!
С обезумевшим взглядом, он кричал последние в своей жизни слова, чувствуя как задыхается, как жаркое пламя уже вот-вот перекинется и на него. Он бросился в отчаянном порыве на тварь, пытаясь ударить острым лезвием прямо в сгусток тьмы и замер, распятый в воздухе множеством жгутов. Они сжимали его руки, сдавливали мышцы ног. Они раскрывали его глаза еще шире и держали голову. Не давая двигаться. Не позволяя отвести взгляд. Мужчина тонул в собственном крике, не в силах противостоять животному страху. Белесое созвездие стало разгораться, двигаясь в такт пламени. Белый лунный свет заполнял сетчатку, проникал в само сознание, эхом повторяя «ради Марты я буду жить». Сознание растворилось под жемчужным белесым туманом, растворившись в последних звуках треска пламени. Огонь начал угасать в резком холодном порыве умирающего мира.
Еще три струны с тяжелым густым звуком лопнули. Но он еще мог жить.
Ради любимых.
