Рыжая ступила босыми ногами на колкий снег, подпорченный вчерашней оттепелью, но не почувствовала холода. Не ощутила и порывов ветра, который рванул обтрёпанный подол. Вороны всполошились, раскаркались. Не любят эти пернатые сплетницы и воровки Рыжую, поднимают грай каждый раз, как увидят её.
Рыжая двинулась дальше, с радостным удивлением разглядывая всё вокруг. Редко, очень редко доводится увидеть этот мир. Её тень упала на грязно-белую наледь возле скамьи. Молодчик, который сидел на ней со скудной едой в руке и щурился от яркого света, бившего прямо в глаза, отвёл взгляд в сторону и поднял удивлённо брови. Понятно, он увидел тень Рыжей. Тот-то удивился, ведь он один в парке! Рыжая хотела брести себе дальше, но задержалась. Она уже знала, что у молодчика много всего на душе: тоски, забот, непростых решений. И ему предстоит тяжкий труд. Вон во что превратили большой деревянный дом — в стены без крыши, груду досок и мусора. А ему убирать. И заплатят мало, едва хватит на неделю. Этот дом Рыжей никогда не нравился, она была рада, что его сносят. А вот молодчика пожалела. Помочь ему нужно, заставить ветер унести с собой печаль и боль, солнышком согреть его лоб и руки….
Эх, сил нет. Рыжая сейчас мало что может. Разве что бликовать в лучах солнца да тащить за собой чернильную тень. Это всё, что ей осталось. Рядом с молодчиком рядом уселся пожилой человек. Рыжая присмотрелась: вовсе не пожилой. Лет ему ещё меньше, чем молодчику, да только выглядит так, что краше в гроб кладут. — Лопаешь? — спросил «пожилой», одетый в куртку с чужого плеча. — Не утерпел? А в обед что жевать будешь? Молодчик пожал плечами и отправил в рот остатки котлеты с булкой, бумажкой вытер пальцы и спрятал её в карман: рядом не было урны. «Пожилой» презрительно, как на дурачка, глянул на него — рядом полно куч мусора, в любую бросай. — Помоги куски дранки со штукатуркой перевернуть, — пристал «пожилой». — Может, найдём чё, загоним, деньжат подымем. — Нет там ничего. Ребятня уже всё излазила. Про находки — тоже ерунда. Скоро машина подъедет, ещё наработаемся, — ответил молодчик. — Скучный ты, Серёга, — помолчав, сказал «пожилой». — Таким в жизни не везёт. Рыжая была с ним полностью согласна. Этому Серёге действительно не везло с работой. С любимой тоже, девушка требовала то одно, то другое. А вот про находки совсем не ерунда. Даже обидно. — Проклятый дом, — сказал «пожилой». Он вложил в эти слова свою неустроенность и непреходящую злобу на весь мир. — Дом как дом. В нём были кружок авиамоделистов и библиотека для детей. Мой папа туда ходил. А ещё раньше на месте парка шумела слобода... И вот теперь мы разберём и вывезем, и прошлое, и память о нём, — устало возразил Серёга. Он с утра был усталым. Рыжая знала, что такое не к добру. Это её опечалило ещё сильнее. — Ты ж у нас историк, — не отстал от напарника «пожилой». — Должен все истории знать, с чего бы этот дом так долго не трогали. Торчал, как короста, в парке. В таких местах всегда что-нибудь найти можно. Пашка однажды в подвале старой двухэтажки разжился монетами. — Антоха, хорош парить мне мозги всякой ерундой. Ты давно Пашку-то видел? Он уже три года в больничке. Там ему лечат душу, — рассердился Серёга. — Не может быть! — возмутился Антоха. — Он клад нашёл, потихоньку обратил его в наличку и свалил из города. Серёга только покачал головой. Люди верят в чужую мифическую удачу и надеются, что чудо случится и в их жизни. — А хочешь, расскажу, как всё на самом деле было? — спросил Серёга. — Про Пашкин клад? — оживился Антоха. — Нет, — ответил Серёга, который ещё на первом курсе писал курсовик по истории края и про ведьмин дом тоже упоминал. — Более века назад начался в слободе пожар, огонь просто слизнул её за день. А перед этим домом остановился. Люди подумали: беда — дело рук ведьмы, которая в нём жила. И устроили самосуд, заперли ведьму с молоденькой внучкой и попытались поджечь. Не с первого раза, но злодейство им удалось. Вмешались жандармы, пожар потушили. А в доме нашли только один обгоревший труп. Кто-то из ведьм выжил. С тех пор и пошли гулять всякие домыслы о проклятии и мести. — Разве место не проклятое? — удивился Антоха. — Та ведьма и прокляла. — Может, она город спасла от огня, — не согласился Серёга. — Сто пятьдесят лет назад наш город больше, чем наполовину, был деревянным. Пожар захлебнулся как раз у дома ведьмы. — Да просто потушили, — возразил Антоха. — Потушили при ураганном ветре, который вошёл в историю вместе с пожаром? Сомнительно, — задумался Сергей.
