Глава 2. Главный врач, заведующий и ординатор.
Игорь Маратович, ведущий хирург отделения, быстрой, но неторопливой походкой шел по опустевшему коридору. Время позднее. За окнами смеркалось, хотя летние дни тянутся бесконечно. Пришлось задержаться, запутавшись в паутине рутинных дел. Но, настроение было приподнятое. Не произошло ничего хорошего. И ничего плохого. А в его работе – это несомненный плюс.
Через дверной проем соседнего кабинета просачивался рассеянный пучок света. Странно. Заведующий, врач старой, Советской закалки, Кирилл Афанасьевич, владелец редкого сейчас имени, задержался на работе. Такое случалось редко. Он предпочитал прийти раньше, если необходимо, но уйти, как и все – вовремя. Тщательно придерживался режима, потому и сохранил по сей день отменное здоровье.
Постучал.
- Заходи, Игорь, - услышал через дверь.
За столом, с аккуратно разложенными папками, бумажками с нацарапанными каракулями, и прочей бюрократической мелочью, сидел, забаррикадировавшись, хозяин. Сдвинув очки на лоб, которые использовал для чтения, жестом пригласил присаживаться.
- Хорошо, что зашел, Игорь. Я собирался тебя позвать.
- Что-то случилось, Кирилл Афанасьевич?
Врач задумчиво поглядел на подчиненного.
- Устал я, Игорь, - нехотя согласился заведующий. И тут же добавил. – Не сегодня. Вообще, устал. Больные меня не раздражают, не волнуют. Постарел я, что ли? А? … Игорь, посмотри моего больного?! – попросил неожиданно он.
Игорь сильно удивился. Такого не случалось. Но виду не показал.
- Посмотрю, конечно…
- Вот, спасибо… У меня шарики не работают. Вроде оперировать надо, а вроде – и нет.
- Конечно, надо…
- Холодный я стал, - сказал Кирилл Афанасьевич, говоря, скорее, для себя. – Нельзя подходить к столу холодным. Понимаешь? Что-то кончилось во мне, Игорь… - он грустно закивал головой, и смотрел на хирурга с извиняющейся улыбкой. – Но, я без этого не могу… Без нашей нервотрепки, выздоровлений, огорчений…
- Темните вы, Кирилл Афанасьевич… - улыбнулся Маратович, чувствуя подоплеку. – Что придумали?
- Ну, придумал. Главврачом мне предлагают. Тебе отделение отдам!
- А не пожалеете? – спросил Игорь, зная – жалеть не придется. – Бумажки-то засасывают.
- Ну, так надумал. Уж лучше я буду честным чиновником. Игорь, я себя прежним помню… Как по деревням мотался. Орловская область… Не объять! А роды я принимал черт знает в каких условиях. Знаешь, лучше я буду честным чиновником. Дураков, как ты, от еще больших оберегать, - он тихо рассмеялся. И надолго замолчал, покусывая дужку очков. – Одно беспокоит… Кого ты вместо себя оставишь? По наследству не только плановую хирургию принимать придется, но и экстренную. А быть заведующим – ой, не сахар. И операции тянуть… Нет, не потянешь…
- Снегирева можно.
Кирилл Афанасьевич фыркнул.
- Ты не подумай, что я к нему плохо отношусь. Нет-нет. Но, ведущим хирургом отделения?!
- Кирилл Афанасьевич, Снегирев – талантливый хирург.
- Увы, да! – вздохнул заведующий.
- Почему, увы?
- У него, следует признать, огромный потенциал. Мозги – профессорские, руки – кандидатские. Должность – врачебная. Умению диагностировать можно завидовать и белой, и черной завистью. И ведь, не пользуется даром, стервец. Потому и не хочу брать ведущим хирургом. При всех плюсах есть огромный минус – амбиции у твоего Снегирева как у академика. А это никогда до добра не доводило. Тем более, поговаривают, выпить он не дурак, - видя, как Игорь Маратович опускает глаза, добавил, - вот-вот. И хватается за операции, которые еще осилить не умеет. Потому и процент смертности…
- Так ведь, неоперабельных берет, от которых другие отказались. Прежде чем взяться, литературы вагон перелистает. Проконсультируется. На ходу обучается.
- Это его единственное оправдание… Хорошо, Игорь. Я подумаю… Думаешь, справится с двумя отделениями?
- Ну, Кирилл Афанасьевич. В экстренной я только числюсь ведущим, сами знаете. А заправляет он. А в плановой – поддержу.
- Хорошо, Игорь, я серьезно подумаю. Только… Думаешь, он это ради науки, ради больного делает? Или чтоб себя потешить, миру всему что-то доказать?
