Считаю нужным дополнительно опубликовать, с целью просвещения, выступление находившегося в годы Гражданской войны на нелегальном положении Виктора Михайловича Чернова, законно избранного Председателя Всероссийского Учредительного Собрания, разогнанного Лениным и Колчаком, вождей левой и правой контрреволюции, перед английской рабочей делегацией и московскими рабочими на общем собрании союза рабочих-печатников г. Москва устроенного в честь английских гостей 23 мая 1920 года.
"Товарищи, - сказал я в этой речи, - позвольте мне от вашего имени приветствовать представителей английского пролетариата, которым впервые удалось прорвать сеть колючих проволочных заграждений и перешагнуть через искусственно вырытую пропасть, отделяющую Россию от всего мира. Одним своим присутствием они оказали нам неоценимую услугу. Давно уже в России мы не видели такого зрелища, как это собрание - массовое собрание рабочих, никем не подтасованное, не процеженное сквозь десятки простых и чрезвычайных сит, собрание не бюрократических верхов бывших профессиональных союзов, превращённых в правительственные канцелярии, а самих рабочих низов и свободной трибуной. От всего этого мы успели отвыкнуть, от всего этого нас успели отучить. Но вот после осеннего октябрьского потопа, бесследно смывшего с лица земли все добытые февральской революцией вольности, является первые дуновения свободы, которые так жадно вдыхают наши лёгкие. И я предлагаю вам, товарищи, вставанием и дружными аплодисментами благодарить за эту новую услуга представителей английского пролетариата (собрание поднимается и аплодирует присутствующим членам английской рабочей делегации). Товарищи, наши гости застают Россию в момент огромной, мировой важности. Чтобы найти в летописях что-либо подобное, нам пришлось бы отойти в седую даль, к первым векам христианства, когда оно выступало как религия обездоленных, религия трудящихся и обременённых, идущая на мучительство и дерзнувшая в своих первых порывах к братству дойти до коммунистической общности имуществ. И вот, перед глазами изумлённого мира, эта религия подверглась медленному, но фатальному перерождению. Она стала господствующей религией, она отвердела в церковную иерархию, поднявшуюся из подполья на самую вершину общественной пирамиды. Люди, ещё недавно произносившие обеты нестяжания, нищенства и презрения к земным благам, постепенно превращались в людей, упоённых властью и верными спутниками власти - богатством, блеском, мишурою и комфортом высоко вознесясь над толпою - по-прежнему голодающей, холодающей и забитой толпой. Когда-то гонимые, рыцари свободного духа превратились потом в деспотов, гонителей, искоренителей ереси, инквизиторов совести, тюремщиков души и тела. Та жа роковая судьба на наших глазах постигает и нашу правящую партию. Когда-то её программа была животворящей, кипучей, свободной и смелой социальной и революционной религией гонимых. Ныне она превратилась в казённый, застывший, мертвящий, деспотический символ веры гонителей. Под новой коммунистической фирмой возродилась, развилась пышным цветом распустилась советская буржуазия и советская бюрократия. О том ли мечтали рабочие? - Они, по самой природе вещей, стремились к свободному, рабочему социализму, социализму вольного массового творения. Могли ли они думать, что получат вместо этого, какой-то новый, партийный абсолютизм, какой-то своеобразный опекунский социализм, олигархически-чиновничий, по строю управления, казарменный и военно-каторжный по методам, словом, аракчеевский коммунизм? И как лучшие из христиан,с горьким недоумением и разочарованием спрашивали новоявленных блестящих прелатов церкви: что сделали вы с нашей верой, верой простых галилейских рыбарей, людей вольного труда? Так и теперь, лучшие из рядов самих коммунистов должны были бы, очнувшись от гипноза, спросить своих вожаков: что сделали вы с нашим рабочим социализмом, зачем вынули вы из него самую его душу - свободу, мать всякого живого творчества? Зачем вы обрекли его на бюрократическое вырождение, превратили его в живой труп ?"
По окончании моей речи, из многочисленной аудитории стали раздаваться голоса: "Имя, имя оратора!" Председатель в ответ на это сказал: " Так как партия социалистов-революционеров объявлена нелегальной, мы не считали себя в праве спрашивать имя оратора". Но мне не хотелось скрывать от этой явно сочувственной аудитории своё имя, и перед тем, как покинуть трибуну, я сказал: - Вы хотите знать моё имя? Я - Чернов. Собравшиеся сейчас же поднялись, многие вскочили на стулья, и мне была устроена такая овация, какой за всю мою жизнь не приходилось переживать. Миссис Сноуден и другие английские делегаты бросились ко мне и стали задавать вопросы, но члены нашего ЦК и другие товарищи схватили меня за руки и увели из помещения: "Скорее, скорее, тут вам не Англия". Из помещения, где состоялось собрание, я выбрался благополучно, ибо все входы и выходы были заняты надёжными людьми. Охранялись так же и телефоны чтобы не допустить вызова отрядов Чека. Конечно, такое состояние могло быть длительным, но мне достаточно было 15-20 минут, чтобы скрыться в переулках Москвы и добраться до заранее для меня приготовленной квартиры. Вскоре после моего выступления тревога была дана по всем инстанциям. По улицам сновали мотоциклеты. Патрули останавливали прохожих, обращая особое внимание на бородатых. Заняты были вооружёнными отрядами все вокзалы и все дороги ведущие к Москве. Шли массовые обыски не только по квартирам, но обысканы были все московские и пригородные больницы. Обыскивались поезда ... Лихач и Артемьев (члены нашего ЦК) сообщили мне на другой день, что в кадетских кругах говорили: "За это выступление Чернову можно всё простить". Я им сказал, смеясь, что бы они ответили кадетам, что им следовало бы больше думать не о том, чтобы прощать, а о том чтобы самим получить прощение. Ввиду постоянных провалов с типографиями, не возможности достать бумагу, помещение и т.д., Центральный Комитет решил в это время перенести печатание нашей литературы заграницу. В связи с этим было принято и решение о моём отъезде из России. Надёжные эстонские друзья раздобыли мне паспорт умершего эстонца. Я благополучно проделал все необходимые формальности и в одном из поездов с репатриантами, которые возвращались к себе на родину, - я покинул свою родину ... ( Из книги В. Чернова "Перед бурей". )
Я решил перепечатать не только выступление В. Чернова на собрании профсоюза рабочих-печатников руководимой меньшевиками, они пострадали за это, но и дальнейшие действия В. Чернова по уходу от преследовании ВЧК. Это воспроизводит, для читателя, обстановку политического сыска коммунистической жандармерии по подавлению инакомыслящих в РСФСР того времени, а именно в 1920 году. При Сталине всё будет гораздо жестче. Но ясно из приведённого отрывка что начало загнивания режима ленина-сталина лежит именно в гражданской войне, в отсутствии народной, социалистической демократии. Можно дополнить что в конце 1918 года В. Чернов будучи председателем членов Учредительного собрания был арестован в городе Екатеринбурге, после колчаковского правого переворота военных с центром в Омске против Директории Учредительного собрания. Когда колчаковцы отконвоировали эсера В. Чернова в Челябинск и вели его по улице города, белочехи напали на конвой и отбили Чернова, а затем помогли перебраться на территорию Советской России, где он вскоре вынужден был перейти на нелегальное положение.