…Рыжая ступила на талый снег, чёрный от сажи. Не весна пробудила ручейки, а пламя растопило наледь. Над головой — не ясное небо, а огненные мотыльки в облаке пепла. Не птицы поют — люди плачут, не собаки лают — злобно кричат пожарные, бьют в медный колокол на телеге. А в ушах слова бабушки, Анны Куприяновны: — Беги, Анютка, спасайся! Рыжая тогда припала к бабкиным ногам, хоть и поссорились они недавно. У неё до сих пор синяк на лбу от скалки. — Бабонька, а как же ты? Прости меня за всё! Буду по старым книгам учиться, делать, что ни скажешь. Антипку своего забуду! Только пойдём отсюда! А в избе слышался треск деревянных соседских домов, пожираемых пламенем, клубами стоял плотный сизый дым, от которого перехватывало горло. — Беги, непослушная… я огонь держать буду… — Тогда вместе, бабонька, держать будем! — Дурная голова! Как ты такую силищу держать будешь, коли не наших ты кровей? Приблуда с базара, вот ты кто! Подобрала тебя из жалости, хотела вырастить да гадать научить для пропитания. Беги из избы сей же час! Вот так Рыжая лишилась своего имени — Анна. Бабка говорила, что в их роду одно имя на всех. И мать Рыжей звали Анной. Если же она не мать ей… Рыжая ещё с большей силой стала упрашивать старуху, глаза которой через дым отсвечивали красным, а лицо почернело, как уголь: — Не брошу я тебя! Дура была, захотела убежать с Антипом. Прости. Шагу не сделаю из избы без тебя! Бабка вдруг повалилась на пол. Руки-ноги задёргались, изо рта раздался звериный вой. Рыжая кинулась к двери — на помощь звать. Но кто поможет умирающей ведунье? От двери метнулась к книжкам и бутылочкам в поставце, где обычные люди посуду держат. Может, какое-нибудь заговор или снадобье попадутся. Но застыла с раскрытой книгой посреди горенки — огня-то за окном не видно. Только ночь от дыма посреди белого дня. Бабонька беду отвела? Не будет чернеть пожарище вместо города? Бросила взгляд на старуху и заголосила: её строгая бабка стала похожей на головню. А за окном раздались злые голоса. Все хаяли Куприяновну и винили её в пожаре, подначивали друг друга спалить ведьминское логово. Рыжая закрыла лицо руками от отчаяния. Люди нажитого лишились, кто их остановит? Но старческим дрожавшим голосом закричала нищенка Потычиха. Она скиталась, воровала, клянчила и разносила худую молву. Куприяновна постоянно прикармливала убогую, но не от жалости. Словно бы Потычиха имела власть над ведуньей. — Окститесь, добры люди! Девка не родная внучка ведьме! Сгубите невинну душу! Она не в ответе за пожар! — и Потычиха забилась в кашле. — Тебе-то откуда знать? — крикнул злой голос. Толпа не сдала назад ни на шаг — так велика была бессильная злоба погорельцев. — Сама… я сама к ней дитятю привела… нашла под телегой… Подумала… Куприяновне утехой после смерти дочери будет, — задыхаясь от дыма, попыталась сказать Потычиха. Но разве послушают убогую? Лом выбил оконную раму. Рыжая отняла руки от лица и увидела глаза соседа — прежде добродушные и голубые, они были сейчас темны от лютой ненависти. Но, встретив взгляд Рыжей, сосед попятился и скрылся в толпе. В окно полетели горящие обломки. Рыжая не закричала, прося пощады, не бросилась прятаться в подпол. Просто окаменела в горе и отчаянии. И головёшки рассыпались прахом у её ног. Дым лизнул подол рубахи и рассеялся. Рыжая поняла, что сейчас она может всё, хоть и чужая в ведьминском роду. Может выйти из избы и разметать взглядом толпу. Может обрушить на людей небесную кару. Может наказать за предательство соседа, которому Куприяновна столько раз помогала. Но ведь бабонька ради людей погибла… Значит, и ей не след поступать против… Было очень трудно остановиться, обуздать силищу. Ещё труднее — позабыть обиду. Рыжая справилась, только надорвалась… Ступила на снег и растаяла в дыму.
