В свою очередь, на Руси, с пресечением мужской линии Македонской династии, с недоумением, переходящим в презрение смотрели на становившихся императорами мужей стареющей императрицы Зои. Последнего из них – Михаила IV - Русь официально даже не признала, ведь он устранил от власти «порфирородную» правительницу, к тому же состоящую в родстве с русским великим князем, формально, через тётку Анну, жену Владимира, приходившимся ей двоюродным братом. Такое наследование высшей власти роняло авторитет Константинополя в глазах высоконравственных киевских неофитов.
Если в материальном отношении Русская церковь, опирающаяся на всю мощь государства, стремительно усиливалась, в организационном она находилась в неопределённом состоянии, фактически управляясь князем, при том, что «по закону» должна была полностью зависеть от Константинополя, присылавшего своих ставленников на епископские кафедры. До сих пор среди исследователей нет единого мнения о существовании митрополии в Киеве до 1039 г. Самоволие Ярослава с назначением местных владык воспринималось греками как недопустимое вторжение в область церковной власти. К тому же, если Владимир, силой оружия вырвавший у ромеев родство с императорским домом, заставил с собою считаться, как с царём, то Ярослав, при всём его наследственном «каганстве», авторитетом в Империи не имел. «Ярослав Владимирович, - по словам А.Н. Сахарова – лишь утверждался как великий князь Руси, он нуждался не только в широкой идеологической поддержке внутри страны, но и в благожелательном политическом климате за рубежом. Потому и последовало приглашение из Константинополя митрополита…». Великий князь надеялся, что должно было устранить возникшие претензии и подозрения, и разрядить накапливавшееся напряжение.
На этом фоне назревающего межгосударственного конфликта русско-византийские отношения резко обострились в 1039 г., когда вновь прибывший митрополит Феопемпт вдруг освятил (ещё раз!) главную святыню Руси – церковь Богородицы Десятинную. Освящение это было, скорее всего, безосновательным и носило явно демонстративный характер. Оно, вероятно, было одним из «пунктов» полученной Феопемптом перед отправкой на Русь «инструкции». Совершённое внезапно, без совета с князем, или даже вопреки его мнению, оно должно было показать не каноничность в глазах официального Константинополя прежнего освящения храма, а, вместе с ним и всей прежней деятельности русского духовенства, не исключая и его предшественников на киевской кафедре, но, в первую очередь, - владимировых «корсунских попов». Русское духовенство, таким образом, оказывалось в роли «схизматиков». Естественно, такое действие было воспринято Ярославом как оскорбление и даже кощунство, перечёркивающее и его труды. Митрополит, от которого не исходила любовь к русской пастве в Киеве был не нужен и вскоре отправился восвояси.
Как следствие произошедшего разрыва, в Византии начались притеснения русских, в том числе насельников русского монастыря на Афоне. После того как миссия русского посольства успеха не принесла, киевский князь принял решение готовиться к войне. В Новгороде уже в 1041 г. началось строительство кораблей для похода, а в Швецию вновь послали за подмогой. К осени из-за моря прибыл родственник короля, ярл Ингвар. На тридцати его кораблях находилось, приблизительно, 1200 воинов. В Ладоге к нему примкнули многие варяги, служившие на Руси.