- Не знаю, - пожал плечами Игорь Маратович.
- Вот и я не знаю… Потому и сомневаюсь.
- Древние говорили: «Сомнение предательству подобно».
- Правы были древние. Только они вот что еще говорили: «Есть сомнения – сомнений нет!»
- Ну, - развел руками хирург, - в таком случае, вам решать. Раз вы творчество древних лучше меня знаете.
- Заговорил я тебя, Игорь? Заговорил. Иди, иди.
- Стой! – неожиданно воскликнул он, и Маратович замер.
Обернулся.
- Что ты думаешь на счет Курицина?
Хирург живо представил тезку Снегирева. Живой, торопливый, активный… Но, очень молодой. И, грамотный врач. Жадный до обучения.
- А не слишком молод?
- В том-то и дело. Но, краснодипломник, что не спросишь – на зубок.
- Это и пугает.
- Отчего же?
- Когда все знаешь, думать не получается. Случись что в учебнике не прописано, вот тебе и паника.
- Верно… Но, из хорошей семьи, - перехватывая недоуменный взгляд, продолжил, - я, Игорь, вот что думаю: для хирурга воспитание большую роль играет. Если родители, а дай Бог – бабка с дедом – интеллигенты, так они и людей любить научат. А в профессии хирурга любовь к людям не последнюю роль играет. Снегирев – без роду, без племени. Одинок. А одиночество человека озлобляет. Кто одинок, только о себе думает. А Курицин – педант. Выдержан. Голос на пациента не повысит. Бранного слова от него не услышишь. Не опаздывает, ко всем мероприятиям заранее готовится. Надежный, что ли? – подбирая нужное слово, задумался заведующий.
- А как ассистирует?
- Для его возраста - хорошо. Сравниваю с твоим любимцем, Снегиревым, земля и небо. Я когда оперирую, все на Снегирева ненароком поглядываю. А в глазах того – всегда усмешка. Будто не ассистирует, а экзамен принимает. Хотя, признаюсь честно, нареканий нет. Но, и надежности в нем не чувствуешь. Кажется, позови с операции на море убежать, еще халат на пол не упадет, а он уже по лестнице скакать будет, - пошутил пожилой врач. Доля правды в словах была. – Будто школяр на перемене.
- Что верно, то верно, - согласился Игорь Маратович. – Только вот это в нем мне и нравится. Живой он, но… очень умный. Справится, Кирилл Афанасьевич… Интуиция, что ли? Не по учебникам, по разумению живет. А Курицин бумажную истину в жизнь тянет. И знаете, Курицин в медицину влюблен по молодости лет, а у Снегирева любовь до самой старости продлится. Единственно настоящая.
- Ладно, - подвел итог заведующий. – Раз единого мнения нет, ты, Игорь, к обоим присмотрись. И я присмотрюсь.
Игорь Маратович, задумчиво покручивая ключи на пальце, застыл в коридоре, мыслями разбегаясь и, прыгая в будущее, пронзая его. И думал он не о новом назначении, а осилит ли свое молодой и амбициозный Снегирев. Или, поднявшись на высокий пьедестал, рухнет, сильно расшибившись. Власть ничтожных делает ничтожнее, а великих – величественнее. Игорь Маратович так и не понял за десять лет совместной работы, каков Сашка Снегирев.
«Дела рутинные подождут, – подумал заведующий, принимая решение. – Сколько не разгребай, насыпаются новые. В экстренную загляну. Снегирев дежурит, посмотрю. Не зря ли рекомендовал… Сомнения предательству равны… - процитировал сам себя».
Спустился двумя этажами ниже по темной лестнице. Привычка. Каждая ступенька знакома. Каждая выщерблина чувствуется ногой, как родная.
В ординаторской свет не горел.
- Вот, негодники, - беззлобно возмутился Игорь Маратович. – Ведь вчера только разнос от главврача получили, что спят на дежурстве.
Открыл дверь. Шагнул.
- Снегирев, ну сколько раз просить не шуметь, - услышал он сонный голос операционной сестры.
- Та-а-а-ак…
- Ой! - испуганно послышалось со стороны кушетки. – Это вы, Игорь Маратович?
- Нет, тень отца Гамлета.
- Простите, я…
- А Саша где?
- К «своей» девочке пошел в гнойную… - уже спокойнее ответил голос.
- Та-а-а-ак… - протянул заведующий, стараясь нагнать страху на персонал, гнева не испытывая.
Нину после госпитализации и длиннющих манипуляций, определили в палату. Она вторые сутки стоически выносила боль, и заплакала один раз, когда ее перекладывали с носилок на кровать. Больше не жаловалась, только в глазах, когда приходила в себя, стояли слезы.