— А-а-а! — заорал кто-то. — Вон она, молодая ведьма! Её огонь не взял! Берегись, народ, она мстить начнёт!..
— Да где ты её увидел-то? — выкрикнул кто-то.
Люди опустили головни, топоры и ломики.
— Глаза отвела и скрылась! Только её тень на снегу….
И толпа отхлынула от большого двухэтажного дома. Каждый, пряча лицо, заспешил прочь.
Подъехал грузовик, и рабочие-сдельщики принялись за грязный и малооплачиваемый труд. Антон вызвался отрывать доски встроенных шкафов, но ворчать и обижаться на всё на свете не перестал. Не было нигде клада, что поделаешь! Вдруг очередное ругательство словно застряло у него в зубах. Он воровато оглянулся, вытащил что-то и накрыл снятой курткой. Сергей лишь улыбнулся и сделал вид, что не заметил. На следующий день зима решила вернуться, засыпала обильным снегом руины дома. Сергей по обыкновению дожидался начала работ на скамье. Подошёл Антон и протянул ему свёрток: — Это по твоей части… историк. Думал, чё годное, а оказались книжонка. Да ещё непонятно от руки написанная. Ты глянь, может, в ней есть про то, где клад схоронен. Тогда добыча пополам! Сергей посмотрел на заскорузлый, объеденный мышами кусок кожи, в который была завернута прошитая тетрадь, и вдруг заинтересовался: — Это отчёт брандмайора пожарной службы… Кто ж его припрятал? Или случайно завалился и не был утилизован… Да, Антоха, это клад. Как у тебя глаза заблестели-то!.. Не продашь ты его, никому он не нужен. Разве что для пополнения фактов истории нашего города. Дай полистать. Антоха неохотно, с недоверием протянул тетрадь. Сергей прочёл несколько страниц и сказал: — Тут кое-что проясняется о пожаре. Начался он на постоялом дворе с лабазами, сенниками и конюшнями. Один приезжий из харчевни вышел, до гостевого дома не добрался, спьяну трубку в сено уронил, и пошло полыхать… Огонь и вправду остановился на доме так называемой ведьмы. Хорошо, что всё днём случилось, из жертв, не считая обожжённых, только одна ведьма указана. И это просто чудо какое-то!.. Невероятно при бедствии такого масштаба. В поджигательстве никто уличён не был. Странно как-то… Легенды говорят другое о проклятии и мести. Антоха слушал напарника и хмурился. На что ему отчёты и легенды? Может, удастся эту тетрадь коллекционерам продать? А Сергей продолжил рассуждать: — Такое впечатление, будто кто-то захотел открыть нам правду. Вот и сохранил отчёты, написанные ради формальности. Для чего же ещё? — задумался Сергей. — Кто-то очень постарался защитить слободчан, мол, не виновны они в злодействе, не жгли ведьму. Брандмайор? Становой пристав? А если не жгли, не было и проклятия. На пустом месте возникла легенда. — Вот чёрт, шпана зайчиков пускает, что ли! — воскликнул Антон и заслонился рукой от вспышки. Сергей тоже разинул рот от удивления: перед ними воссияло маленькое солнце. Потом свечение потеряло яркость и словно растаяло в воздухе. Секунду-другую за снег цеплялась тень, но и она исчезла.
— Слушай, Антоха, я сейчас подумал, что вот это всё, — Антон постучал по переплёту тетради: — Это всё нужно если не в историю города внести, то очерк написать. Или даже рассказ. Сергей и Антон глубоко вдыхали морозный воздух, в нём слышался пряный и пьянящий запах оттепелей. И здоровье, надежда, бодрость вливались в кровь. Сергей и Антон откуда-то узнали, что следующее утро будет совершенно другим.
А что могла сделать для них ведьма, уходя навсегда? Парни без всякого колдовства сделали для неё больше.
…Рыжая ступила на снег и поморщилась: он присыпал колкие льдинки, которые сразу же ужалили ступни. Ничего страшного, она на свободе. Напрасно всю зиму бабонька прятала катанки и чирки, напрасно на ключ запирала дверь, чтобы Рыжая не убежала. Её ничто не удержит. Бабонька в неё так и не смогла поверить, а внучка на многое горазда: и через стены пройти, и через камень, через прошлое и нынешнее. Всё для того, чтобы убежать с Антипом, своим любушкой, на край света. Скрыться в том самом дне, когда они были счастливы и полны надежд. Антип расплетёт её косу, станет наматывать на пальцы рыжие, как огонь, прядки, ласково прошепчет: «Анютка моя». И мир сложится правильно, как это всегда бывает на небесах. А на земле не будет привязчивой тени, ведь никто из ныне живущих её не заслужил — тени из глубины веков.